Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский

– Я нет. Но я верю в единого Бога.

Старик кивнул и пригласил гостей войти в церковь. Их встретили побеленные голые стены и общий убогий вид. Они задержались перед скромным деревянным алтарем, украшенным какой-то любительской картиной. Над алтарем на стене был укреплен большой крест, напоминающий древнеегипетский символ жизни. У подножия алтаря лежали букетики из цветов и трав. Глинобитный пол покрывали циновки, как в мечети. Монах опустился на колени. Молился он на арабский манер, отбивая поклоны. Смуге ничего не оставалось, как тоже опуститься на колени. Абер уважительно склонил голову.

Жилище отшельника было таким же скромным, как он сам и его церковь. Хозяин усадил гостей за стол, поставил перед ними кувшин с козьим молоком и тарелку с финиками. Потекла спокойная, неторопливая беседа. Когда гостям, наконец, удалось изложить, что их сюда привело, монах заметно обеспокоился.

– Вы говорите, они шли сюда, в Мединет Хабу и ко мне… У нас такое нередко бывает… – он замолчал, на минуту задумался.

– Ну что ж, завтра воскресенье, будут прихожане. Я поговорю, может, кто-то что-то видел. Я дам вам знать, пришлю кого-нибудь в лагерь, – подвел монах итог разговору.

Несмотря на усталость, гости, подгоняемые тревогой, не остались на ночлег, отправившись назад, в лагерь.

* * *

Уже несколько дней Садим был в печали. Дети старались не попадаться ему на глаза, а на жену, которая осмелилась его о чем-то спросить, он рявкнул с такой злостью, что та в испуге убежала. Как это было в его обычае, к вечеру он вышел из дома и направился к скалам, окружавшим деревню. Ему хотелось посидеть над обрывом, отдохнуть, глядя на долину Нила. Солнце медленно клонилось к западу, когда он добрался до места.

– Садим, – вдруг услышал он свое имя и увидел вожака.

– Да… господин…

– Почему ты шатаешься вокруг лагеря гяуров?

– Я не шатаюсь, господин. Просто так…

– Ты ведь знаешь, что плохо выполнил задание.

– Нет, господин! Я сделал все, как ты сказал.

– Женщина жива и здорова.

– Я завалил выход…

– А она выбралась. Что ты на это скажешь?

– Я не знаю, господин.

Вожак шаг за шагом приближался к нему, а Садим шаг за шагом отступал к обрыву.

– Садим, ты хочешь меня предать?

– Нет, господин, нет! Я… Я сделал все, как ты сказал.

– Я вижу измену в твоих глазах. Вижу…

Вожак захохотал диким смехом.

– Господин, – простонал Садим. – Пощади! Не убивай!

– Убивать тебя? Я? Тебя? Я, владыка Долины – тебя, прислужника? Я не убиваю людей! – он сделал шаг к Садиму, второй, третий… Тот в ужасе, не отрывая взгляда от глаз вожака, резко отступил назад, закачался и рухнул в пропасть. Громкий крик заметался между скал, ему вторил короткий жуткий смех. Эхо разнесло этот крик и этот смех, будто плакали горы.

– Я не убиваю людей, – повторил «фараон». – Они сами за меня это сделают.

И он растворился в темноте.

Вильмовский вернулся в лагерь с двумя полицейскими из Луксора и целой командой рабочих. Один полицейский вместе с рабочими и Абером немедля отправился к пещере, чтобы расчистить засыпанный вход, поставить охрану, составить рапорт. Второй, родом из деревни Эль-Курна, остался в лагере.

– Меня зовут Мухаммед Расул, – представился он. – Я привез с собой телеграмму из Каира для господина Смуги.

– Из британского посольства, – сказал Смуга и прочитал вслух: «О вас знаю – точка – возвращайтесь немедленно».

– Вместе с телеграммой пришло распоряжение, чтобы найти вас в луксорской гостинице, либо на западном берегу Нила, – продолжал полицейский.

– Когда поступило это сообщение?

– Вчера вечером. Мы оставили известие в «Винтер палас», поскольку вы там значились.

– Увы, слишком поздно! Вы видите, в каком мы положении.

– Вижу! Мы этим делом занимаемся, уже давно ищем «фараона», да пока напрасно. Но о вашем приезде нам ничего не было известно, – сказал полицейский с упреком в голосе.

– Мы договорились встретиться здесь с друзьями. Если бы так и было, у нас оказалось бы достаточно информации, чтобы связаться с полицией, – пояснил Смуга. – А тем временем друзья исчезли, жену одного из них пытались убить.

– Сделаем все что в наших силах, – ответил Мухаммед, использовав ничего не значащие заверения, которыми пользуются все полиции мира. Затем добавил:

– Я откомандирован в ваше распоряжение. Пока могу только сказать, что семейство Расул не имело к этому делу никакого отношения. Кто-то хотел направить вас по фальшивому следу. Прошу принять мои заверения, что это дело стадо моим личным делом.

– Господин Расул – прекрасный проводник, как и многие другие жители Эль-Курна, и большой знаток окрестных пустынь, – заметил Вильмовский.

Абер вернулся к полудню, а вечером прибыл посланец от монаха-копта из Мединет Хабу. Посланец что-то нес без складу и ладу и, естественно, по-арабски. Переводил, как обычно, Абер.

– Он видел двух мужчин и мальчика, европейцев. Направлялись к Мединет Хабу. На них напали арабы, связали, посадили на лошадей и верблюдов и поехали на запад. Этот человек все видел, он прятался между скал. Он ужасно испугался и не хотел ничего говорить, но аббуна[121] его убедил, и вот он пришел чтобы нам все рассказать.

– Спроси, помнит ли он какие-нибудь подробности, – попросил Смуга.

Абер поговорил с посланцем, потом сказал:

– Он говорит, что ничего особенного не может сообщить. Нападающие действовали так умело, и все произошло столь быстро, что ему мало что запомнилось. Кроме того, вся эта борьба подняла тучи пыли. Его только удивило, что некоторые из нападающих, собирающихся в пустыню, взяли лошадей.

Разговор не принес ничего нового. Копт ушел, довольный щедрым бакшишем, а путешественники окончательно уверовали в то, что Томаша, Новицкого и Патрика похитили. Когда они известили об этом Расула, тот задумался.

– Этот человек сказал, что часть нападающих была верхом?

– Совершенно верно, – подтвердил Абер.

– Странно. Очень странно. Это должно означать, что они не собирались их далеко везти. Стоит обыскать ближайшие стоянки бедуинов… Так или иначе, рано утром отправляемся в пустыню.

События опять поскакали галопом. На рассвете Смуга выехал с Расулом и его людьми, прихватив с собой Динго, тот мог понадобиться при обыске бедуинских стоянок. Вильмовский, Абер и Салли остались в лагере, чтобы на месте согласовать поиски, поддерживать связь с властями. Полиция пока не сделала ничего, кроме того, что направила Расула и двух полицейских, днем и ночью охраняющих лагерь. Оставалось сидеть в бездействии и ждать. Хуже всех переносила это состояние Салли.

Перед наступлением вечера от нечего делать она пошла к колоссам Мемнона. К ней подошла какая-то арабка и с плачем стала ей что-то говорить. Немедленно рядом оказался вооруженный Вильмовский. Женщину отвели в лагерь, пригласили Абера.