История и поэзия Отечественной войны 1812 года - Федор Николаевич Глинка

грешным, оборону!

М а л ь ч и к

О! сколько плача и тревог!

Ах, дедушка, что будет с нами?

Что с ними, с страшными врагами?

Д е д

Молись! Их покарает Бог!

<II.> 5 ноября 1812 года

Утро. Мальчик (вооруженный) и дед.

М а л ь ч и к

Знобит! сильней вчерашнего мороз!

Но мы вчера разведались с французом!

Мы заманили их в засаду — и обоз

Растормошили весь с богатым грузом.

Д е д

А пленников куда девали вы?

М а л ь ч и к

Куда? Один пробит, другой без головы.

А как они прощения просили:

Иной рыдал, тот с криком руки вверх!..

Однако ж наши всех

Кого зарезали, кого долбней добили!

Д е д

А на Хмости?

М а л ь ч и к

Я слышал, вся река

Загружена обозом и конями…

Д е д

А ведь она довольно глубока!..

М а л ь ч и к (оборачиваясь)

Что это, дедушка, там на горе, над нами,

Бредут, шатаются два словно мертвеца.

На них живого нет лица,

Трясутся, в рубище, грызут конину!

Д е д

Так вся их армия… из ней же половину

Оставили волкам и вранам на расклев…

М а л ь ч и к

Так вот несметное соборище врагов!

Как страшно шли они на нас с грозою!

Недоставало им больших дорог:

Теперь их будто кто погнал лозою…

Ах, дедушка!..

Д е д

Молись: их покарал уж Бог!..

1827

Подвиг Сипягина

Кто сей и в правилах и в нраве твердый,

Холодный за пером, запальчивый в войне,

Летит в огонь и дым горящей Бишефсверды

Под буркой, на донском коне?..

Узка дорога, две колонны

Французские стоят,

И смельчака, без обороны,

Схватить живьем хотят…

Но он, перекрестясь, с огнем своей отваги,

Сквозь град картечь, сквозь пулей дождь

Махнул — и невредим!.. Кто ж он, сей вождь?..

Он, по пословице, своей храбрее шпаги:

Я узнаю тебя — Сипягин!

1827

Д. Доу. Портрет Николая Мартьяновича Сипягина

Раненый воин у подмосковных поселян

Отрывок

Уж третий день гремит все боле,

Все ближе день за днем;

И с каждым часом все слышнее

Тревога и гроза.

Дымится даль, долины стонут,

Кругом трепещет жизнь,

И все тоской и страхом полно

У древних стен Москвы.

В лесах, в стране уединенной,

Давно забывший мир,

Отшельник древний слышит бурю

И смотрит в небеса.

К нему, оставя плуг и косу,

Стеклись толпы селян,

И мнят, в очах святого мужа

Свой жребий прочитать.

«Отколь предвестные явленья —

Невидимой грозы:

Под небом ясно, в поле тихо,

А гром кругом гремит?

Молвы и страх по селам ходят,

Забыт и хлеб и сон;

И смотрят все, как страшно рдеет

Край неба по ночам».

Так старцу мирные вещают,

И всяк спешит открыть,

Что небо, и земля, и души

Полны предвестьем бед:

«Уж третью ночь». — «Мы сами слышим». —

«В лесах унылый вой,

И псы не спят по ближним селам,

И в трепете стада.

В лесу густом лучи сверкают,

Как длинный ряд свечей:

То волки гладные, скликаясь,

Все на полночь идут»[76]. —

«Им вслед орлы и жадных вранов

Стада из дальних стран,

Как будто чуя глас призывный

На некий сытый пир». —

«Скажи нам, муж угодный небу!

Какой оно бедой

Спокойным угрожает селам

И жатвам наших нив? —

Ужель столпы, явленья ночи,

Горящи в небесах,

Сойдут пожарами на землю

И нас в грехах пожгут?

Ужель…» И речи не скончали,

А в чаще вдруг мелькнул

Коня ведущий ратник юный

С пониклою главой.

И вот он, в думу погруженный,

Ему подпора меч!

И добрый конь с тяжелой язвой

Чуть идет — следом кровь.

Померкла сталь на ратном шлеме,

Стальной нагрудник смят;

И меч лучи свои утратил,

И рана на челе.

И капли слез и алой крови

На лилиях ланит.

Осанистый, согбен печалью

Как вихрем клен младой. —

Все говорило, что из сечи

Исторгшись роковой,

Искал убежища сей витязь. —

Отшельника узрев,

Он стал и, взор возведши к небу:

«Хвала тебе Творец!

Я в сей дичи умру спокойно!»

И, к старцу обратясь:

«Прими меня, пустынный житель!

Под свой смиренный кров.

Прими — я видел спор народов:

Я был в Бородине.

Прочь, прочь ужасные виденья

Пожаров и убийств:

Увы! Родных и ближних гибель

Легко ли пережить?» —

Сказал и, бледный, поникает

Без чувств на мягкий луг,

И жизни ход едва приметен

В биенье томных жил.

Но старец, умудренный в тайнах,

Недуги врачевать,

Умел сбирать в пустыне травы

С молитвой в должный час.

И ранний цвет полей воскресших,

Сокровище