Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Эдвард Радзинский

Тут в следственном деле Джугашвили мелькнула еще одна фамилия, которой предстоит стать знаменитой: Молотов.

Молотов — партийная кличка революционера Вячеслава Скрябина. Под этой фамилией будущий министр иностранных дел СССР будет делить Европу и войдет в мировую историю.

Я просматриваю его скудный фонд в Партийном архиве. Автобиография, которую он написал в девятнадцать лет при аресте… Будущий министр тоже не доучился: в Казанском реальном училище он создал тайную революционную организацию, за что был исключен и отправлен в ссылку под надзор полиции — в тот же Сольвычегодск.

Итак, они были рядом, правда, в разное время. Судьбе угодно было отсрочить их встречу: в те дни, когда Коба покинул Сольвычегодск и бежал в Петербург, его будущий верный соратник там только появился. Причем вначале — в том же гостеприимном доме Кузаковой!

Романы молодых ссыльных… Как молоды они были, как полны надежд, тогда, на пороге второго десятилетия юного века… Их века, который принесет этим безызвестным людям власть и славу. А потом и гибель — большинству.

Введен в ЦК лично Лениным

В конце декабря 1911 года Коба прибыл в Вологду. Было Рождество, город радостно встречал великий праздник.

В новом году к Кобе вернулась удача. Орджоникидзе — давний друг и видный функционер партии — приезжает к нему в Вологду.

Григорий Орджоникидзе (партийная кличка Серго) моложе Кобы — он родился в 1886 году в дворянской грузинской семье. С семнадцати лет вступил в революционное движение, арестовывался, сидел в тюрьме, потом эмигрировал, жил во Франции, учился в большевистской партийной школе в Лонжюмо…

Орджоникидзе был известен в партии своим темпераментом и яростной манерой громогласно спорить, вернее, кричать на оппонентов. На одном из съездов партии его даже не захотели избрать в ЦК, но Ленин, ценивший его преданность, схитрил — объявил, что Серго глуховат на одно ухо и потому так кричит.

В 1912 году Орджоникидзе был нелегально послан Лениным в Россию — работать в подполье.

Орджоникидзе и рассказал Кобе об удивительных событиях, произошедших в партии: неутомимый Ленин совершил переворот! После поражения революции рядовые члены партии — и меньшевики, и большевики — стремились уничтожить раскол. Это подогревалось нехваткой средств у меньшевиков. Они пытались обсудить вопрос о шмидтовском наследстве, завещанном всей РСДРП и захваченном большевиками. Было принято решение о созыве Всероссийской конференции РСДРП для окончательного объединения враждующих. Но мало кто верил в это объединение.

«Разумеется, на такой конференции кучка драчунов, живущих за границей, будет состязаться в крикливости… и ожидать чего-то путного от этих петухов — чистейший самообман», — саркастически заметила Роза Люксембург.

Но она не знала Ленина. Ему нужно было только показать партии: мы сделали все для объединения. После чего, обвинив меньшевиков в нежелании сотрудничать, в январе 1912 года Ленин открыто произвел переворот. Он созвал конференцию большевиков в Праге, и она провозгласила себя единственным представителем РСДРП, избрала большевистский ЦК. Среди членов нового ЦК были Ленин, Зиновьев, тот же Орджоникидзе, принимавший самое активное участие в подготовке пражского переворота, и прочие. Но Кобы среди них не было.

Коба был введен в ЦК позже — лично Лениным.

Возмущенные письма от Плеханова, от Троцкого, от лидеров меньшевиков, от немецких социалистов Ленин попросту игнорировал.

Это тоже было составной частью искусства Вождя нового века: абсолютное наплевательство на общественное мнение. Коба успешно постигнет и это.

Орджоникидзе сообщил Кобе волю Вождя: Ленин потребовал его побега. И через несколько дней после свидания с Орджоникидзе, 29 февраля 1912 года, он в очередной раз бежит.

Сбежав из ссылки, Коба развивает бешеную деятельность. Сначала посещает родной Тифлис — соскучился по солнцу в безысходной Сибири. Потом отправляется в Петербург, по дороге инспектируя провинциальные комитеты.

Полиция заботливо рисует его портрет: «Лицо в оспенных пятнах, глаза карие, усы черные, нос обыкновенный. Особые приметы: над правой бровью родинка, левая рука в локте не разгибается».

