Спаси меня - Кристофер Харт

Гектор довольно долго развлекает нас байками в таком духе: «Знаете ли, она была любовницей Дафа Купера, страшнейшего развратника эдвардианской эпохи, но они все равно представляли собой довольно кошмарную пару. Нэнси Митфорд писала ужаснейшие письма о них Эвелин, а ее муж был каким-то богатейшим греческим купцом. Вы не поверите, но у него на яхте в баре стояли табуреты, обитые кожей с пенисов кашалотов…». Но в конце концов где-то в районе Уорксопа даже неутомимый Гектор начал сникать. Так что пришлось назначить его рулевым. Сами же мы пристроились в салоне и по-детски дремали, опустив головы на плечо соседа.

Большинство из нас уже были в замке Клайва. Это невероятно мрачное место, даже по шотландским меркам. Кровати сделаны из гранита, полотенца из наждака. На завтрак — недожаренная хряковина. На обед — овсянка и отварные стебли папоротника-орляка. Вместо газет — глиняные дощечки. Пижамы, должно быть, сшиты из твида, а центральное отопление запрещено (от него становятся гомосексуалистами). Обувь должна быть начищена до блеска при любых обстоятельствах.

Надеюсь, вам не кажется, будто я шучу.

А с другой стороны, так бывает только в Шотландии: утром выходишь на парадное крыльцо, и глазу открывается столь невероятный вид, что дух захватывает от восторга: зеленые лужайки, серебристая бухта, пегие горы на другом берегу…

И тишина.

Прибыли мы уже за полночь. Нигде не видно угрюмого лорда Крэйгмура. Клайв пожимает плечами и потчует нас чаем с виски на кухне, мы собираемся тесным кружком около плиты. Скоро начинаем оттаивать и оживленно болтать. Несколько минут спустя дверь на кухню со скрипом отворяется, и в проеме возникает Бет в шерстяном халате, заспанная и лохматая. Я тут же вскакиваю и мчусь ей навстречу, как вдруг на полпути до меня доходит, что подобная радость при виде нее может показаться несколько чрезмерной. Так что я моментально делаю вид, будто никуда не спешил, подхожу к Бет и неуклюже спрашиваю:

— Привет. Э-э… Майлз еще спит?

Она кивает и чуть заметно подставляет щечку для поцелуя. Я ее чмокаю, и мы подходим к столу. Как я ни стараюсь избежать взгляда своего старинного дружка Клайва, он все равно умудряется заглянуть мне в глаза и, лукаво улыбаясь, склоняется над бокалом виски. И тут я замечаю, что на меня пристально смотрит Амрита. Интересно, а что известно ей?

Допиваем, ополаскиваем кружки, стаканы — и бегом распаковывать чемоданы. Всю подходящую одежду напяливаем на себя, пренебрегая опасностью почить от удушения, и расходимся по комнатам. Причем, поднимаясь наверх, нельзя ни в коем случае касаться перил, иначе пальцы примерзнут. Высоко над лестничной площадкой, постукивая зубами от холода, висит оленья голова с огромными рогами.

Наверху желаем друг другу спокойной ночи и разбредаемся по апартаментам. Бет небрежно делает пальчиками «пока» и исчезает в конце длинного коридора, без единого шороха растворившись в темноте.

Из моих окон открывается потрясающий вид. Я так и залюбовался холмами, залитыми лунным светом, и зеркальной гладью узкого морского залива. Жаль только, в комнате настоящая холодрыга, да и постель слишком просторна для одного. Колени то и дело подтягиваются к животу, а ноги тут же распрямляются пружиной, едва бедер коснутся ледяные пятки. Но с природой не поспоришь — колени снова сгибаются, и эти морозные проказники опять тут как тут. Вот привязались. Наконец я забываюсь беспокойным сном, стараясь выкинуть из головы мысли о том, как Бет сейчас, наверное, тепло в могучих объятиях Майлза.

Примерно в семь утра Гектор начинает расхаживать по коридору и колотить клеймором, мечом шотландских горцев, в небольшой круглый щит — будто часовой на побудке. К восьми мы уже на ногах: одеты, умыты, сидим вокруг стола за завтраком и уплетаем кашу, копченую селедку и чай. Амрита ест овсянку впервые, но заверяет, что очень ее любит. Неожиданно Клайв спрашивает, не видел ли кто-нибудь привидение.

— Какое привидение? — удивляется Кэт.

— А-а, — протягивает Бет, поливая овсянку сливками. — Я так и подумала, что это призрак. Какая-то женщина стояла у окна на лестничной площадке.

— Ага, — усмехается Майлз. — В путеводителе вычитала.

— Нет, — возражает Клайв. — У нас нет путеводителя. И никогда не было. Бет совершенно права. А в каком платье была незнакомка?

— В зеленом.

