Крестный отец - Марио Пьюзо

Как правило, фильм начинался в полночь. Джонни с Нино прибыли к одиннадцати.

Рой Маклрой производил впечатление безукоризненно светского человека. Щегольски одетый, подтянутый, улыбающийся, он приветствовал гостей с искренней симпатией.

— О, Джонни! — восторженно бросился он навстречу. — Рад тебя видеть. — И тут же добавил: — Каким ветром занесло тебя к нам, чертяка?

Джонни приветственно кивнул:

— Показываю холостому кузену из провинции голливудские нравы. Познакомься, это Нино.

Маклрой потряс руку Нино и оценил его профессиональным взглядом.

— Ведь сожрут, — доверительно сказал он Джонни, провожая обоих внутрь здания. Множество стеклянных дверей было распахнуто прямо в сад. Сквозь деревья виднелось искусственное озеро. Не менее сотни гостей — все, как один, с бокалами в руках — слонялись кругами в мягком свете розовых ламп. Художники и осветители постарались: в розовом полумраке женские лица казались удивительно привлекательными, а кожа — нежной и бархатистой. Это были те самые лица, которые Нино видел на белых экранах американских киношек с тех пор, когда ему стукнуло десять лет. Их воображал он, наделяя эротическими грезами, когда превращался из мальчика в мужчину. Сейчас они предстали во плоти, и это выглядело пугающе, все равно, что ожившие привидения. Никакие ухищрения гримеров не могли скрыть усталости их тел и упадка сил. Время жестоко по отношению к собственным дивным творениям. Если бы восковые фигуры из музея мадам Тюссо взяли в руки бокалы и присели в аллейках или зашагали по тропинкам, они, наверное, сильнее воспламенили бы его, чем эти былые божества экрана. Чтобы избавиться от тягостного чувства, Нино один за другим осушил два бокала и целенаправленно двинулся к бару, уставленному батареей бутылок. Джонни не отставал. Некоторое время они торчали около бара вдвоем, потом рядом с ними раздался волшебный голос Дианы Данн.

Этот голос был впечатан в память Нино так же, как в мозг миллионов других мужчин: Диану знал любой. Дважды удостаивалась она высших призов Академии, но никакими призами не измерить того очарования, которое делало ее совершенно неотразимой в глазах всех без исключения зрителей мужского пола. Ее чувственный голос сейчас произносил слова, отнюдь не предназначенные для кинозрителей:

— Джонни, негодник, ты так затрахал меня в прошлый раз, что пришлось приглашать лекаря. А сам смылся, свинья супоросая, хоть бы наведался когда.

Джонни чмокнул ее в нарумяненную щечку.

— Ты и так меня измотала до предела, — польстил он ей. — До сих пор не могу в силу войти. Познакомься лучше с моим кузеном Нино, только что из Италии, крепок, как молодой огурец и вообще парень хоть куда. Уж он-то не ударит в грязь лицом.

Диана Данн обернулась и смерила Нино холодноватым взглядом:

— Он что, собирается присутствовать на просмотре?

Джонни широко ухмыльнулся:

— Не уверен, что он представляет себе наше кино. Может, ты бы посвятила его?

Оставшись один на один с Дианой, Нино хорошенько хлебнул для храбрости. Он изо всех сил старался выглядеть уверенно, но это плохо получалось. Нордические черты Дианы были олицетворением северной красоты, только вздернутый носик придавал им живости. Нино казалось, что он давно и хорошо знает ее. Он помнил ее одинокой и несчастной, оплакивающей гибель неверного мужа, который оставил ее с детьми-сиротами. Помнил оскорбленной, растоптанной, но восхитительно-гордой, когда Кларк Гейбл коварно воспользовался ее слабостью. Помнил охваченную любовной страстью, застывшую в руках возлюбленного. Диана Данн никогда не играла характерных ролей, она не появлялась на экране в виде простушек и проституток. У нее было амплуа героини. Не менее дюжины раз он видел, как красиво она умирала. Он мечтал о ней, вдохновлялся ее красотой, представлял себе не однажды, каким счастьем стала бы их случайная встреча.

Но ни в каких снах не вообразил бы себе Нино Валенти первых слов, обращенных к нему прелестной Дианой Данн.

— Таких жеребцов, как Джонни, здесь мало осталось, — сказала она. — Остальные сплошь мерины, и толку от них как с козла молока, даже если влить целую цистерну пойла в их никчемные глотки.

С этими словами она изящно взяла Нино под руку и отвела в один из укромных уголков, где толкалось меньше народу, а следовательно, некому было помешать им.

