Похищение мечты - Олесь Бенюх

Перевод рукописи "Советские лидеры о войне и мире", которая содержала новейшие статьи, обращения, интервью и речи, он привез из Москвы. Понимая ответственность первого поручения, Виктор провел несколько бессонных суток, сверяя перевод с русскими оригиналами. Принимая во внимание объем рукописи 16 авторских листов - неточностей было мало. Переводчики и редакторы агентства печати "Новости" потрудились на славу.

Размножив на ксероксе окончательный вариант, он разослал текст со своим кратким письмом в тридцать ведущих издательств Америки. И началась мука. Больше месяца тянулось абсолютное молчание. Он стал обзванивать президентов и главных редакторов. Узнав, кто говорит, секретари его попросту не соединяли.

Стереотипным был ответ: "Оставьте ваш номер, он вам позвонит". Никто, разумеется, звонка не возвращал. Наконец, он выяснил, что из тридцати издательств рукопись получили только восемнадцать. Куда делись еще двенадцать? Выяснить это ему так и не удалось. Наконец, одиннадцать издательств сухо и стереотипно ответили, что рукопись им не подходит по своему профилю. "Вранье, - нервничал Виктор, получая очередной отказ. Профиль тот. Содержание не устраивает. Подумать только! Словно я им подсовываю призывы к войне, а не предложения мира!". Семь раз он ездил в Нью-Йорк, встречался с издателями. И все семь бесед произвели на него гнетущее впечатление.

Американцы приводили один довод убедительнее другого: перегруженность плана, отсутствие мощностей, коммерческая нецелесообразность. Картенев был на грани отчаяния. И тут, используя связи своего предшественника, ему посчастливилось выйти на Теннисона. Он терпеливо выслушал рассказ о злоключениях Виктора и сказал: "Все эти причины, мягко говоря, надуманные.

Им дана команда: "Не издавать!". И они не смеют ослушаться. А мы эту рукопись издадим". "Не боитесь?" - рискнул спросить Картенев. "Вообще-то это не безопасно, вовсе нет, - не сразу ответил Теннисон. - Но мы - очень большое издательство. А корпорация, в которую мы входим как дочернее предприятие гигант. Ей никакие санкции, ни финансовые, ни политические, не страшны. И потом - мы слишком давно и плодотворно сотрудничаем с Советами".

Теннисон умолчал о том, что последнюю советскую книгу он выпустил пять лет назад. А Виктор об этом не знал. Правда, он подумал, что, может быть, и этому издателю дана команда замотать книгу. Отпечатать пятьсот экземпляров - и точка. Как его проверишь?

Книга вышла через полтора месяца. И появилась на прилавках всех книжных магазинов Нью-Йорка и Вашингтона. Однако Теннисон устраивать прием по случаю ее выпуска не стал. При встрече с Картеневым он был, против обыкновения, мрачен.

- В чем дело? - поинтересовался Виктор.

- Эта книга вызвала такую бурю в Вашингтоне, что я, по правде говоря, не раз жалел, что связался с нею. И с вами, он вяло улыбнулся.

- Вы хотите сказать, что сотрудничество наше прекратится?

- нет, этого я не хочу сказать. Мы будем покупать у вас рукописи и издавать их будем. Но Боже сохрани меня от политики.

И Теннисон обеими руками закрыл свое лицо: "Вы даже не представляете, какой скандал - и где! - мне пришлось пережить. Признаюсь, именно тогда я вспомнил рассказ одного старого знакомого о том, почему он бежал без оглядки из Берлина в 1935 году.

И вам я посоветую впредь быть осторожнее. Поймите, это совет друга".

Виктор долго ходил под впечатлением этого разговора. "Не хотят слышать, не выносят даже самую мысль о том, что может существовать какая-то иная точка зрения. Вашингтон высказался, и это и есть истина в конечной инстанции. Если это так, то это просто страшно".

- Сегодня, - продолжал Теннисон, - мы присутствуем при крестинах вот этого великолепного ребенка, - он показал рукой на трехметровую копию обложки за своей спиной. - Я с удовольствием предоставляю слово нашему почетному гостю сенатору Эмори Киветту.

"Мистер Улыбка" привычным жестом вскинул руку над головой, и его несильный голос, модуляциям которого мог бы позавидовать иной драматический актер, стал обволакивать слушателей: "...Как все здоровые люди, я предпочитаю пищу разнообразную, обязательно вкусную и, как правило, обильную. Поэтому я не ошибусь, если стану утверждать, что издательство "Теннисон и Теннисон" оказывает нашему обществу услугу поистине неоценимую. за последнее время им изданы или переизданы великолепные иллюстрированные книги о кухнях Японии, Мексики, Франции, Таиланда, Испании, Греции, Индии, Израиля и - вот теперь - России. Любая национальная кухня - своеобразная антология зачастую многовековых привычек и вкусов, склонностей и увлечений народа с учетом доступных и полезных ингредиентов национальной диеты. Многие наши соотечественники не хотят или не могут слетать, скажем, на острова Фиджи или в Югославию, чтобы отведать тамошние яства и вина. За них это делает их полномочный и одаренный посол-гастроном, мистер Артур Теннисон.

