Былой войны разрозненные строки - Ефим Гольбрайх

Можно, конечно, сказать, что ехали в нечеловеческих условиях. Но так сказать значит, ничего не сказать. Двери вагона не открывались. Умершие подолгу лежали среди живых. Один раз в день давали баланду, для этого в стене вагона было прорублено отверстие. Никакой посуды у пленных не было, кто подставлял пилотку, кто просто ладони. Худойкул брал «еду» в подол гимнастерки. От этого она вскоре сгнила, и почти все проливалось.

От голода и нечеловеческих условий многие себя потеряли. В вагоне стало действовать право сильного. Кто посильнее, ухитрялся получить и два раза, слабых к окошку не подпускали, отталкивали, и они, обессилевшие, тихо и незаметно умирали в своих углах. За месяц пути Худойкулу удалось получить баланду не более пятнадцати раз. Человек десять-двенадцать скончались от голода.

Наконец привезли. Худойкул удивился охрана в беретах! Попробовал спросить по-немецки не понимают, по-русски тем более. Говорят в нос. Французы! Так вот куда занесла судьба!

Подошел декабрь сорок третьего года. Охрана стала перегонять колонну в другое место. Шли ночью. В полночь налетел невиданной силы ураганный ветер, ломал, вырывал с корнем деревья. Пошел град со снегом. Темно, не видно друг друга, но не видно и охраны. Вот случай! Другого не будет. Надо до утра уйти подальше от этого места..

Соскользнул в канаву. Вода шла через голову. С трудом выбрался. Прошел километра полтора, повстречался еще один пленный. Оба почти голые, в тряпках, исхудавшие до невозможности. Посмотрели друг на друга и заплакали. Стали замерзать. Поняли, что умрут.

Невдалеке прошел мужчина в берете. Француз. Оглядел их, ничего не сказал. Ушел. За полицаями? Но двигаться все равно не было сил. Минут через двадцать француз вернулся, принес две бутылки молока и по булочке. Жестами объяснил: кушайте понемножку, заболеете.

Но и от этой еды им стало плохо… Худойкул увидал в яме два трупа, по ним уже ползали черви. Но возле них лежали два немецких автомата! И две коробки с патронами! «Гриша! Иди сюда!.» «Это нам Бог послал», сказал Григорий. На немцах оказалось еще целое обмундирование. Григорий он был покрепче забрался в яму, снял с немцев брюки, куртки, сапоги. Сапоги были Худойкулу велики, но какое это имело значение!

На следующий день француз пришел снова. Увидев двух немецких солдат, да еще с автоматами, он кинулся бежать. Насилу его остановили. Француз оказался работником в ближайшем хозяйстве, повел их в имение, завел в конюшню и закидал сеном. Каждый день приносил поесть, выходили они только ночью. Однажды во дворе остановилось несколько немецких фур. Солдаты стали брать сено для лошадей! Григорий и Худойкул приготовили автоматы. Но все обошлось. Жестами они объяснили своему спасителю, что хотят в партизаны. Он понял и ночью повел их в лес, километров за двадцать от населенного пункта.

Отряд был небольшой, но приняли охотно, тем более с оружием. Когда союзники открыли, наконец, второй фронт, партизанский отряд, разросшийся к тому времени до двухсот человек, получил задание задержать и уничтожить большую немецкую колонну. Каждому выдали по две гранаты и по бутылке с бензином забросать и поджечь немецкие машины. Подошла колонна. Вышел немецкий офицер и стал сверять с картой указатели, которые партизаны предусмотрительно развернули в другую сторону. Командир подал условный сигнал, и в немцев полетели гранаты, бутылки с горючей смесью, затрещали автоматные очереди.

Но и немцы не растерялись, успели сообщить своим, и начался сильнейший артиллерийский налет. Все смешалось. Солнца не стало видно, Худойкул успел заранее отрыть подбрустверный окоп, а то бы не уцелеть. Налет длился минут двадцать. Траншею сравняло с землей. Все перерыто, перекорежено. Многие партизаны погибли. Погиб и товарищ Худойкула по побегу Григорий…

Зверски хотелось пить. Рот и нос были забиты землей. Вспомнил, где была лужа, кинулся, она была закидана землей, стал разгребать, откапывать и только добрался до воды и наклонился — налетели какие-то совершенно черные люди в незнакомой военной форме, что-то кричали на непонятном языке, подняли на руки, сунули в рот какую-то таблетку и, непрерывно галдя и радостно жестикулируя, куда-то потащили. С трудом вспомнил: когда-то учитель в школе говорил, что есть такие черные люди — негры. А «таблетка» это жвачка, или, как тогда говорили жевательная резинка. Это и были негры.

Американская армия.

Кончилась война. Французы сказали: кто хочет вернуться на родину записывайтесь. Сначала летели самолетом, потом три дня шли пешком. Подошли к мосту. На американской стороне все тихо, спокойно, а на нашей играют оркестры, развеваются флаги, висят лозунги, во всю мощь работает радио, звучит музыка.

Худойкул страшно разволновался. От волнения не мог говорить. Собственно, это была еще Германия, но наши. Наши!

Обмен происходил на мосту, и процедура была до удивления проста: один к одному. С нашей стороны сто человек: французы, бельгийцы, итальянцы кого только не было! И на нашу сторону сто человек. Столовая и кинотеатр работали беспрерывно. Так прожили с неделю. Приехала комиссия. Офицеры объявили: У кого есть документы предъявите! У Худойкула был документ, выданный французскими властями. У кого не было куда-то увезли. Куда неизвестно. (Это тогда было неизвестно, Теперь известно в лагеря НКВД.)

Ему повезло. У него была справка, и его не отправили в лагерь. Но справка затерялась в архивах КГБ, и в течение сорока лет он не считался ветераном войны: был в плену и все, весь разговор. Мне понадобился целый год упорных поисков и хлопот, пока удалось обнаружить и получить эту справку из недоступных архивов КГБ, и Худойкул Мукумов получил через столько лет(!) удостоверение участника войны и орден.

А другие?

Штрафная рота

В штрафную роту я попросился сам.

Солдат, как, впрочем, и офицер, на войне своей судьбы не выбирает, куда пошлют, туда и пойдешь. Но при назначении на должность в штрафную роту формально требовалось согласие.

Штрафные роты были созданы по приказу Сталина № 227 (правильно 00227,т. е. секретный) от 28 июля 1942 года, известному, как приказ «ни шагу назад», после сдачи Новочеркасска и Ростова. В результате «ростовской катастрофы» выражение, некоторое время фигурировавшее в военно-исторической литературе, затем бесследно исчезнувшее, Красная Армия откатилась к Волге, началась Сталинградская битва, и положение страны стало критическим, вера в победу на пределе.

… В каждой общевойсковой армии три штрафных роты. Воздушные и танковые армии штрафных подразделений не имели и направляли своих штрафников в общевойсковые. На передовой находились две штрафных роты. В них из соседних полков ежедневно прибывало пополнение: один-два человека. Любой командир полка имел право своим приказом отправить в штрафную роту солдата или сержанта, но не офицера. Сопровождавший приносил выписку из приказа, получал «роспись» в получении и все формальности. За что? Невыполнение приказа, проявление трусости в бою, оскорбление старшего начальника, драка, воровство, самоволка. Штат штрафной роты: восемь офицеров, четыре сержанта и двенадцать лошадей находится при армейском запасном полку и в ожидании пополнения потихоньку пропивает трофеи…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});