Похищение - Бернадетт Энн Пэрис

class="p1">Прикрываю глаза, и из прошлого всплывают воспоминания о доме в Рединге. Вижу отца – он сидит в кресле в гостиной, веки опущены, рот полуоткрыт, его дыхание пахнет лекарствами. Вижу коричневую входную дверь, узкий коридор, лестницу с узорчатым ковром.

Хочется плакать. Папа обо мне позаботился, он думал, что мы с мистером Барристоном встретимся вскоре после его смерти. Он не мог знать, что умрет так быстро, а его поверенный будет в отъезде. Моя жизнь сложилась бы совсем иначе… Я бы уехала в школу-пансион, за мной бы присматривал мистер Барристон. Сейчас я бы уже училась в колледже на втором курсе, завела бы друзей. Жила бы, любила, в каникулы путешествовала бы по Европе. А вместо этого я стала жертвой похищения и свидетельницей двух убийств.

Меня охватила такая тоска по дому в Рединге… Нужно уехать подальше отсюда, вырваться на волю. Вот только по-настоящему освободиться не получится никогда. Я все время буду помнить о похитителях.

Вспоминаю о Поле Карре и о том, что о нем было сказано в инструкции.

Через некоторое время с тобой свяжется Пол Карр, адвокат Неда. У него для тебя информация, можешь ему доверять. В случае проблем обращаться можно только к нему. Никому больше не звони.

Последний пункт инструкции эхом отдается у меня в голове. Никому больше не звони. Я и не звонила. Но ведь я уже сделала все, что от меня требовалось. Теперь-то можно отыскать Кэролайн?

Мне так хочется ее увидеть! Она – все, что у меня осталось, больше никого нет. Взяв телефон, набираю номер подруги.

Взволнованно жду, когда она снимет трубку. Как я все это ей объясню? Мне запрещено делиться тем, что я узнала или увидела, запрещено говорить о ложном похищении. Я могу признаться Кэролайн, будто Нед обманом заставил меня выйти за него, но все равно придется притвориться, что мы на самом деле уехали в Хейвен Клифф на две недели, что Нед и правда был подавлен – настолько, что решил покончить с жизнью. Мысль, что мне никогда нельзя будет рассказать о пережитом, невероятно тревожит.

Почти с облегчением слушаю механический голос, который сообщает, что номер больше не обслуживается. Затем хмурюсь: Кэролайн не стала бы менять номер, не сообщив мне. Но так было раньше… Сердце ноет. А вдруг она больше не желает иметь со мной ничего общего, ведь я ей не сказала, что вышла за Неда?

Звоню Кэролайн на работу. Трубку снимает мужчина, а когда я прошу позвать Кэролайн к телефону, говорит, что ему очень жаль… Несколько недель назад она попала под машину и, к сожалению, скончалась. Уронив телефон, падаю на колени, и по безмолвному дому эхом разносятся мои горькие и отчаянные рыдания. Я все думаю, что умру от этой боли, умру от чувства вины. А мысль, которая чаще других вспыхивает в моей голове, такова: если бы Нед не был мертв, я бы прикончила его голыми руками.

8

Солнце проглядывает сквозь облака, по кухне разбегаются его лучи. Открываю глаза и поднимаю от стола голову. Кэролайн умерла.

Получается, мне нельзя было знать о ее смерти? Вот почему мне велели ни с кем не связываться – вдруг я это выясню? Или похитителям самим ничего не известно?

Медленно встаю, иду к выходу во внутренний дворик и невидящими глазами смотрю в сад. С тех пор как я уехала из дома в Хейвен Клифф в субботу, я почти не была на улице. Во мне разгорается злость – неужели похитители специально требовали, чтобы я задержалась здесь, в этом доме, до похорон? И понимаю, что нет – ведь никто, кроме Джетро Хоторпа, не знает, что я видела, как убили Лину.

Где теперь похитители? Вернулись к своим женам, детям? Или замышляют очередное похищение, которое и не похищение вовсе? А как насчет Лукаса? Где он? Нужно его найти – иначе я никогда не получу ответов, которые позволят мне жить дальше. Я должна понять почему. Почему я должна была врать полиции и говорить человеку, что его сын – убийца? Почему меня во все это втянули…

Все, чего я хочу, – уехать. Кэролайн умерла, и в Лондоне меня больше ничего не держит. Однако придется ждать похорон Неда. Я не желаю изображать скорбящую вдову, но это цена, которой я покупаю свободу. А уж потом я найду Лукаса и докопаюсь до правды.

9

Похороны Неда – отпевание и кремация – оказываются милосердно короткими. Я стою отдельно от его родителей, притворяясь, будто не замечаю пристальных взглядов семьи Хоторп.

Я думаю не о Неде, а о Кэролайн. У меня нет доказательств, но я знаю, что ее убили и что за этим стоит Нед. Когда я слышу слова «безжалостно и преждевременно отняли у нас», из моих глаз начинают струиться слезы. Никто из тех, кто смотрит на меня, не усомнится, что я горюю по Неду. Хотя Пол должен догадаться. Ему-то известно гораздо больше. Уверена, Карр каким-то образом связан с похитителями.

Сегодня утром, когда он заметил, какая я бледная, я хотела рассказать ему о Кэролайн. Но если он узнает, что я пыталась с ней связаться, то может доложить похитителям, а их инструкции запрещали мне любые контакты, кроме Пола.

Вчера вечером я погуглила, как погибла Кэролайн, и нашла выпуск новостей от 11-го августа, где сообщалось о наезде, произошедшем накануне. Упоминалось имя Кэролайн: ее сбили на утренней пробежке. Все сошлось: у Неда было три дня, чтобы выследить мою подругу.

Служба заканчивается, и Пол везет меня в свой офис в Лондоне, где поджидает такси, чтобы доставить меня в Рединг.

– Удачи, – говорит Пол, перекладывая мои чемоданы из багажника своей машины в такси, и пожимает мне руку. – Если вам что-то понадобится, мой номер вы знаете.

– Спасибо, – неловко улыбаюсь я. – Думала, вы должны за мной присматривать только до похорон.

– Не возражаю, если нужно будет приложить больше усилий, – улыбается в ответ Пол.

– Спасибо, – повторяю я.

Мы направляемся в Рединг, и я благодарна, что водитель такси всю дорогу молчит. Езда в такси убаюкивает, и вскоре я засыпаю.

– Миссис Хоторп…

– Ламон, – машинально поправляю я.

– Простите, мэм. Мы на месте.

Смотрю в окно на коричневую дверь дома моего детства. Среди прочих строений он выделяется обшарпанностью. С тех пор как я уехала, прошло три года, улица выглядит иначе. Двери домов по обе стороны от нашего выкрашены – одна в красный, другая в синий. В обоих коттеджах новые окна. А дом, где мы с папой прожили восемь лет, будто застыл во