Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус

на дне и стенках оврага, а над ними ещё и деревья. Глухое место. Тихий комариный рай.

Вначале все опасались, что их будут искать. Ведь бежали, бежали к ним от дальней опушки фигурки в синем. Но Бенедикт всех успокоил. Успел заметить, как преследователи сцепились с невесть откуда выскочившими фигурками в красном. Правда, один раз в кустах страшно зашуршало. Арлетта вскрикнула было, предупреждая остальных, и тут же её уронили, истоптали и облизали с ног до головы. Объявился Фиделио. Запрыгнул прямо в повозку и, конечно же, сразу стал требовать, чтоб его любили и хвалили. И вправду, умник, хороший пёс. Всех опасностей избежал, всех врагов обманул и любимую хозяйку нашёл. Арлетта похвалила, в морду поцеловала, но есть не дала. У самих ничего не было.

Вместо этого потормошила осторожно ночного брата. Не понравилось ей, как он лежит. Будто мёртвый.

– Ничего, – отозвался тот обыкновенным голосом, – хорошо сошло. Примерно так я и рассчитывал. Вот только туман…

– Что туман?

– Не удержал.

– Чего не удержал?

– Ничего. Рану бы перевязать.

– Бенедикт перевязал уже.

– Плохо перевязал. Так и кровью истечь недолго. Лучше я сам. Тряпок дай каких-нибудь.

Легко сказать – дай. Арлетта повздыхала и решительно взялась за подол единственной нижней рубахи. Ветхая ткань расходилась легко, полосы получались почти ровные.

– Вот. Только перевязать не смогу вслепую-то.

– Ничего. Я же сказал – сам. Да лубок заменить надо. Палок бы каких или прутьев…

За ровными палками Арлетта погнала осоловевшего флейтиста. Что там с ногой, она, конечно, не видала, но запах был скверный. Никак не заживает проклятый перелом.

– К лекарю нужно, – заметила она, – ногу потеряешь.

– Я сам себе лекарь. Уй! Нор тебя изныряй.

– Смотри, ещё хуже будет. Один из наших вот так же хромал. Хромал, хромал, а потом всё. Ногу отрезать пришлось.

– Вот спасибо тебе на добром слове. Скажи лучше, откуда про щит знаешь?

Арлетта поёжилась. Сто раз с ней так бывало. Сначала сделаешь что-нибудь, а потом сидишь трясёшься в ужасе от того, что натворила.

– Хорошее заклинание, – похвалила она, – полезное. Без него нас бы точно всех поубивали. Хоть теперь признайся, что ты колдун.

– Это не заклинание вовсе. А ну-ка, вот тут придержи, я затяну… у-м-м… уф. Всё.

Снова упал на спину, со вздохом облегчения вытянул больную ногу.

– Я, конечно, колдун и этот, как его, двоедушник. Но это не заклинание. И на старосвейском его бормотать, язык ломать, не обязательно. Это я так брякнул. Вслух сказать надо было, так, чтоб все услышали, но не поняли и лишних вопросов не задавали.

– Чего сказать-то?

– Я ваш щит.

– Ну, я так и сказала. Вроде сработало.

– Да. Только… Так да не так. Чтобы попасть в меня, им надо было сначала попасть в тебя. Сама ты щиты строить не умеешь, но в тебя они попасть не могли, потому что твоим щитом был я. Хм. Не знал, что так можно.

– Чего можно? – жалобно переспросила Арлетта. – Ты сам-то понимаешь, что говоришь?

– Э-э… – сказал ночной брат. – Ну… Отстань, а?

И пока Арлетта отгоняла комаров, мрачно размышляя, обидеться или нет, взял и заснул. Даже всхрапнул тихонько. Комары его почему-то не ели. Или ели, но ему было уже всё равно. Ещё бы. Ночь-то не спали. Да и страху натерпелись довольно. Арлетта подумала, подумала, прикорнула рядом и сразу провалилась в глухой сон. Комары могли устраивать вокруг любые танцы и даже водить хороводы с громкими песнями, она всё равно не слышала.

