Честный враг – наполовину друг - Сергей Самаров

– Если ты пойдешь на встречу в своем армейском бронежилете, это будет равносильно тому, что ты поедешь на нее на боевой машине пехоты, – улыбнулся он с непонятной торжественностью. – Сразу все точки над i расставишь.

– Я в принципе бронежилет надевать и не собирался. Точно так же, как и на БМП ехать, – признался я.

Ангел вытащил из своего рюкзака три пакета. Легкие бронежилеты скрытного ношения. Вещь удобная, но по большому счету, бесполезная, при нормальных боевых действиях, поскольку этот бронежилет автоматную пулю не выдерживает. Пистолетную – да. Ребро пистолетная пуля сломает почти обязательно, в лучшем случае, синяк во весь бок. Зато жизнь сохранит. За неимением такого бронежилета, я решил вообще без защиты обходиться. Но если уж Ангел привез с собой, значит, есть смысл им воспользоваться.

– Реквизит казенный, потому попрошу, если прострелов не будет, вернуть после операции, – сказал Ангел, вручая по бронежилету мне, Людоеду и Копченому.

Наши чеченцы восприняли презент с благодарностью, и сразу стали примерять. Полностью экипироваться было еще рановато. Я для приличия поморщился и сунул пакет подмышку. Никогда такие не носил, но справедливости ради стоит сказать, что Ангел оказался более благоразумным, чем я. И более предусмотрительным. Рассчитывать на то, что я очень быстро стреляю, наверное, слишком самонадеянно.

– Спасибо, – я тоже поблагодарил. – Ты за этим ездил?

– Нет, мне необходимо было связаться по закрытому каналу с Москвой и с Лионом и кое-что уточнить...

– Все уточнил?

– Все.

– Хочешь что-то сообщить?

– Вопрос по нашим материалам в правительстве. Президента Чечни вместе с главой его аппарата пригласили туда. Они оба сейчас в Москве.

– И что?

– Ждем результатов их беседы.

– Нам сообщат? – спросил Рославлев.

– Вам, думаю, сообщит ваше руководство. Нам – сообщит наше. Вам – раньше. Потому что документы в правительство передавали вы. Мы бы и без этого отработали, невзирая на чины и должности... Мы люди скромные и на правительство выходить не любим...

Голос Ангела мне не понравился. Должно быть, что-то пошло в деле не так, как планировалось и ожидалось. Не у нас, не в нашей операции, а там, наверху. Но сам Ангел распространяться на эту тему не стал, следовательно, и спрашивать его смысла не имело. Если бы возникла необходимость, он сказал бы все что требовалось. Будет ясность – он скажет.

На столе перед Рославлевым затрещала рация.

– Я – «Пост одиннадцать», – доложил один из наблюдателей. – По дороге в сторону плотины проследовал микроавтобус «Фольксваген». За рулем человек кавказской внешности. На переднем пассажирском сиденье тоже. Кто в салоне – неизвестно. Стекла салона тонированы... Как поняли? Прием.

– Я – «Первый». Понял тебя. Продолжай наблюдение.

– Не рановато ли началось? – глянув на часы, сказал Ангел.

– А я так думаю, что припозднились, – не согласился Рославлев. – Первая разведка. Могут даже мимо проехать.

Рославлев хорошо, видимо, понимал психологию террористов. Микроавтобус, который вскоре появился в поле нашего зрения, не заехал на стоянку около пляжа, а проехал мимо, миновал мост над сбросом воды, проскочил мимо нашего здания и двинулся по плотине в дальний поселок. Мы сквозь сильно запыленные окна машинного зала пытались рассмотреть, кто сидит в салоне, но увидеть ничего не удалось.

– Сколько километров от поста? – спросил Людоед.

– Четыре с половиной, – сказал я.

– А ведь это они, – сделал он вывод.

– Откуда такая уверенность? – не понял Ангел. – Они представились?

– Они очень быстро проехали по дороге, но сбросили скорость перед плотиной. Явно присматривались к пляжу.

– Тогда сейчас вернутся. Оставят машину на стоянке и пойдут прогуляться по пляжу. А в салоне у них женщины с детьми.

– Ты увидел? – поинтересовался Ангел.

– Нет. Это обычная тактика. Всегда вперед пускают женщин с детьми. Погуляют, посмотрят и уведут. Надеюсь, ничего не увидят.

– Не увидят, – уверенно сказал Людоед. – Мы с Копченым не увидели. А у нас глаз на засады наметан.

– Не увидят, – согласился я. – Мальчишки делали на совесть.

– Они развернулись в конце плотины и возвращаются, – сообщил Ангел, глядя в бинокль.

