Великая. История «железной» Маргарет - Маргарет Тэтчер

Потом состоялась встреча с Реджи Модлингом. Он был удивлен, когда я сделала его министром иностранных дел теневого кабинета. Тогда это назначение было принято хорошо, но оно себя не оправдало. Столь же чужим для меня был Ян Гилмор. Ему не хватало политического веса, но я ценила его интеллект. Я пригласила его стать теневым министром внутренних дел.

Майкл Хезелтайн как личность был ярче, чем Ян, хотя они придерживались близких взглядов. Я попросила его остаться на посту теневого министра промышленности. Эта должность открывала возможности для реализации его талантов в борьбе с главными предложениями лейбористского правительства о национализации. Тогда я не понимала, насколько он был приверженцем государственного вмешательства, что для меня было совершенно неприемлемо.

Питера Кэррингтона я попросила остаться на посту лидера Палаты лордов. У меня не было иллюзий относительно позиции Питера: он не разделял моих взглядов. Но в период, когда тори оказались в оппозиции, он был полезен в качестве лидера тори в верхней палате, а как бывший министр обороны и международный бизнесмен обладал большим опытом во внешней политике. Надо сказать, что в кабинете он часто держался неприемлемой для меня позиции по экономическим вопросам, но никогда не позволял таким разногласиям разрушить единство по более общим обязательствам. Он привнес стиль, опыт, остроумие и, хотя это может показаться несколько некорректным, класс.

Я чувствовала себя обязанной предложить Джеффри Хау пост в теневом кабинете просто потому, что он был моим соперником в борьбе за лидерство, а я хотела сплотить партию. Сделать его теневым канцлером было удачным решением. Джеффри теперь должен был одновременно преодолевать наши разногласия во взглядах на экономическую политику и защищать нашу позицию в парламенте. К тому времени, когда наше пребывание в оппозиции подходило к концу, он стал просто незаменим.

После долгих размышлений я решила оставить Джима Прайера на посту теневого министра по вопросам трудоустройства. Это было воспринято как знак, что у меня нет планов о фундаментальной реформе закона о профсоюзах. Джим был убежден, что наша цель – дать понять, что мы одобряем существующий закон о профсоюзах, хотя и с некоторыми изменениями, и что мы рассматриваем профсоюзных лидеров как людей, с которыми можно иметь дело. Такой подход имел больше смысла в начале оппозиции, чем в ее конце.

Эри Нив уже сказал мне в частном разговоре, что единственный пост, который его интересует, это теневой министр по делам Северной Ирландии. Его интеллектуальные знакомства, мужество и проницательность вполне соответствовали этой трудной и во многом неблагодарной должности.

Остальные назначения были менее важны стратегически. Два предложения присоединиться к теневому кабинету были отвергнуты, одно Джоном Биффеном, который на самом деле присоединился позже, а второе Эдвардом дю Канном. Эдвард остался председателем «Комитета 1922 года», что было для меня гораздо более полезным.

На следующий день (во вторник) мне предстояло осуществить менее приятное дело. В 10.30 вошел Питер Уокер. Наши отношения не были теплыми. Он был одним из самых влиятельных членов внутреннего круга Теда и энергично и красноречиво противостоял всему, что считали полезным мы с Китом. Естественно, он должен был уйти. Затем я встретилась с Николасом Скоттом, теневым министром по жилищным вопросам. Проблема была решена уже тем, что я присоединила департамент по жилищному строительству к более крупному Министерству по вопросам окружающей среды. И, наконец, состоялся разговор с Робертом Карром. Я сказала ему, что отдала должность теневого министра иностранных дел Реджи Модлингу. Мне не нужен был еще один сильный противник в команде.

Опубликованный список теневого кабинета (куда позднее были добавлены Питер Торникрофт как председатель партии и Ангус Мод как председатель Исследовательского отдела) был воспринят как компромиссный. Это раздражало левое крыло партии, которому не понравилось, что в кабинет не вошли Р. Карр, П. Уокер и Н. Скотт. Разочаровано было и правое крыло, обеспокоенное возвращением Р. Модлинга, и тем, что не Кит, а Джеффри стал теневым канцлером, а также тем, что не было ни одного нового лица из рядовых членов парламента правого крыла.