Да здравствует его очередной отчет о загадочной... извините... позвольте (он достал из кармана бумажку и прочитал, запинаясь)... ку-ле-бя-ке, о неведомых пельменях, о таинственных щах и о хорошо известной всему миру русской водке!

- Теперь дегустация! - воскликнул Теннисон. - Борщ и пирожки!

Сенатор и издатель надели поварские колпаки и фартуки, взяли в руки половники и стали разливать в тарелки всем желающим дымящийся наваристый борщ. Им помогали несколько женщин, которые предлагали к борщу сметану, раздавали пирожки. Два бармена в разных концах зала наливали в крошечные рюмки водку. Аня вызвалась помогать женщинам. Минут через десять она вернулась к Виктору несколько обескураженная.

- Что случилось? Тебя обидели? - Картенев извинился перед собеседником, взял ее за руку.

- Нет, не то. Эти женщины, они сначала приняли меня за свою, сказали, что, видно, новенькая, что они меня не знают.

- Они эмигрантки?

- Да, - Аня удивилась, что он так легко это определил. Когда они узнали, что я - из посольских, они сначала немного растерялись, а потом замкнулись. Но я успела узнать, что ансамбль приглашен из ресторана "Русская чайная комната". Вот и весь мой разговор с бывшими соотечественницами, - она улыбнулась как-то виновато.

- Стоит ли расстраиваться? - Виктор обнял жену. Она благодарно заглянула ему в глаза: "Да, я чуть не разревелась. Их вон сколько, все как по команде - раз! - и замолчали". "Уверяю тебя, у них гораздо больше оснований держать слезы наготове. Впрочем, бог с ними. Давай пройдемся, на людей посмотрим, себя покажем".

Своеобразная публика собралась в тот день в демонстрационном зале издательства "Теннисон и Теннисон". Владельцы ресторанов, винных магазинов, сотрудники издательств, дегустаторы, шеф-повары. Кое-кто приехал даже из других городов, правда, не очень издалека. Знакомились с Картеневым охотно, беседовали радушно, звали в гости. За каких-нибудь полчаса левый нагрудный карман пиджака Виктора распух от визитных карточек...

Дрейфуя по залу, Картенев приблизился с Аней к Теннисону и Киветту. Издатель широко улыбнулся: "Эмори, познакомься с моими новыми друзьями миссис Анна Картенева, мистер Виктор Картенев, первый секретарь, пресс-атташе русского посольства в Вашингтоне". "Рад, - осклабился сенатор. - Рад". "Мистер Киветт, - заговорила Аня, чуть размереннее, чем обычно. - Вы первый американский сенатор, с которым я встречаюсь очно.

Пользуясь этим, хочу вам заявить..." "... что безудержная гонка вооружений, - подхватил "мистер Улыбка", - ставит мир на грань ядерной катастрофы. Я угадал? Нет, вы скажите, я угадал? Вы это хотели сказать?". Он снял фартук и колпак, взял рюмку водки, опрокинул содержимое в рот, причем сделал это лихо, и вновь спросил: "Так угадал?". "Вовсе нет, серьезно ответила Аня. - Я хотела заявить вам, как представителю высшей законодательной власти, что, как и многие мои друзья, я люблю Америку Твена и Сэлинджера, Уитмена, Хэмингуэя и Фолкнера. И не люблю Америку..." - Аня увидела умоляющее выражение лица Виктора: "Помолчи! Иногда молчание золото!".

незаметно подмигнув ему, продолжала: "И не люблю Америку Джона Берча и Джима Кроу!". "Мы с вами абсо-лют-ные единомышленники!", - воскликнул облегченно сенатор и поцеловал Ане руку - галантно, напоказ. Кто-то из фотографов успел поймать этот момент объективом. Вспышка. Еще вспышка сенатор поцеловал русской другую руку. "А ваша жена - отлично промаринованная штучка! - восхищенно прошептал на ухо Картеневу Теннисон. И сколько перца на кончике ее языка!". Тут же Виктор задал вопрос Киветту: "Как вы думаете, почему поя жена назвала имена только писателей?". "Хм... Действительно, почему?" - задумался сенатор на мгновение. И сам ответил: "Полагаю, их знает всякий. Книг, может, и не читал, а фамилию слышал. Поэтому?".

"Ну, а Джейн Фонду, Стэнли Крамера, Дина Рида - их разве знает не всякий?". "Тогда... почему?". "Потому, - Виктор машинально взял наполненную рюмку, повертел ее, словно примериваясь, какой точкой ободка приложить ее к губам, поставил назад на поднос, - что у нас их знают не хуже (а иногда определенно лучше), чем на их родине". "Классиков - да. А современников?". "Знаю статистику, - бесстрастно сообщил Картенев. Нет ни одного даже среднего писателя США, который не переводился и не издавался бы в СССР". "Вон куда гнет этот супружеский дуэт, - отметил про себя Киветт. - Под третью корзину хельсинкских соглашений критическую мину подводит - мол, мы саботируем. Что ж, поговорим".