– Я же говорил, – Рославлев удовлетворенно улыбнулся. – Сейчас на стоянку заедут. И женщины, и дети будут...

Подполковник антитеррористического управления ФСБ опыт, видимо, в действительности имел не малый, и манеры террористов знал хорошо. Микроавтобус проехал мимо нас в обратном направлении, повернул за мостом направо и заехал на площадку стоянки. Раскрылась водительская дверца, водитель, однако, не вышел, только сказал что-то за спину. Нам видно не было боковую дверцу. Она, должно быть, открылась, и из-за микроавтобуса вышли две девочки и два мальчика, лет по восемь – десять. Потом и две женщины появились.

Водитель из-за руля так и не вышел, – остался караулить машину. А женщины с детьми и мужчина с переднего пассажирского сиденья пошли на пляж, где было промозгло и ветрено. Детям это не слишком нравилось, и они не играли, не бегали. Тем не менее шли рядом со взрослыми. Мы наблюдали и в бинокли, и без них, как группа неторопливо движется по пляжу. Дошли они до седьмой по счету кабинки для переодевания. Проверили путь. Но назад возвращались не через пляж, по опушке леса. Наверное, там было не так ветрено.

Сообщения от групп наблюдения приходили регулярно.

– «Первый», я «Пост пять». Прошли мимо нас, в метре.

– Я – «Первый», понял. Никому ничего не отдавили?

– Не наступили даже.

– «Первый», я – «Пост Четыре». Развернулись у нас под носом. На нос тоже не наступили.

В том же духе звучали и другие сообщения. Наблюдать за прогулкой группы было скучно. Самые опасные места они миновали благополучно. Рыбаки их интересовали мало, тем более что лодок было уже четыре, и все они располагались далековато от берега. Но это тоже до поры до времени. К нужному моменту одна из лодок приблизится к берегу.

* * *

Я слышал множество раз упреки в сторону своих соплеменников за то, что они женщинами и детьми прикрываются. Люди считают такое явление позорным. Но это происходит от незнания кавказского менталитета. Постороннему трудно понять, что такое женщина на Кавказе. Это не просто жена или мать. Женщина – это частица мужчины, и она себя всегда таковой чувствует. В смелости и хладнокровии женщины и дети стараются равняться на мужчин. А там, где нужно, они могут себе позволить и по-женски себя вести, и по-детски. А сам факт, когда женщины отвлекают внимание от своих мужчин, подвергая себя и своих детей опасности, говорит только об их характере. И мужчины этому не препятствуют, потому что женщины делают одно с ними дело.

Я смотрел на группу из женщин и детей и был уверен, что женщины, по крайней мере, точно знают, для чего совершается эта прогулка. И они идут на нее, не думая об опасности, которая может подстерегать самих женщин и их детей. Мужчина сказал, и они идут. И это правильно.

Но они идут туда для того, чтобы убить меня, Копченого и подполковника Студенкова. А потому и мы поступим правильно, когда попытаемся убить или захватить их мужчин. Они постараются выполнить свою задачу, мы – свою. И у нас больше шансов на успех, поскольку они считают, что их появление будет неожиданным для нас, и не подозревают, что мы им готовим. Так что фактор неожиданности все же на нашей стороне.

Единственная неувязка может возникнуть из-за неуступчивого характера моих земляков. Пусть они даже враги для меня, я не могу забыть и про то, что они мои соплеменники, и обладают характером, сходным с моим. Я уважаю свой характер. И уважаю, следовательно, их характер. Они неуступчивы и редко сдаются в плен. В этом случае может быть бойня, в которой, возможно, и нам что-то перепадет, потому что на ближней дистанции любая бойня обоюдоопасна. Но я иду на это сознательно, потому что не вижу иного способа докопаться до необходимых мне данных. Интерпол что-то накопал, но мне пока не дано узнать, что именно. Ангел не спешит открыть данные своей работы, а Рославлев, мне кажется, и не думает об этом. Он вообще видит нас с Копченым только исключительно как инструмент в своей работе. Удастся ли мне что-то в этой операции узнать, сказать трудно. Но другого варианта у меня нет. Самостоятельно выйти на старшего следователя по особо важным делам я не могу и подобраться к нему тоже возможности не имею. Из следственного комитета можно только бежать, а попасть туда можно только в наручниках. И дом, в котором живет Асхаб Гойсумович, считается элитным и наполовину правительственным. Там не только дом, там даже двор охраняется. А кроме старшего следователя я не знаю ни одного человека, кого мог бы узнать интересующие меня сведения.

Следовательно, даже для получения минимального результата я вынужден идти на эту операцию. И вынужден идти вместе с теми, кто еще недавно ловил меня. Правда, не так активно, как чеченские менты, тем не менее...