Роковая музыка (Музыка души) - Терри Пратчетт

— Шоу будет прямо здесь, — напомнил Бадди, укладываясь на соломенный матрас.

— Потрясающе! Они, должно быть, сбегались со всей округи!

Бадди уставился в потолок и сыграл несколько аккордов.

— А барбекю! — воскликнул Асфальт, продолжая пылать энтузиазмом. — А соус!

— Мя-со, — добавил Глод.

— Уголь, — пробормотал Клиф удовлетворенно. Вокруг его рта красовалось черное пятно.

— И ктомог под-мать, — сказал Глод. — Что пиво мжна варить из этой… из цветной кпусты.

— Тот имел голову на плечах, — согласился Клиф.

— Я уж думал, у нас будет куча неприятностей, до того как вы начали играть, — сказал Асфальт, стряхивая насекомых с другого матраса. — В толк не возьму, как это вы заставили их так отплясывать.

— Да, — сказал Бадди.

— И мы ж не платили низчто, — пробормотал Глод, рухнул навзничь и сразу принялся храпеть, позванивая шлемом.

Когда все остальные заснули, Бадди положил гитару на кровать, осторожно открыл дверь и спустился по лестнице в ночь.

Было бы замечательно, если бы в эту ночь стояла полная луна. Подошел бы и тонкий лунный серп, но полная луна была бы уместнее. Но в эту ночь светила половинка луны, которую никогда не увидишь на романтических или же мистических полотнах, несмотря на то, что это как раз и есть самая магическая фаза.

В воздухе смешивались запахи выдохшегося пива, гнилой капусты, углей от барбекю и половинчатых гигиенических мер.

Он прислонился к стене конюшни Сета, которая слегка покачнулась.

Прекрасно быть на сцене или, как сегодня ночью, на воротах амбара, положенных на несколько кирпичей. Все видится в ярком цвете. Он ощущал горячие белые образы, искрящиеся в его мозгу. Его тело как будто бы горело в огне и, что важнее, хотело гореть. Он чувствовал себя живым.

А теперь, когда все кончилось, чувствовал себя мертвым.

Из мира не исчезли цвета, только теперь он как будто надел копченые очки Клифа. Звуки доносились как сквозь вату. Вероятно, барбекю было отличное — он слышал, как об этом говорил Глод, но для него это были просто мускульные ткани, не более того.

Тень двигалась через пространство между двумя зданиями.

С другой стороны, он ведь лучший. Он осознавал это, без гордости или заносчивости, а просто как факт. Он чувствовал музыку, которая истекала из него прямо в публику.

— Вот этот, сэр? — прошептала тень около конюшни, когда Бадди побрел по залитой лунным светом улице.

— Да. Сначала этого, потом двоих в гостинице. Даже большого тролля. У него должно быть такое пятно на задней стороне шеи.

— Но это не сам Достабль, сэр?

— Как ни странно, нет. Он вообще не здесь.

— Жаль. Я как-то купил у него пирожок с мясом.

— Вообще это заманчиво. Но за Достабля нам никто не платил.

Убийцы извлекли ножи, лезвия которых были вычернены, чтобы исключить случайный блик.

— Я бы дал за него двухпенсовик, сэр, если это решит дело.

— Это безусловно привлекает— — старший Убийца вжался в стену, когда шаги Бадди зазвучали совсем близко.

Он сжимал нож лезвием вверх. Всякий, кто понимает немного в ножах, никогда не прибегнет к столь любимому иллюстраторами знаменитому удару сверху вниз. Это неэффективно и по-любительски. Профессионал бьет снизу вверх; путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Он отвел руку назад и собрался…

Испускающие голубоватое сияние песочные часы возникли у него прямо перед носом.

— ЛОРД РОБЕРТ СЕЛАЧИ? — раздался голос у самого его уха. — ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ.

Он скосил глаза. Никакой ошибки. Его имя было выгравировано на стекле. Он мог разглядеть каждую крошечную песчинку, падающую в прошлое.

Он развернулся, бросил один взгляд на фигуру в клобуке и бросился бежать.

Его подмастерье был уже в сотне ярдов от места событий и все еще ускорялся.

— Прошу прощения. Кто здесь?

Сьюзан спрятала часа в глубинах своей мантии и встряхнула волосами. Появился Бадди.

— Ты?

— Да. Я, — сказала Сьюзан.

Бадди сделал шаг вперед.

— Собираешься опять раствориться? — спросил он.

— Нет. Я только что спасла тебе жизнь, просто имей в виду.

Бадди оглянулся вокруг. Никого.

— От чего?

Сьюзан наклонилась и подобрала нож с черненым лезвием.

— Вот от этого.

— Я знаю, что мы все это уже обсуждали раньше, но кто такая? Ты ведь не моя фея-крестная?