Белые крапинки на синем ситце. Была у мамы Катерины такая кофта, праздничная, нарядная. Так что Арлетта точно знала, это – синее, а это белое. Синее было глубоким, ярким, блестело, будто шёлковое. Белые крапинки медленно скользили по нему, поворачивались, становились крупнее, превращаясь в пятнышки, потом в большие снежные комья, а синева выцветала. Поворот, ещё поворот, и комья стали островами пены, кипенно-белыми или уже растерявшими свою белизну, желтоватыми, грязно-серыми. Острова плыли по морю. Для Арлетты слово «море» означало мерный шум, странный влажный ветер и совсем особый, ни на что не похожий запах. Но сейчас она знала – это зеленовато-серое, покрытое светлой рябью, и есть море. И так много его было, этого моря… Далеко-далеко, во все стороны. Сверкает, дышит, движется.

«Как просторно», – подумала Арлетта и начала падать. Нет, свободно скользить вниз, и сама не заметила, как лёгкая рябь превратилась в длинные пенистые волны, а островки разрослись, растеряли плавные очертания, обернулись острыми, грозными ледяными горами. Про такое канатная плясунья никогда не слышала, но сейчас откуда-то знала: они опасны. Опасность грозила кусочку дерева, почти скрытому белыми крыльями. Корабль. Паруса. Слова такие Арлетте были, конечно, знакомы, но только слова. Однако она точно знала – это корабль. Там, на корабле, её тоже заметили и вроде позвали. И она спустилась ещё ниже, к самой воде. Стремительно пронеслась над волнами вдоль тёмного, вблизи огромного борта. Мелькнула надпись золотом. «Крыло бури», – прочла заведомо неграмотная Арлетта и очень этому удивилась. Но особо раздумывать было некогда. Её несло дальше. На корме у борта стояли двое. Стояли близко, укрытые одним плащом. Летели по ветру, сплетались длинные волосы, рыжие, как огонь, и белые, как морская пена. А вот лиц было не разглядеть. Ветер не позволял приблизиться, относил в сторону. Корабль удалялся, и те двое ничем не могли помочь. Никто не вылечит проклятую ногу, которая ноет без конца, днём и ночью, не снимет тяжкий груз с совести, не посоветует, как спасти ребёнка… И эта девочка, от которой болит в груди и стыдно за себя, потому что она тоже всего лишь ребёнок, которого надо спасать.

«Ой, – испугалась Арлетта, – что это я такое думаю… Или это не я думаю?»

Подумать, как всегда, не дали.

– Вставай!

Орали в самое ухо. А интересно, кого это будят, меня или того, кому это снится?

– Арлетт, лейзи инфант! Вставай!

Арлетта решила, что будят всё-таки её, встрепенулась и с трудом села прямо.

– Чего?! Где?!

Перед глазами ещё качалось холодное море, но всё, что она слышала и чувствовала, звучало и пахло не морем, а заброшенной лесной дорогой. Повозка тихонько ехала, хотя Фердинанд топал где-то сзади. Вокруг кряхтели, трещали ветками. Похоже, повозку тащили и толкали руками. Рядом тихо дышал ночной брат. Дрыхнет. Вот так. Заснёшь рядом с колдуном, ещё и не такое привидится.

Повозка перевалилась с боку на бок, дёрнулась и встала.

– Очухалась? – гаркнул Бенедикт. – Ты нам нужна.

– Ну? – неприветливо поинтересовалась Арлетта. Спать всё ещё хотелось ужасно.

– Мы дорогу нашли. Надо решать, куда ехать, направо или налево.

– Ага, – зевнула сонная плясунья, привычно перепрыгнула через борт и сейчас же об этом пожалела. Ударилась ступнями, и очень больно. Дорога оказалась каменистой, вымощенной крупным щебнем. Но мостили её давно. Сквозь битый камень там и сям пробивалась колючая трава.

Так-с. Значит,