Братство - Сергей Палий

— Вижу, тебе еда нужна даже больше, чем мне, — опасливо отодвигаясь от пригарцовывающего журналиста пробормотал Куклюмбер.

— Эх, я балбес! — наконец воскликнул Степан. — Как же раньше не догадался…

— Так. Не томи уже, дедуктор.

— Тетя Эмма! Горгулья! Она тут неподалеку живет, в пещере… Я ж ее знаю! Она нас приютит по старой дружбе и накормит!

Бобер задумался. Резонно заметил:

— А что, если она сама жрать хочет?

— Тогда вместе что-нибудь придумаем!

Куклюмбер встал на задние лапы — шерсть у него на холке вздыбилась, хвост отбил мощную дробь по ступеньке. Было видно, что бобер не разделяет оптимизма Степана. Но другого плана у него в загашнике не нашлось.

— Ладно, — напряженно подвигав носом, согласился Куклюмбер, — пошли к этой твоей горгулье. Только, чур, первый идешь ты, а я покараулю снаружи. Ну, мало ли что… Голод, знаешь ли, не тетка. Даже тетям Эммам.

— Не бойся, она добрая, — заверил его Степан, радуясь новой надежде. — За мной!

— Ага, добрая, — с сомнением покачал головой Куклюмбер, но все-таки поплелся следом за припустившим к воротам журналистом. — Видал я ее родственничков серокрылых…

Дорогу Степан помнил хорошо, поэтому до логова тети Эммы они с бобром добрались быстро.

На подходе к пещере Куклюмбер остановился и втянул носом воздух.

— Чуешь? — шепотом спросил он.

Журналист втянул носом еле слышный аромат какого-то варева.

— Еда.

— Не просто еда, — завороженно сказал бобер. — Кажется, это овощной суп с брынзой и тертыми орешками. Вкуснотища!

— Надеюсь, тетя Эмма нас угостит, — сказал Степан.

Он сглотнул слюну и двинулся к пещере, взяв на всякий случай в руку мухобойку.

— Хочется верить, — буркнул Куклюмбер, держась строго за журналистом.

Степана вел нос. По мере приближения к пещере запах усиливался и становилось все труднее совладать с собой. Он ускорил шаг и едва не угодил в яму-ловушку. В последний момент журналист резко остановился, покачнулся, но устоял на ногах. Осторожно обогнул круглый провал с изломанными прутьями и сгнившей листвой на дне. Отсигналил бобру и исчез в туннеле.

Куклюмбер догнал его уже через минуту. Видимо, и зубастого голод крепко прихватил.

Горящих луж керосина возле стен больше не было.

— Темно-то как, — пробормотал Степан, вглядываясь в сумрак. — Только бы с тетей Эммой все было хорошо…

В следующую секунду из-за поворота донесся знакомый старческий кашель. Сердце журналиста радостно забилось, и он бросился на звук.

Через несколько шагов Степан со всей дури впечатался лбом в сталактит. Перед глазами поплыли радужные разводы, в голове зашумело.

— Добегался, спринтер, — прокомментировал Куклюмбер, вставая рядом.

Степан поморгал, отгоняя искры.

— Это… кхе-кхе… кто там, япона сковородка? — проворчала тетя Эмма из глубины пещеры. — Если еще не все в курсе, здесь частная собственность. К тому же я сильна, вооружена и безгранично опасна.

— Тетя Эмма! — крикнул журналист. — Это я — Степан! Последний из Братства! Помните?

Искры перестали мельтешить перед глазами, и он двинулся на желтоватые отблески, подрагивающие за поворотом.

Вторым же шагом Степан наступил на что-то мягкое. Рядом раздался истошный вопль Куклюмбера. Поджимая отдавленную лапу, бобер дернул в сторону.

Вовремя.

Через мгновение на том месте, где он только что стоял, слой гнилого сена вспыхнул, а каменистая почва пошла пузырями.

Куклюмбер прижался спиной к стене и с ужасом таращился на вспучившиеся камни.

— Вскипячу! — предупредила тетя Эмма. — А ну-ка, выходите по одному с поднятыми граблями! Тогда обещаю: пришибу небольно и похороню по всем правилам. А не то…

— Тетя Эмма! — Степан вышел в центр зала. — Не надо кипятить! Это я — Степан! Разве не узнаете?

Тетя Эмма подозрительно прищурилась.

— Не дрейфь. Тя помню. А вот на второго… кхе-кхе… нужно еще глянуть.

— Это мой друг.

— Таких друзей под колпак и в музей. А ну-ка вылезай из тени, а то вскипячу.

— Я те вскипячу! — огрызнулся Куклюмбер. — Мы, конечно, пришли с миром, любовью и всеми прочими пацифистскими прибамбасами, но пару гранат я на твою лачугу не пожалею.

— Самоубийца какой-то, — хмыкнула тетя Эмма, подзывая взмахом крыла Степана поближе. — Слушай, он те действительно дорог? Кхе-кхе… А то, может, его того… Бах и на шкуру.

