Плывун - Александр Житинский

– А кто владелец?

– Гусарский, помните? Директор филиала банка…

– Вот как же? А какое отношение, простите, он имеет к нашему дому? – спросил Пирошников.

– Но вы же разрешили продавать сертификаты. Он скупил. Сдает комнаты.

Этажом выше тоже была гостиница, принадлежащая Гусарскому, только рангом повыше. Здесь проживали продавцы продуктовых и вещевых рынков, в основном, азербайджанцы, а также южные граждане России без определенных занятиий и безработные.

На обоих минусовых этажах был довольно омерзительный запах пота и нестиранной затхлой одежды.

Комиссия поспешила в лифт и оказалась в вестибюле первого этажа, где еще недавно жил нынешний хозяин дома господин Пирошников.

Он оглядел вестибюль и, заметив в будке вахтера Ларису Павловну, приподнял котелок и поклонился ей.

Вахтерша изобразила на лице благодарную улыбку и тоже отвесила поклон, прижав руку к груди.

Пирошников заметил какое-то шевеление в темном углу под лестницей, где недавно они обитали с Серафимой и где теперь остался лишь туалет с душем и умывальником. Подойдя ближе, он увидел некое подобие шатра или чума, сооруженного из старых одеял и ломаных стульев. Вход был занавешен махровым синим полотенцем. Пирошников осторожно постучал по торчащей из-под одеяла ножке стула, и из норы, отодвинув полотенце, высунулась женская голова, довольно привлекательная.

– Здравствуйте. Вы кто? – спросил Пирошников.

– Гуль, – сказала она.

– Это Гуля, – сказал Геннадий. – Она тут пока живет с детьми…

– У нее есть дети? – удивился Пирошников.

– Трое! – отозвалась со своего места Лариса Павловна. – Мал мала меньше.

– Но это же… черт знает что! – возмутился Пирошников. – Почему ей не дали квартиру?

Гуля испуганно переводила взгляд с одного на другого, стараясь понять, о чем речь.

– Да нет у нее денег, – объяснил Геннадий. – Ей продукты еще приносят сородичи… А денег нет.

– Вот что, – повернулся к нему Пирошников. – Вызови двух своих парней, пускай перевезут Гулю с детьми на пятый и сдадут Серафиме. Я ей сейчас позвоню.

Геннадий молча кивнул и принялся набирать номер на мобильном телефоне.

Пирошников сделал то же самое и передал Серафиме, чтобы она принимала и размещала семью с тремя детьми.

– Мы сейчас тоже приедем, – добавил он.

Серафима не задала ни одного вопроса.

Через минуту появились два крепких охранника, однако Гуль стоило большого труда объяснить – чего от нее хотят. Она плакала и прикрывала своим телом вход в шатер, но потом наконец поняла и извлекла из норы детей. Это были две девочки трех и пяти лет и годовалый мальчишка. Вместе с охранниками и нищенским скарбом семья была препровождена в лифт.

– Благородный поступок… – прокомментировала Лариса Павловна.

Пирошников посмотрел на свою команду.

– Хорошего понемножку, – сказал он. – Закончим завтра.

Глава 34. Танцпол

Уже улегшись в постель вечером, Пирошников все рассказывал Серафиме о том, что он увидел в доме. Она терпеливо слушала, хотя знала и видела гораздо больше чем он, занимаясь здешними делами уже более месяца.

– Понимаешь, это уже совсем другой дом! – горячо говорил он. – Здесь другие люди и другие порядки.

– Ты даже не представляешь, насколько они другие, – улыбнулась она.

– Да, но что-то с этим надо делать!

– Но разве не ты сам устроил эти порядки?

– Отнюдь. Я хотел как лучше…

– А вышло, как всегда.

– Я дал людям возможность лучше жить и зарабатывать.

– Вот они и заработали. Продали свои бумажки. Довольно дорого, надо сказать.

– Но ты же этого не сделала.

– Во-первых, это были твои бумажки. А главное, у меня были другие планы.

– Какие?

– Ну ты же не дошел до нашего этажа. Вот придешь – и покажу.

Пирошников не смог признаться Серафиме в самом главном: в утрате мистической связи с домом, с управляющим процессами Плывуном, с полем тяготения, в конце концов. Ему было стыдно. Он с досадой вспоминал силлабо-тонические практики, все эти прыжки и ужимки доморощенного демиурга, шарлатана, по большому счету, потому что при всей связи с Плывуном он ничего толком не мог с ним поделать, лишь надувал щеки, прикрывая блюзами и стихами собственное бессилие. А теперь даже эти фокусы стали недоступны. Дом отвернулся от него, холодная каменная громада повернулась лицом к другому.

