Том 2. Стихотворения 1855-1866 - Николай Некрасов

Печатается по Ст 1873, т. II, ч. 3, с. 79–91.

Впервые опубликовано: С, 1863, № 1–2, с. 209–214.

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1864, ч. 3. Перепечатывалось в 3-й части всех последующих прижизненных изданий «Стихотворений».

Автограф основного текста не найден. Автограф фрагмента ранней редакции — ГБЛ, ф. 195, М 10784 — известен как автограф из альбома Л. П. Шелгуновой. Запись сделана на отдельном листе с обеих сторон черными чернилами. В верхней части листа обозначено: «Из стихотворения „Рыцарь на час“». На обороте внизу листа приписка рукою Некрасова: «[Счастливы] Редки те, к кому нельзя применить этих слов, чьи порывы способны переходить в дело… Честь и слава им. Честь и слава тебе, брат!». Далее следуют подпись и дата: «24 мая, 6 час. утра». Автограф впервые был опубликован в «Литературном архиве, издаваемом П. А. Картавовым» (СПб., 1902, октябрь, с. 99–100) с подзаголовком: «Михайлову» и опечаткой в ст. 221 («тела» вместо «дела»); факсимильное воспроизведение — Некрасовский альбом. СПб., 1921, с. 29–30. В рукописи подзаголовок отсутствует.

Советские исследователи (В. Е. Евгеньев-Максимов, К. И. Чуковский, А. М. Гаркави), дополняя друг друга, доказали, что приписка имела весьма определенный адресат — М. Л. Михайлова, арестованного 14 сентября 1861 г. К М. Л. Михайлову, сосланному в Сибирь, летом 1862 г. отправлялись Н. В. и Л. П. Шелгуновы, которым, по всей вероятности, Некрасов и вручил свой автограф для. передачи Михайлову. Судя по проставленной под текстом дате, этот ранний вариант создавался во время пребывания Некрасова в Петербурге в мае 1862 г.

Корректура из собрания А. Н. Пыпина (ГПБ, ф. 777, он. 3, № 1314) представляет собой гранки «Современника» с правкой Некрасова карандашом. В правом верхнем углу листа помета: «Г. ценсору, янв. 16»; внизу справа разрешение цензора В. Н. Бекетова: «Одобрено цензурою. СПбург, 17 января 1863 года». Текст корректуры существенно отличается от журнального; корректурный — полный, журнальный — сокращенный; отсутствует концовка стихотворения, его название в корректуре «Рыцарь на час», в журнале — «Бессонница» и др. (см.: Другие редакции и варианты, с. 294–295). Р. Б. Заборова предположила, что изменения были сделаны Некрасовым в следующей корректуре или в чистых листах, откуда они и перешли в журнальный текст (см.: Некр. сб., IV, с. 237).

Время работы Некрасова над «Рыцарем на час» устанавливается по дате фрагмента ранней редакции (май 1862 г.) и отдельным деталям поздней редакции, указывающим на непосредственные впечатления от пребывания поэта в Грешневе и Абакумцеве (осень 1862 г.).

Вероятно, теми же сомнениями и раздумьями, что и взволнованная исповедь поэта в «Рыцаре на час», было наполнено не дошедшее до нас письмо Некрасова к Добролюбову, который в ответном письме от 24 августа (4 сентября) 1860 г. призывал поэта преодолеть его временную депрессию, «…принесли мне письмо Ваше, — пишет критик, — я, разумеется, газету бросил и стал его читать. И подумал я: вот человек — темперамент у него горячий, храбрости довольно, воля твердая, умом не обижен, здоровье от природы богатырское, и всю жизнь томится желанием какого-то дела, честного, хорошего дела… Только бы и быть ему Гарибальди в своем месте». Далее, как бы предвещая появление «Рыцаря на час», Добролюбов полемизирует с его будущим героем и его «внутренним голосом»: «…никто не в состоянии помешать делу таланта и мысли. А мысль у нас должна же прийти и к делу, и нет ни малейшего сомнения, что, несмотря ни на что, мы увидим, как она придет <…> Я только напираю на то, что еще в сорок лет не имеет права считать себя отжившим и неспособным тот, кто еще в эти годы умеет влюбляться и мечтать о сердечном обновлении» (Добролюбов, т. IX, с. 439–441).