Революционерка Вера Швейцер дополняет:

«На обратном пути в Петербург он заехал в Ростов. Он оставил мне директивы для работы Донского комитета. В это время ЦК почти весь сидел… Мы дошли до вокзала пешком и, маскируя нашу встречу, выпили по чашечке кофе и провели вместе два часа до поезда. Он был в демисезонном пальто черного цвета. На нем была темно-серая, почти черная шляпа, и сам он был худой, а лицо смуглое…»

Все то же пальто, все та же шляпа. Черный человек.

Выборы в Государственную думу очень волнуют Ленина. Ради них он уже пожертвовал самыми близкими людьми — направил на избирательную кампанию Инессу Арманд и Георгия Сафарова. Арманд — возлюбленная Ленина, с существованием которой приходится мириться Крупской. Сафаров в то время выполнял секретарские обязанности при Вожде.

Крупская: «Инесса и Сафаров, которых Ильич накачал инструкциями, были тотчас арестованы в Петербурге».

И тогда Ленин заставил бежать Кобу.

В Петербург Коба доехал благополучно.

После революции Сафаров станет одним из руководителей Красного Урала и подпишет решение о расстреле царской семьи.

Через два десятка лет он сам будет расстрелян Сталиным.

Фантастическое путешествие

В Петербурге Коба руководит избирательной кампанией. Здесь он встречает Скрябина-Молотова, также нелегально проживающего в столице. К ним присоединяется еще один подпольный революционер — Свердлов.

На этот раз Коба — очень подозрителен. Обычно аресты производятся ночью — теперь он не возвращается домой ночевать. После сходок с рабочими, где обсуждается тактика кампании, он бродит всю ночь по извозчичьим чайным и трактирам. В махорочном чаду, среди дремлющих за столами пьяниц и извозчиков Коба дожидается утра. От усталости и бессонных ночей он еле держится на ногах.

И все-таки петербургская весна закончилась арестом. Но если в сентябре 1911 года он был на свободе ровно три дня, то теперь — несколько недель. 22 апреля его арестовали. На этот раз ему не удалось уехать в хорошо знакомую Вологду — его отправляют в суровый Нарымский край. Но Коба не стал дожидаться ледяной нарымской зимы и уже 1 сентября бежал! В пятый раз!

В делах Департамента полиции есть телеграмма: «Джугашвили бежал из Нарымского края… намерен направиться к Ленину на совещание. В случае обнаружения наблюдения просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу…»

Но почему-то ему опять разрешают благополучно переправиться через границу!

Он направляется сначала в Краков к Ленину, потом в ноябре преспокойно возвращается в Петербург, чтобы уже в конце декабря… вновь беспрепятственно вернуться в Краков на февральское совещание ЦК. И при этом у него нет заграничного паспорта! Но как? Как все это удалось?

Вот его собственное объяснение, пересказанное старшей дочерью Аллилуева — Анной.

Оказывается, адреса человека, который должен переправить его через границу, у Кобы не было. Но он встречает на базаре поляка-сапожника, и, когда тот узнает, что отец Кобы тоже был сапожник и бедняк в Грузии, которую так же угнетают, как Польшу, тотчас соглашается перевести его через границу. На прощание, не взяв денег, поляк говорит Кобе: «Мы, сыны угнетенных наций, должны помогать друг другу». «Я слышала этот рассказ, — пишет Аллилуева, — много лет спустя после революции… Он, смеясь, рассказывал нам».

Действительно, такое можно рассказывать только наивным девушкам и только смеясь. Так что по-прежнему остается открытым вопрос: как же он без заграничного паспорта, при предупрежденной о его маршруте полиции сумел дважды пересечь границу?

Череда нудных, одинаковых вопросов без ответа.

«Чудесный грузин» из стали

За границей Коба наблюдает привольную жизнь большевистской эмиграции: споры о революции в кафе за чашечкой кофе. С иными живут жены, дети — нормальная жизнь, на которую он и ему подобные нелегалы в нечеловеческих условиях зарабатывают деньги в России.

Здесь у него была возможность наконец-то поговорить с Лениным. О чем они говорили? Наверное, о том же, о чем Ленин беседовал, к примеру, с Николаем Валентиновым и прочими симпатичными ему революционерами. Валентинов пересказал эти беседы.

Тема номер один — «кровавый марксизм».

«Быть марксистом, — говорил Ленин Валентинову, — это не значит выучить формулы марксизма… выучить сможет и попугай… чтобы быть марксистом, нужна соответствующая психология — то, что называют якобинством».