Вот! Именно это и задело больше всего. Этот птенец, юноша бледный, лопочущий «сэнсей, сэнсей», вдруг оказался способен влиять. Не мог он этому научиться у Подземной Рады! Тогда у кого? Приходилось признать, что ни у кого он не учился, а просто обладал изначально таким же талантом, как и сам Пирошнеиков. И все равно было обидно.

Однако, следовало довести до конца осмотр дома. Прекращение полномочий демиурга не отменяло прав и обязанностей хозяина.

На этот раз он не взял с собой никого. Геннадию велел дожидаться его на втором этаже, до которого вчера так и не добрались, а Юльку оставил дома, дав ей задание написать стишок про «наш дом», основываясь на вчерашней инспекции.

Сам же с Серафимой спустился по лестнице на пятый этаж, который, согласно сертификату и договору с бизнес-центром, принадлежал господину Пирошникову. Собственно, это был договор с самим собой. Таким образом, Пирошникову принадлежала гораздо большая площадь в расчете на душу, чем другим домочадцам. Он успокаивал совесть тем, что свой этаж отдаст под общественные и культурные нужды.

С первых же шагов он понял, что Серафима лишь отчасти начала превращать этаж в «царство книги», у нее имелись теперь новые предпочтения.

Первым делом разрешился мучавший его вопрос – куда делся «Гелиос»? Он был тут как тут, более того, в салоне он обнаружил и Софью Михайловну, и старика Залмана. Будто ничего не изменилось, кроме площади, которая значительно увеличилась.

Посетителей же стало еще меньше, потому что жильцы снизу сюда вообще не заглядывали. Да и что было делать выходцам из Средней Азии и Кавказа в магазине русской поэзии?

Гуля с детьми заняла двухкомнатную квартиру с туалетом и ванной, где стояла самая простая, но новая мебель – четыре кровати, два шкафа, стол и стулья. Причем мебель была детская. Пирошников насчитал еще семь таких же квартирок по четыре койки в каждой, оборудованных тою же мебелью! А в отдельной большой комнате он увидел играющих детей. Их было трое, один из них китайчонок, и было им лет по пять.

– Что это? Откуда они? – спросил Пирошников.

– Первые воспитанники нашего детского сада. Двое с минус первого. Один с улицы Блохина, – ответила она.

– Хм… По-моему, детские сады бывают только государственными? Нет?

– Нет, бывают частные детские сады, – ответила она с виду небрежно, но он заметил ее волнение. – Или семейные…

– Ах! Ты хочешь выйти замуж! Скрутить меня узами! – нарочито грозно вскричал Пирошников, обнимая Серафиму. – Хорошо, мне нетрудно, но бегать и оформлять все это мне западло. Да мне и не разрешат, я суперстар.

– Да, могут не разрешить, – опечалилась она.

– Ничего, оформим как-нибудь, – успокоил он ее.

– Сначала нужно найти средства. Зайди в бухгалтерию, они тебя обрадуют.

Пирошников нахмурился. Он и без визита в бухгалтерию знал, что бизнес-центр на грани банкротства. Платежи от домочадцев поступали нерегулярно, других источников не наблюдалось.

Поэтому он отложил визит в бухгалтерию до лучших времен и спустился на четвертый этаж.

Здесь был вещевой рынок, который исчерпывающе описывается русским словом «шмотки». Комнаты и квартиры были превращены в так называемые «бутики», а попросту лавки, где на стенах висели всяческие модные тряпки якобы известных, фирм, но все они были подделками, изготовленными в Турции и Китае.

И продавцы здесь тоже были родом издалека, они громко переговаривались на непонятных языках, поскольку покупателей было немного, да и при покупателях они нисколько не церемонились. Пирошникова почему-то задевала эта чужая, царапающая ухо речь, примерно так же, как его задевала громкая русская речь где-нибудь в Стокгольме или в Риме.

Он купил Юльке собачку, которая двигалась, если ей нажимали на хвост, успев подумать, что здесь использован довольно универсальный принцип.

Следующий, третий этаж был пустынен, там шла отделка и роспись стен, которой занимались два художника, как ни странно, местные. Это были мужья беженок из Махачкалы.

– Что здесь будет? – спросил Пирошников.

– Кинотеатр на четыре зала, – ответил художник.

– А кто хозяин?

– Геннадий Федорович. Он этажом ниже сейчас.

– Та-ак… – сказал Пирошников.

Он прошелся по этажу.

В небольших залах человек на 200 уже стояли кресла и висели экраны. Как видно, Геннадий вложил в реконструкцию немалую сумму.

Пирошников поспешил вниз и нашел Геннадия в темном зале с мерцающими под потолком звездами и горящей при входе надписью: «Ночной клуб «Космос»».

– Оригинальное название… – пробормотал он.