«Если», 2000 № 03 - Роберт Уилсон

Когда-то нас разделяло бесчисленное множество линий вероятности, других жизненных путей. Постепенно, медленно-медленно, я перепрыгивала с линии на линию — так пальцы рассеянно перебирают клавиши рояля — все ближе подходя к ее линии вероятности… пока ее линия не стала моей. Переход произошел так незаметно, что я даже не осознала его.

Вначале моя душа взбунтовалась. Неправда! Так не бывает! Я выбежала из спальни в гостиную, все еще надеясь, молясь, что увижу свой отголосок, что я — не она…

Конечно, в гостиной я ее не встретила. Зато я обнаружила кое-кого еще.

Я увидела Кэтрин, очень напоминавшую меня прежнюю: ухоженная, аккуратно одетая, с коротко стриженными темными волосами и живыми, ясными, небесно-голубыми глазами, не опустошенными горем и временем. Она сидела за роялем, играя ларго из «Музыкального приношения», и на миг я посчитала ее отголоском, которого слышала на сцене во время концерта, но, подойдя поближе, увидела ее пальцы, узнала свою собственную манеру игры — и поняла, кто она.

Заглянув в ее лицо, я была шокирована увиденным — тем, что я прочла в его чертах.

Удовлетворение? Умиротворенность? Точно сказать не могу — я так давно не испытывала этих чувств, что просто забыла их. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз была чем-то довольна, и в моей памяти возник день переезда на эту квартиру. Как я была рада началу новой, яркой, счастливой жизни!

У меня что-то оборвалось внутри. Эта Кэти, эта девушка, сидящая за роялем — ей досталась счастливая жизнь, о которой я мечтала. Жизнь, по справедливости принадлежащая мне. Линия вероятности, по которой мне было суждено двигаться… но я отклонилась с пути, свернула на тропы, ведущие в темную чащу.

У меня подкосились ноги. Я осела на пол и разревелась.

Долго ли я плакала: несколько минут? Несколько часов? Но под конец, отдавшись отчаянию, с которым так долго до этого боролась, я начала кое-что постигать. То, что мне следовало понять еще много лет назад.

Некоторые из моих отголосков возникли по стечению обстоятельств; но другие были порождены моим выбором. Я не сама решила стать музыкальным виртуозом — это было определено заранее. Но я и только я избрала то, во что превратилась сейчас — удел Ревушки. Решение бессознательное — но все равно, это было МОЕ РЕШЕНИЕ. У меня был выбор.

Но если у меня был выбор — он остается и сейчас.

У меня еще есть выбор.

А значит, есть и выход.

В одной книге, полученной мной от доктора Кэррол, рассказывалось о знаменитом эксперименте, который впервые навел ученых на мысль о существовании амплитуды вероятности. В стене делаются две прорези. За стеной помещают экран детектора и бомбардируют его сквозь прорези электронами, что позволяет зафиксировать места соударения электронов с экраном. И что в результате? На экране возникает классическая интерференционная картина — две волны электронов, образуя упорядоченный узор, накладываются друг на друга, что и следует ожидать с точки зрения здравого смысла. Но если посылать к прорезям электроны по одному, а затем рассмотреть результирующее изображение на экране, обнаружится ровно та же интерференционная картина. Невероятно: как могли электроны «повлиять» друг на друга и образовать регулярный узор, если их выстреливали по одному? Очевидно, дело в том, что на квантовом уровне вместе с траекторией, которую электрон описывает в реальности, существуют тысячи других, потенциальных — они-то и влияют каким-то образом на истинную траекторию, ограничивая количество возможных путей электрона.

Итак, я наконец-то пришла к пониманию, что была очень похожа на этот электрон: слишком долго я позволяла тысячам путей, которые в потенциале могли стать моими, определять, предписывать мою личную дорогу в жизни. Видя отголоски всех тех, кем ты могла бы стать, легко забыть: ТЫ САМА НЕ ОТГОЛОСОК, ТЫ ИМ — НЕ ЧЕТА; а ведь в действительности это я их порождала: с первого же момента, когда для меня начали подбирать гены, и каждую минуту моего существования. Без меня никаких отголосков не было бы вообще. Люди, в отличие от электронов, наделены свободой воли, что я и решила доказать на практике. Отыграться за годы прозябания.

Я ушла из Джиллиард-скул и поступила в небольшой колледж на севере штата Нью-Йорк, бросив большинство своих квантовых призраков в Манхэттене. Родители были в шоке; но еще сильнее их поразило мое решение оставить музыку и поучиться пару лет по «свободной программе». Я занималась искусством, ходила на лекции по литературе, антропологии и всем другим предметам, к которым испытывала хотя бы временный интерес — и с изумлением обнаружила, что у меня есть способности не только к музыке. Конечно, я никогда не смогу сравняться с Робертом, но рисую я вполне прилично; мне не видать грации профессиональных балерин, но я способна танцевать, не запутавшись в собственных ногах. Мои черты далеки от безупречной внешности Кэти-рыжей, судьба фотомодели или женщины-вамп мне не угрожает — но я вполне хороша собой.

С рождения за меня решили, что я буду заниматься музыкой. И как тот электрон, я думала, что все другие жизненные пути для меня закрыты. Обнаружив, что это не так, я прожила интересную, увлекательную жизнь, которая намного превзошла все мои мечты. Я взбиралась на вершины в Непале; гарцевала на породистых скакунах в ирландском графстве Монахан. Я была замужем и родила двоих детей, сочинила в подарок моему старому другу Джеральду сонату для скрипки и фортепиано, нарисовала иллюстрации к детской книжке для своей четырехлетней дочки. В юности я наивно верила, будто жизнь может быть — должна быть — четко структурированной, как концерт. Теперь я мудрее. Я знаю, что жизнь — это анданте, престо и адажио сразу, переплетенные между собой, звучащие одновременно, как в фуге, что надежда и скорбь часто разделяются лишь секундным промежутком, трагедия и гармония очерчены не столь четко, как мне казалось когда-то. И все это я познала сама.

Мои отголоски никогда не отдалялись от меня — вот и сейчас они совсем неподалеку. Постаревшие, как и я, они окружают меня со всех сторон: одна сидит за компьютером, но рисует, а не пишет; другая наигрывает на флейте Гершвина; третья занимается за роялем, а еще одна горюет неясно о чем. Порой в больших городах я мельком вижу других: Роберта я встретила на улице в Далласе — по-моему, он меня узнал, так как, перед тем как раствориться в воздухе, улыбнулся на манер Чеширского Кота; в Нью-Йорке я решила сходить на балет «Спящая красавица» и с удивлением обнаружила, что Аврору играет призрак Катрины — но вместо зависти испытала гордость. Мои отголоски из мучителей стали друзьями, и когда кто-то из них умирает (что происходит все чаще и чаще), я оплакиваю их, как сестер. Конечно, каждый отголосок все еще олицетворяет собой другой путь, другую жизнь. Но радость и чудо моей жизни вот в чем: я шла по одному пути, но много раз поворачивала; мне была дана одна жизнь, но я прожила множество. Путей и дорог бесконечное число, и все они прекрасны; но само путешествие несравнимо увлекательнее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});