Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов

заставят его переехать в Лондон.

Здоровье все же возвращается к нему, и он завершает опыты по электричеству, описывает их в брошюре и посылает ее на конкурс в академию Руана. И вдруг неожиданная удача. Провинциальная академия, каких тогда было много, удостаивает его премии! Этот весьма скромный научный успех Марата оказался последним. Он все упорнее раздумывает о том, чтобы уехать из Франции и искать славы в другом месте. По некоторым данным, в это время Марату предлагают поступить на службу одного из «северных дворов». Речь может идти либо о России, либо о Швеции. Марат предпочитает Лондон. Неожиданно ему представляется другая возможность, которая необычайно увлекает его.

Друг Марата, уже упоминавшийся Рум де Сен-Лоран с апреля 1783 года находился в Мадриде, в столице самого отсталого, самого обскурантистского королевства Европы. Правивший там Карл III и его министр Флоридобланка решили провести реформы, чтобы модернизировать это захолустье, представление о котором прекрасно передают знаменитые офорты Гойи. Речь зашла, в частности, об учреждении в Испании Академии наук. Рум де Сен-Лоран предложил министру кандидатуру Марата на пост главы будущей академии. Флоридобланка согласился с этой идеей, заметив, что, естественно, придется навести справки через испанское посольство в Париже о личности и репутации будущего руководителя академии. Марат с воодушевлением отнесся к предложению, о котором сообщил ему друг из Мадрида. Между Парижем и Мадридом завязывается оживленная переписка. Сохранившиеся у Рума десять писем Марата, полученные им в период от июня до ноября 1783 года, рисуют нам облик Марата, совершенно не соответствующий лубочным портретам-биографиям Друга народа.

Неизвестно, какую гамму чувств испытал Марат, давая свое согласие поступить на службу одного из самых реакционных, консервативных и отсталых королевских дворов. Ясно только, что больше всего Марат боялся, как бы его кандидатуру не забраковали. Кроме того, он понимал, что если в Париже узнают о его намерениях, то он потеряет службу при дворе графа д'Артуа. Но была и другая причина для опасений, которую Марат тщательно скрывал от Рума. Ведь именно в это время только что вышла в свет его работа «План уголовного законодательства». Что, если в Мадриде узнают о содержании этой крайне революционной книги? А «Цепи рабства», где содержится программа насильственной революции? Как же поступает Марат, если судить по его письмам? Они открывают картину по меньшей мере трагикомическую, даже невероятную в свете позднейшей революционной репутации Марата. Действительно, вот что писал автор «Цепей рабства» и «Плана законодательства» собственной рукой в начале июля 1783 года в Мадрид: «Близко знакомые со мной люди хорошо знают, что нет оснований опасаться человека, который всегда уважал правительство, законы, нравы страны, где он находился, и который никогда не сделает ничего, что могло бы запачкать его репутацию, которой он всецело предан».

Марат в своих письмах пытается заранее, на случай получения о нем неблагоприятной информации, оградить свою благонамеренность, чтобы Мадрид не взял обратно соблазнительного для него предложения: «К моей радости примешивается досада, когда я думаю, что господин посол услышит, может быть, вопли наших философов, для которых даже вера в бога является преступлением». И он добавляет: «Сколько почтенных духовных лиц я мог бы выставить в качестве гарантов!» Марат деист в духе Руссо, и в его книгах содержатся бичующие пассажи против церкви, но теперь он отрекается от всех своих убеждений. В письме от 20 сентября он пишет Руму: «Бесспорно, мы с вами вдвоем испытываем одинаковое уважение к Святейшей Религии, но ваши взгляды на средства служения ее делу более плодотворны, чем мои, и я восхищаюсь вашей мудростью в этом отношении, испытывая благородное стремление стать вашим соперником в этом служении».

Поистине, его католическое величество и сама священная инквизиция, процветавшая в Испании, имели шанс обрести надежнейшего слугу трона и алтаря! Может быть, Марат стремился в Испанию, чтобы осуществить там свои революционные планы? Вряд ли, ибо не было в Европе страны, где деспотизм был так прочен, как в Испании. Увы, речь шла о самом банальном и жалком отречении…

Марат так рвался уехать в Испанию, что начал усиленно заниматься испанским языком. Кстати, в одном из писем он пишет: «Что касается моего сердца, то оно давно испанское». Вспомнив о своем испанском происхождении по отцовской линии, он начинает хлопотать о получении доказательств принадлежности к дворянству. Марат приобретает для запечатывания своих писем Руму печатку с каким-то фантастическим дворянским гербом. Рум, видимо, поверил ему и на своих письмах писал: «Господину де Марату». Опять эта пресловутая дворянская приставка, которой грешили Робеспьер и Дантон. Но Марат? Это кажется немыслимым. Однако так было.

Приготовления Марата к совершению новой для него роли оказались напрасными. В начале ноября Рум информирует его, что дело приобретает дурной оборот, ибо в Мадрид якобы поступили письма, в которых Марат «изображен в самых черных красках». Его обвиняют в невежестве, бездарности, в шарлатанстве, изображают человеком, который много обещает, но неспособен выполнять свои обещания…

20 ноября 1783 года Марат посылает Руму огромное письмо, сопровождаемое кучей разных оправдательных материалов для представления их министру. Он описывает всю свою жизнь в неожиданно лучезарном свете благонамеренного подданного короля. Он изображает себя жертвой интриг философов, этих чудовищ, которые «уже разработали ужасный проект ликвидации всех религиозных корпораций и уничтожения самой религии». Разумеется, он не пишет ни слова о своем участии в политической жизни Англии, как и о некоторых своих трудах, таких, как «Цепи» и «План». Рум снимает копию со всех материалов и передает документы министру Флоридобланка. Но Марату все же отказывают в обещанной и вожделенной должности.

В начале 1784 года он теряет и свою прежнюю, хотя и скромную, но надежную должность врача лейб-гвардии графа д'Артуа. Теряет он и свое жалованье, а времена богатой клиентуры прошли. Примерно в это же время из его жизни как-то уходит маркиза Лобеспан. Не может больше Марат и пользоваться услугами секретаря аббата Филасьера. Марат оставляет обширную квартиру и переезжает в более скромную на улице Вье-Коломбье. Ему 41 год, и наступают наиболее трудные годы его жизни.

«ДАР ОТЕЧЕСТВУ»

Надо отдать должное Марату: неудачи и провалы не обескураживают его. В 1784 году, кроме «Медицинского электричества», он завершает «Элементарные понятия оптики». Новую работу он публикует