«Рыцарь на час» получил чрезвычайно широкую популярность среди современников. В этом произведении нашли выражение душевные переживания целого поколения, жаждущего деятельности, но не находящего в себе сил и мужества полностью отдать себя народному делу. Исповедь Некрасова перед тенью своей матери воспринималась как исповедь перед родиной, к ней обращается поэт со страстным призывом дать ему силы выйти на широкую дорогу самоотверженной борьбы за счастье народа. Как свидетельствуют современники, сам Некрасов читал свое стихотворение, всегда волнуясь и «со слезами в голосе» (Ковалевский П. М. Стихи и воспоминания. Пг., 1912, с. 279). М. П. Краснов вспоминает, какое впечатление производило на Н. Г. Чернышевского это произведение: «…Николай Гаврилович предложил прослушать „Рыцаря на час“. Его слегка растянутое, ритмическое чтение, с логическими ударениями, произвело на меня громадное впечатление, и, заслушавшись, я не заметил, что чем далее, тем звончее становился голос Николая Гавриловича. Он уже как бы пережил „восхождение на колокольню“ и оборвавшимся, надтреснутым голосом начал заключительный стих принесения повинной перед памятью матери. Вдруг Николай Гаврилович не выдержал и разрыдался, продолжая, однако, читать стихотворение. Я не в силах был остановить его, ибо и сам сидел потрясенный» (Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. 2. Саратов, 1959, с. 287).

Н. К. Михайловский называл «Рыцаря на час» «блещущей беспощадной искренностью поэтической жемчужиной», «изумительным стихотворением» Некрасова, «которое, если бы он даже ни одной строки больше не написал, обеспечивало ему „вечную намять“, которое едва ли кто-нибудь, по крайней мере в молодости, мог читать без предсказанных поэтом „внезапно хлынувших слез с огорченного лица“». «Мне вспоминается один вечер или ночь зимой 1884 или 1885 года, — пишет Н. К. Михайловский. — Я жил в Любани, ко мне приехали из Петербурга гости, большею частью уже немолодые люди, в том числе Г. И. Успенский. Поговорили о петербургских новостях, о том, о сем; потом кто-то предложил по очереди читать. Г. И. Успенский выбрал для себя „Рыцаря на час“. И вот: комната в маленьком деревянном доме; на улице, занесенной снегом, мертвая тишина и непроглядная тьма; в комнате около стола, освещенного лампой, сидит несколько человек <…> Глеб Иванович читает, мы все слушаем с напряженным вниманием, хотя наизусть знаем стихотворение. Но вот голос чтеца слабеет, слабеет и обрывается: слезы не дали кончить… По всей России ведь рассыпаны эти маленькие деревянные домики на безмолвных и темных улицах; по всей России есть эти комнаты, где читают (или читали?) „Рыцаря на час“ и льются (или лились?) эти слезы» (Михайловский Н. К. Литература и жизнь. — Рус. богатство, 1897, № 2, с. 133–134).

Ф. М. Достоевский считал это произведение шедевром творчества Некрасова (Достоевский Ф. М. Полн. собр. художественных произведений, т. XII. М., 1929, с. 355).

Влияние «Рыцаря на час» отразилось на некоторых литературных произведениях той эпохи. В. А. Слепцов называет свою повесть «Трудное время» (1865). В виде эпиграфа к оставшемуся незавершенным произведению «Сны и факты» А. И. Левитов предполагал взять строки: «От ликующих, праздно болтающих, Обагряющих руки в крови Уведи меня в стан погибающих За великое дело любви!» (ЛН. т. 51–52, с. 373). Н. Г. Чернышевский в своем неоконченном романе «Отблески сияния» (1882?), писавшемся во время вилюйской ссылки, обращается к некрасовской поэме. Прямые цитаты из «Рыцаря на час» автор использует для выражения сомнений героя: может ли он стать борцом за народ, он, находящийся в среде «благоразумных ученых», предающих интересы народа.

Образ «рыцаря на час» неоднократно использовал В. И. Ленин в своих работах, отмечая существование аналогичного социального типа в среде интеллигенции и в годы первой русской революции, и в годы наступившей после нее реакции. «Революция, — писал В. И. Ленин, — подняла к политической жизни такие глубокие слои народа, она вынесла сплошь да рядом на поверхность столько случайных людей, столько „рыцарей на час“, столько новичков, что совершенно неизбежно отсутствие у многих и многих из них всякого цельного миросозерцания» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 293–294). В 1907 г., разоблачая П. Струве за отступничество, половинчатость взглядов и оппортунизм, В. И. Ленин указывает, что его «место» — «место ликующих и праздно-болтающих в моменты торжества контрреволюции» (там же, т. 14, с. 240).

Церковь старая чудится мне… — Имеется в виду церковь Петра и Павла в с. Абакумцеве, расположенном неподалеку от Грешнева, в ограде которой находится могила Е. А. Некрасовой, матери поэта.

И апостола Павла с мечом… — По канонам иконографии апостол Павел изображался обычно с Евангелием в руках. Вероятно, Некрасов не мог вспомнить точных деталей этой иконы, отсюда и разночтения (ср.: Другие редакции и варианты, с. 295).

«Литература с трескучими фразами…»*

Печатается по Ст 1879, т. II, с. 59, где впервые восстановлен цензурный пропуск ст. 3 и 4.

Впервые опубликовано и включено в собрание сочинений: Ст 1864, ч, 3, с. 18. Перепечатывалось в 3-й части всех последующих прижизненных изданий «Стихотворений».