Принимая во внимание хрупкость моей позиции и необходимость уравновесить силы теневого кабинета, чтобы объединить партию, это была сравнительно успешная операция. В казначействе была создана команда, разделявшая наши с Китом взгляды на экономику свободного рынка, то есть перевес сил в кабинете сдвинулся в мою пользу. Мне казалось, я могу рассчитывать на поддержку такой команды, но я знала, что не могу рассчитывать на полное единодушие даже по узловым вопросам.

Эри Нив и я решили, что нужны изменения в Центральном офисе Консервативной партии. Конституционно Центральный офис – это лидер партийного управления: события во время лидерской кампании убедили меня, что некоторым из сотрудников Центрального офиса будет трудно действовать таким же образом под моим началом. Я хотела, чтобы председателем Центрального офиса был эффективный администратор, имеющий деловые связи, который был бы мне верен. Я всегда восхищалась Питером Торникрофтом и была уверена, что его смелая отставка из-за вопроса о государственных расходах в 1958 г. была сигналом, знаменующим поворот послевоенной Консервативной партии в неверном направлении.

Как представитель старшего поколения, которое было у власти в партии, когда я только начинала работать в парламенте, и как председатель совета директоров нескольких компаний Питер казался мне подходящим для этой роли. Но как его убедить? Оказалось, что Уилли Уайтлоу был с ним в хороших отношениях, и Уилли убедил его занять пост. Эта работа потребовала бы и от более молодого человека много энергии, ибо председатель партии поддерживает моральный дух даже в самые трудные времена, а нам предстояло пережить несколько таких периодов. Еще одна проблема с Питером состояла в том, что на этом этапе большая часть консерваторов по всей стране признавали мое лидерство только как неизбежность. Изменения начались после партийной конференции 1975 г. Но потребовалось много больше времени и некоторые перестановки, прежде чем я почувствовала, что ключевые фигуры в Центральном офисе действительно меня поддерживают. Питер постепенно заменил их моими сторонниками; я никогда не спрашивала как.

Очень помогло прибытие партийного казначея Алистера МакАлпайна. Стойкому консерватору, Алистеру пришлось самому превратиться в политика за одну ночь. Я посоветовала ему поменять немецкий «Мерседес» на британский «Ягуар», что он немедленно и сделал. Но он не был готов к столкновению с мелкими, но досадными примерами саботажа в Центральном офисе, ни с огромными трудностями, которые ему приходилось преодолевать, чтобы убедить бизнесменов в том, что вопреки корпоративизму Хита, царствующему много лет, мы оставались партией свободного предпринимательства, а потому заслуживаем поддержки.

Некоторые ожидали, что я произведу еще изменения в Исследовательском отделе Консервативной партии. Этот отдел теоретически был департаментом Центрального офиса, но во многом из-за своей географической отдаленности (располагаясь на Олд Куинн-стрит) и из-за прежней значимости у него была своя особая роль, особенно в оппозиции. В некотором смысле Центр политических исследований был организован как альтернатива Исследовательскому отделу. Теперь, когда я была лидером, однако, Центр политических исследований и Исследовательский отдел Консервативной партии должны были работать вместе.

Я знала, что директор Исследовательского отдела Крис Паттен принадлежал к левому крылу партии. С точки зрения многих консерваторов правого крыла, именно ориентированность на консенсус, на универсальный подход, представляемые Исследовательским отделом, привела нас к потере направления и, выражаясь словами Кита Джозефа, «посадила на мель умеренности». Я решила заменить Я. Гилмора А. Модом на посту председателя Исследовательского отдела, но оставила Кр. Паттена в роли директора, а Ад. Ридли, советника Теда по экономике, в роли его заместителя. Это были правильные решения.

Тем временем необходимо было набрать небольшой штат для работы в моем офисе. Поток писем, после того как я стала лидером, доходил до 800 в день. Девушки из Центрального офиса приходили помогать разбирать почту, но обычно это была работа четырех моих секретарей, которые, сидя на полу в главной комнате, открывали конверты и сортировали письма. Они старались, как могли, но это был безнадежно бессистемный процесс. Тогда Алистер МакАлпайн предложил мне попросить Дэвида Волфсона взять на себя ответственность за корреспонденцию. Алистер думал, что если Дэвид, человек, отвечающий за отдел заказов товаров по почте компании «Грейт Юниверсал Сторз», не сможет навести порядок в этом хаосе, то уж никто не сможет. На самом деле и в оппозиции, и позднее на Даунинг-стрит, 10, таланты Дэвида были использованы много шире, чем просто для сортировки почты: он подсказывал, что думают бизнесмены, налаживал важные связи и доказал способность умерять ярость политиков.