Холодная и загадочная Диана завязала светскую беседу, прощупывая новичка. Нино видел ее маленькие хитрости насквозь. Сейчас она входила в роль светской львицы, снисходящей к конюху или шоферу. На экране исполнитель его роли должен был бы сейчас дать ей понять, что чувство его безнадежно — если бы играл Спенсер Трайтон, или безумно разорвать любые преграды на пути, — тут уж нужен, конечно, Кларк Гейбл. А они болтали в уголочке, он рассказывал ей о своей жизни в Нью-Йорке, о том, как они с Джонни росли рядом, а потом вместе пели в клубе. Она умела слушать внимательно и сочувственно. Только раз, перебив его, она спросила мимоходом:

— Интересно, а как это Джонни удалось расколоть сукиного кота Уолеса, чтобы тот дал ему роль?

Но Нино уклонился от вопроса, и она не стала настаивать.

Дали сигнал начала просмотра. Показывали последнюю работу студии Джека Уолеса. Едва в зале погасили свет, Диана Данн взяла руку Нино в свою теплую ладошку и повлекла его за собой куда-то в глубь анфилад комнат, отыскав одну, совсем без окон, но уставленную множеством двухспальных кушеток. Их расстановкой, видно, занимался специалист, задавшийся целью имитировать уединенность.

Цели этой он успешно добился. В Голливуде держали профессионалов.

Рядом с кушеткой оказался столик, где чьи-то заботливые руки приготовили напитки, кувшин со льдом и кучу различных сигарет. Нино предложил Диане сигарету, щелкнул зажигалкой, осветив огоньком сосредоточенное ее лицо, и смешал коктейли. Больше они не разговаривали и вскоре погасили свет.

Нино ожидал каких-то из ряда вон выходящих ощущений. Мало ли ходит легенд о разврате, царящем за оградой кинодержавы! Но к тому, что не будет произнесено ни одного ласкового слова, ни одного теплого жеста — только яростные физические упражнения, он не был готов. В паузах он молча прихлебывал из стакана и поглядывал на огромный, будто в воздухе парящий экран, венчающий этот многоместный спальный зал. Но при этом не чувствовал ни вкуса напитков, ни удовольствия. Фильма, который крутили, тоже не видел, разумеется. Его возбуждение осознавалось странно отрешенным, ведь женщина, которая сейчас лежала с ним, все еще оставалась по ту сторону грез. В то же время было в сложившейся ситуации нечто унизительное для его мужского достоинства, и потому, когда всемирно признанная Диана Данн наконец насытилась им, он протянул ей очередную сигарету и вежливо сказал:

— Правда, приличный фильм получился?

Она молча застыла в темноте. А каких, собственно, слов ей хотелось?

Нино протянул руку к столику и набухал невесть чего из первой попавшейся бутылки. Катилось бы оно все в тартарары! Сама обошлась с ним так, будто купила за недорогую цену, а теперь претензии предъявляет. Непонятная ненависть к бабьему непотребству поднималась в нем и подступала к горлу, как тошнота.

Они молча смотрели фильм еще с четверть часа, не касаясь друг друга. Потом она сказала, приблизившись к его уху:

— Не разыгрывай меня, у меня глаз наметанный. Я тебе понравилась. Твоя доблесть с целый дом выросла.

— У меня и обычно доблести хватает, — ответил Нино, не отрываясь от бокала. — А уж как действительно заведусь, так стоило бы тебе посмотреть.

Она хихикнула с нескрываемым интересом, но больше не проявляла активности.

Наконец, фильм закончился и зажгли верхний свет. Нино огляделся вокруг, осознавая, что происходило под покровом темноты. Как ни странно, до этого он даже не слышал соседей. А теперь видел женщин, томно поправляющих прически, с глазами загнанных скачками кобылиц, взмыленных от быстрой езды. Участники действа один за другими разбредались из просторного зала с погасшим киноэкраном. Диана Данн демонстративно покинула его, присоединившись к пожилому очень известному артисту, выходившему вместе со своим юным партнером. — Нино с изумлением понял, что гомосексуалисты здесь тоже чувствуют себя принятыми. Хорошо, что стакан его не пустовал, иначе мозги бы свихнулись набекрень от происходящего. Он налил себе еще.

Джонни Фонтейн разыскал его не без труда.

— Ну, как тебе, старичок, этот кинобардачок? — посмеиваясь, спросил Джонни.

Нино ухмыльнулся в ответ:

— Такого без разгона не придумаешь. Вернусь домой — расскажу всем, как Диана Данн меня поимела.

Джонни расхохотался в голос:

— О, она чрезвычайно изобретательна. Еще кое-чему и тебя научит. У себя дома она раскованнее. Пригласила к себе домой или на чем вы порешили?