— Не надо на шкуру. Он в глубине души хороший, — вступился Степан за бобра, как когда-то вступался за все Братство. — Просто стесняется, оттого и хамит.

— Повезло те с приятелем, — крикнула тетя Эмма в темноту. — Вон как заступается. Цени.

— Ценю, — донеслось оттуда. — В этом журналисте столько ценности, что уже пробы ставить некуда.

— Мы к тебе зашли, чтобы… — Степан стушевался. Он очень не любил что-то просить, тем более у пожилых людей. — Чтобы…

— Ну, чего надо? — подбодрила тетя Эмма.

— Перекусить бы, — выдавил Степан и снова сглотнул накопившуюся слюну. — Хотя бы немного. Без яка.

— И горло промочить не мешало бы, — добавил Куклюмбер, опасливо высовывая морду из прохода.

Тетя Эмма строго посмотрела на журналиста, вздохнула:

— Эх, бестолочь ты вежливая. Чего сразу-то не сказал? Тоже мне… вояки хре… хре… хренов ларингит!

— Выйти-то уже можно? — уточнил бобер.

— Выходи уже, млекопитающее. Или ты яйца кладешь?

— Только в определенные теплые и укромные места, — манерно заявил Куклюмбер, выступая на свет.

— Ой ты-мой! — охнула тетя Эмма при виде Куклюмбера, сжимающего в лапе боевую гранату. — Да-а, проголодались вы, как я погляжу, не на шутку. Ты, милок… кхе-кхе… бросай уже свою штуковину, а то я, хоть и добрая, а могу куснуть довольно неожиданно.

— Я бы бросил, — пожал плечами Куклюмбер. — Да только чеку уже на нервах выдрал. Давай уж там, хозяйка, как в русских народных сказках: корми, пои, баиньки укладывай. От бани тоже не откажемся. А утром мы опять на войну пойдем… Ты вообще, мать, в курсе, что в мире творится?

Журналист схватил факел и бросился в проход. Рассыпая во все стороны снопы искр, стал искать чеку. Краем уха он слышал, как Куклюмбер втирает тете Эмме что-то про стремительный армагеддон, непотребное поведение бесов и козни хитрой девочки с косичками.

Так и не найдя чеку, Степан бегом вернулся в зал. Дыхание у него сбилось, пот валил градом, колени ходили ходуном.

— Ты чего там суетился? — поинтересовался бобер, приподняв бровь.

— Как чего? Чеку твою искал!

— Зачем? — искренне удивился Куклюмбер.

— На место вставить, чтобы граната не взорвалась!

— А-а… — Куклюмбер хмыкнул и отодвинулся подальше от журналиста. Спросил: — Ты психически уравновешенный? В роду отклонений в этой сфере не было?

— Не было, вроде, — Степан потрогал пальцем дергающееся веко. — А что?

— То есть анамнез положительный, наследственность без патологий. Это хорошо, — делая еще шаг назад, сказал бобер.

— Я что-то не понимаю…

— Пустяки…

— Какие пустяки?

— Сначала положи мухобойку и сделай десять глубоких вдохов.

Степан почувствовал, что сатанеет. Подобное с ним случалось крайне редко, но в такие моменты под руку ему лучше было не попадаться: контролировать себя не получалось совершенно.

Он испепеляюще посмотрел на отступающее животное и вкрадчиво проговорил:

— Если ты сейчас же не скажешь, что с гранатой, я буду очень медленно выдергивать волоски из твоей шкуры. По одному. До самого последнего.

— Ё-мое… — прохрипел Куклюмбер, — вот теперь ты мне до боли напоминаешь одного знакомого космонавта. Чему б хорошему научился, а?

— Я жду.

— Ладно. Готов?

— Готов.

— Я пошутил, — Куклюмбер медленно разжал лапу и продемонстрировал гранату. Чека была на месте. — Это же обычная дипломатия. Понимаешь?

Бросок вышел резкий и точный. Мухобойка со свистом рассекла воздух и угодила бобру точно в лоб. Он крякнул. Граната вывалилась из лапы, откатилась в сторону.

— Покайся! — заверещал Куклюмбер. — Ты чего творишь? Я ж теперь нюх могу потерять!

— Ты сейчас всю шерсть потеряешь, — пообещал Степан, бросаясь за бобром.

— SOS! У паиньки башню снесло!

Степан носился вокруг валуна, на котором сидела тетя Эмма, и пытался ухватить улепетывающего бобра за хвост. Несколько раз он спотыкался, но вскакивал и ломился дальше с новой силой. Когда он почти догнал проворное животное, тетя Эмма встопорщила кожистые крылья и велела:

— Ну-ка угомонитесь!

Степан пронесся мимо. Плоский хвост Куклюмбера мелькал уже в каком-то метре от него, еще чуть-чуть…

— Э! Кхе-кхе… Хватит вертеться тут! — сердито гаркнула горгулья. — Слышь, идальго Ламанчский? Стоп! Ать-два!

На следующем витке она пинком сбила бобра с траектории, а Степана властно остановила крылом. Он дернулся, но горгулья резким движением развернула журналиста к себе.