— Мне казалось, ты значительно старше, — сказала Сьюзан, отступая назад. — И, возможно, значительно красивее. Послушай, я все равно не могу тебе этого сказать. Ты даже видеть меня не должен. Я не должна быть здесь. Никто из нас…

— Ты ведь не собираешься опять уговаривать меня бросить играть? — сердито спросил Бадди. — Потому что я не хочу этого! Я музыкант! Если я брошу играть, кто я буду тогда? Да я с тем же успехом могу умереть! Музыка — это моя жизнь, понимаешь?

Он сделал еще несколько шагов к ней.

— Почему ты повсюду следуешь за мной? Асфальт говорил, что бывают такие девушки, вроде тебя.

— Что это ты имеешь в виду — «вроде меня»?

Бадди умолк, но только на секунду.

— Они повсюду следуют за актерами и музыкантами, — сказал он. — Потому что, ты понимаешь, очарование и все такое.

— Очарование? Какая-то телега и провонявшая капустой таверна?

Бадди поднял руку.

— Послушай, — сказал он терпеливо. — Я все делаю правильно. Я работаю, люди меня слушают. В любом случае, помощь мне не нужна, договорились? Мне есть о чем волноваться, так что, пожалуйста, оставь меня в покое.

Раздался топот и появился Асфальт, сопровождаемый по пятам остальными двумя членами группы.

— Гитара развизжалась, — объяснил он. — С тобой все в порядке?

— Ты лучше ее спроси, — пробурчал Бадди.

Все трое уставились прямо на Сьюзан.

— Кого? — спросил Клиф.

— Она прямо перед тобой.

Глод поводил рукой в воздухе, едва не задев Сьюзан.

— Это все из-за этой капусты, наверное, — сказал Клиф Асфальту.

Сьюзан тихо отступила на шаг.

— Да вот же она, прямо здесь! А сейчас она уходит, вы что, не видите?

— Все хорошо, все хорошо, — сказал Глод, бери Бадди под руку. — Уходит, и скатертью дорога, давай тоже пойдем себе.

— А теперь она вскочила на коня!

— Да-да, на большую черную лошадь.

— Она же белая, идиот!

Отпечатки копыт на секунду вспыхнули во тьме красным и погасли.

— А сейчас она исчезла!

Банда Рока уставилась в темноту.

— Да, я вижу теперь, когда ты упомянул об этом, — сказал Клиф. — Так и выглядит лошадь, которой здесь нет, я уверен.

— Точно. Лошадь, которая исчезла, точно так и выглядит, — добавил осторожно Асфальт.

— Никто из вас ее не видел? — допытывался Бадди, пока они осторожно подталкивали его к таверне сквозь предрассветную серость.

— Я слышал, что музыкантов, действительно сильных музыкантов повсюду сопровождают такие полуголые девушки, — сказал Глод. — Называются Музы.

— Например, Канталупа, — сказал Клиф.

— Мы не называли их Музами, — сказал Асфальт с ухмылкой. — Я вам рассказывал, когда я работал с Берти Балладером и Его Трубадурами-Шельмецами, мы привыкли, что вокруг постоянно ошивается несколько молоденьких дамо…

— Как подумаешь, с чего начинаются легенды… — протянул Глод.

— Начал понимать, парень.

— Она была здесь, — протестовал Бадди. — Она была здесь.

— Канталупа? — сказал Асфальт. — Ты уверен, Клиф?

— Читал в одной книге, — сказал Клиф. — Канталупа. Я уверен. Что-то вроде этого.

— Она была здесь, — сказал Бадди.

Ворон тихонько похрапывал, умостившись на своем черепе, и считал мертвых овец.

Смерть Крыс вошел через окно под аркой, прыгнул на оплывшую свечу, отлетел от нее и приземлился на четыре точки на столе.

Ворон приоткрыл один глаз:

— А, это ты…

Затем лапы его оказались зажаты как в тиски и Смерть Крыс взмыл с черепа в бесконечное пространство.

На следующий день было еще больше капустных полей, хотя ландшафт начал потихоньку изменяться.

— Эй, а это интересно, — сказал Глод.

— Что — это? — спросил Клиф.

— Вон там вот виднеется бобовое поле.

Они смотрели на него, пока оно не скрылось из виду.

— Как мило со стороны этих людей обеспечивать нас всей этой пищей, — сказал Асфальт. — Нам теперь долго капуста не понадобится, а?

— Ох, заткнись, — отозвался Глод, поворачиваясь к Бадди, который сидел, уперев подбородок в колени.

— Выше нос, мы будем в Псевдополисе через пару часов, — сказал он.

— Хорошо, — ответил Бадди отстраненно.

Глод пробрался вперед и подсел к Клифу.

— Заметил, что он становится все спокойнее? — прошептал он.

— Угу. Как ты думаешь, она — ну, ты понял — она будет готова к нашему возвращению?

— В Анк-Морпорке может быть готово все, что угодно, — сказал Глод. — Я, должно быть, постучал во все двери по улице Искусных Ремесленников. Двадцать пять долларов!

— Ты чего хнычешь? Платили-то не твоими зубами.

Оба повернулись, чтобы взглянуть на своего гитариста. Он уставился куда-то в бесконечность полей.