— Верно. — Достопочтенный облокачивается на спинку кресла и медленно кивает. — Так, так.

— Рассказывай, кто она такая?

Клайв с видом гордого хозяина начинает:

— Очень похоже на Нэнси. Здешняя нежить. Завелась, наверно, в начале восемнадцатого века. Она появляется в разных местах. Нэнси еще при жизни влюбилась в местного матроса — Вильям его звали, — но родители отказались их благословить. Тогда несчастные поклялись друг другу в вечной любви, и вскоре он ушел в море. Проходили месяцы, годы, а суженый все не возвращался. Бедняжка дни напролет стояла у окна и не сводила глаз с бухты — ждала своего избранника. Или сидела на берегу под скалой, которую потом прозвали Скалой Нэнси. Одной лунной ночью какая-то старуха заметила ее в небольшом каменном гроте у самой воды. В ту пору волна ходила высокая — близился шторм. Только Нэнси будто не замечала. Старуха уже собиралась сходить позвать кого-нибудь на помощь, как вдруг заметила, что Нэнси не одна: с ней в обнимку сидит какой-то матрос.

— Фи, какие нежности, — говорит Майлз.

Мы же сидим и слушаем как завороженные.

— Старуха долго на них смотрела. Вокруг бушевало море, а они так и сидели, не думая уходить. Вдруг скалу накрыло огромной волной, а когда вода схлынула, на том месте уже никого не было. Нэнси больше никогда не видели, а на следующий день прошел слух, будто в ту самую ночь корабль, на котором плавал Вильям, разбился, а все, кто был на борту, погибли.

— Потрясающе, — выдыхает Амрита после многозначительного молчания. — Какая прекрасная история.

— А прошлой ночью, — говорит Клайв, — Бет видела Нэнси в ее любимом платье цвета морской волны.

— Всю мокрую и в водорослях, — говорит Майлз и косится на Бет. — Кстати, что ты делала на лестнице посреди ночи? Куда направлялась?

— Никуда. — Она пожимает плечами. — Просто мне не спалось, я стояла на лестнице и смотрела на женщину, пока та не ушла.

В столовой повисло неловкое молчание, и Клайв поспешил заговорить о предстоящей прогулке.

Мы идем по берегу залива, глядя, как из воды выпрыгивает форель, потом сворачиваем на юго-запад и поднимаемся на холмы. Клайв заверяет, что видел благородного оленя. Однако зверь только показался на горизонте и мигом скрылся, поэтому остальные его не заметили.

Амрита утверждает, что Шотландия очень похожа на Пенджаб; Эдвард говорит, что здесь все как в Хэмпстед-Хис; Гектор кричит разными потешными голосами, а Бет очень красива: на ней старые вельветовые брюки и джемпер из шотландской шерсти. Майлз разрумянился, как пирог, и мы прошли почти двенадцать миль.

Днем устраиваемся подремать у огня — да, иногда здесь затапливают камин, — а к чаепитию начинают прибывать и остальные гости: по большей части родственники. Здесь пока еще чтят семейные традиции и стараются почаще собираться вместе.

Лорда Крэйгмура по-прежнему не видно. Около шести мы, стиснув зубы, расходимся по комнатам и облачаемся к балу.

Я надеваю новый фрак, преподнесенный благодарной Кэролин до того, как ее «звездный мальчик» опозорился на любовном ложе. Все делают мне комплименты: говорят, я очень хорош собой. И более того, собравшиеся наперебой восторгаются Бет. Она в прямом изумрудно-зеленом платье по щиколотку, которое великолепно подчеркивает ее каштановые волосы, и темно-зеленых туфлях на высоком каблуке.

— Вашу руку, любезник, — говорит она мне. На шее у нее широкое гагатовое колье. Ах да, чуть не забыл — и длинные зеленые перчатки под самый локоть. И я даже знаю, зачем она их нацепила, наркота неисправимая. Жаль, теперь не время говорить по душам. А вот подколоть ее не повредит (да простит мне читатель эту игру слов).

— А ты вся в зеленом, как Нэнси.

— Не говори так. — Бет не глядит на меня.

— Ба, да ты никак суеверна? Готов поспорить, читаешь гороскоп и веришь ему.

Тут она начинает смотреть на меня в упор своими зелеными глазами: такой жесткий немилосердный взгляд.

— А ты во что веришь, Дэниел Своллоу?

— О, я уже ни во что не верю. Да и неудивительно — Львы на редкость прагматичный знак.

Бет усмехается.

— А ты, как всегда, в своем репертуаре. Шуточки у тебя плоские.

— Лучше плоские шутки, чем выдающееся занудство, — парирую я, прекрасно понимая, что мой ответ действительно плоский и практически бессмысленный.

— Полностью с тобой согласна, — говорит она. — Хотя выдающееся занудство частенько идет в ногу с плоскими шуточками.