Кошачья гордость, волчья честь - Дарья Кузнецова

— Вель, может, ты откроешь глаза? — предложил я.

— Я машинально… а что, нельзя? — смущенно уточнила она.

— Можно. Но зачем?

— Так терпеть легче, — честно призналась девушка.

— Терпеть что? — вздохнул я, уже вполне догадываясь об ответе. — Вель, ты же вроде бы знаешь теорию, должна понимать, что многие этим занимаются для удовольствия, а не «потому что надо». Мне очень странно объяснять это кошке. — Я со смешком качнул головой.

— То есть больно больше не будет? — осторожно уточнила она.

— Во всяком случае, я очень постараюсь. Если бы ты согласилась подождать до завтра, точно было бы не больно, а сейчас я не могу с уверенностью сказать, насколько сильно ты пострадала. Извини, я, к собственному счастью, никогда не имел дела с изнасилованными женщинами и могу только предполагать.

— Но меня никто не насиловал, я же сама хотела! — растерянно возразила она.

— Ты — да, а вот твое тело — нет. Давай прекратим разговор, ты попытаешься расслабиться и не будешь ожидать подвоха? — предложил я, с иронией отмечая, что мы поменялись ролями, и в нынешней мне определенно гораздо спокойнее. И, не дожидаясь ответа, переместил ладонь ей на талию, а сам склонился к груди женщины, с удовольствием лаская нежную кожу языком и губами.

Наверное, это все же было не зелье. Испытывать на себе действие подобных средств мне прежде, к счастью, не доводилось, но, насколько я себе это представлял, терпению и сдержанности они не способствовали. А сейчас я не только хотел, но и мог не спешить. Сейчас происходящее мне нравилось, несмотря на крошечного червячка сомнения, точившего изнутри: а имею ли я право делать то, что делаю? Но про него я быстро и легко забыл, наслаждаясь процессом.

Нравилось мне все. Нравились ее неуверенность и искренность, сочетание робости с детской непосредственностью. Нравилось, как она расслаблялась, понимая, что не будет боли, открывала для себя новые ощущения и, постепенно увлекаясь ими, начинала отвечать.

Нравилось, что никто больше не касался ее, и очень хотелось, чтобы так оставалось впредь. Не любовь, инстинкт, возражающий против разделения ценной добычи с кем-либо еще. Мне прежде никогда не доводилось находиться в постели с нетронутой девушкой (подобное в нашем представлении должно происходить исключительно после свадьбы), и хоть я понимал подоплеку собственных ощущений, менее странными и необычными они от этого не становились. Менее приятными, впрочем, тоже.

Очень хотелось хоть как-то загладить тот вред и ту боль, которые она сама себе причинила. Частью из иррационального чувства вины, частью из чувства ответственности. Но большей частью — все-таки из-за странной, немного покровительственной нежности, которую будила во мне эта девочка, из желания доставить ей удовольствие, показать, как подобное происходит и должно происходить на самом деле.

Она пахла желанием, снова тихонько всхлипывала и кусала губы, но уже не от боли, и это было правильно, и от осознания этой правильности я испытывал огромное облегчение и ощущал себя как никогда живым.

А боль, если и была, оказалась мимолетной и потерялась на фоне удовольствия — если судить по ее запаху и поведению.

…За окнами уже стояла глубокая ночь, когда мы неподвижно лежали в кровати и выравнивали дыхание. Свеча давно догорела, и комната погрузилась во тьму, но тьму обычную, бесстрастно-безразличную и прозрачную. Велесвета уютно устроила голову у меня на плече, положив ладонь на грудь и закинув на меня ногу. Ее волосы щекотали нос, но поднимать руку и убирать их было лень — гораздо приятнее казалось поглаживать тонкую теплую ладошку — поэтому я периодически пытался их сдуть. Помогало плохо, но я не терял надежды.

— Спасибо, — сонно пробормотала кошка, легонько целуя меня в плечо. Видимо, тянуться выше ей тоже было лень. — А почему ты называешь меня «Велей»?

— Мне так больше нравится. Ты против?

— Нет, просто непривычно, — ответила она и затихла. Меня так и подмывало пройтись кончиками пальцев вдоль ее спины, украсть кошку у дремы, опять попробовать на вкус нежные губы и соблазнить ее вновь, «для закрепления материала». Но совесть мешала тревожить женщину сейчас, ей действительно следовало отдохнуть и восстановиться. В конце концов, ничто не мешает мне при желании воплотить все это в жизнь завтра, верно?

Правда, на этой мысли меня начинала терзать непонятная тревога. Я сомневался, что, во-первых, ничего не мешает, а во-вторых, что это желание будет. Вообще, стоило сейчас задуматься о будущем, и мне делалось не по себе. Уж слишком непонятной и противоречивой была ситуация. С одной стороны, кошка явно планировала ограничиться только этой ночью, никакие обязательства на меня возлагать не собиралась, не слишком-то интересовалась моим мнением и моим видением происходящего; да и я ее не звал, никаких предложений не делал и обещаний не давал.

Но, с другой стороны, чувство ответственности за ее судьбу не проходило. Еще днем молчаливая тень с тяжелым пристальным взглядом казалась мне, пожалуй, самой мудрой и самостоятельной из всех кошек отряда, но сейчас это представление не то что пошатнулось — рухнуло с грохотом, и было очень сложно убедить себя, что она вполне способна отвечать за свои поступки. Девчонка же, как есть — девчонка! А если она права, и действительно появится ребенок? Ладно, если девочка; пусть это и сложно принять, но чужие обычаи — есть чужие обычаи, и кошка преспокойно уедет в свою… где они там обучаются магии? Но если будет мальчик? С ее слов я понял, что тогда ей придется оставить свое ремесло, жить и воспитывать его самостоятельно. И что, одной? А мне предлагается плюнуть на это и выкинуть все из головы?

Я ожидал, что тревожные мысли, как это обычно с ними происходило, подстегнут бессонницу, и приготовился к ночному бдению, но неожиданно для себя задремал. Не провалился в черноту, как это случалось под воздействием магии тени, а забылся вполне обычным сном. Неглубоким, поверхностным, сумбурным, но — сном. Несколько раз просыпался, отмечая, как потихоньку светлеет в комнате, а потом все-таки уснул крепко, всерьез.

Проснулся легко, с ясной головой, и именно поэтому некоторое время не мог сообразить, где нахожусь, потому что засыпал точно не здесь. Ситуация повторяла вчерашнее утро, разве что книги не было и лампа у кровати на светила. Несколько секунд я позволил себе посомневаться, уж не привиделось ли мне вчерашнее, но сдался под давлением главного аргумента: такого мое воображение породить не могло. Если заключительная, эротическая часть ночи нареканий не вызывала, то все остальное… нет уж, если это — плод моей фантазии, то лечиться мне надо всерьез и очень срочно, а я пока не согласен принять такой диагноз. Гораздо проще было поверить, что тень, проснувшись, просто выставила меня из комнаты привычным способом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});