Личный враг Бога - Михаил Кликин

— Мы не знаем. Но несколько раз слышали странные печальные звуки. Вчера ночью, например.

— Я ничего не слышал. — Эльф мотнул капюшоном. Было уже совсем темно, все движения серой тени скрадывались мраком. И Епископ вдруг разглядел что-то знакомое в горбатом силуэте. Мгновение — и он узнал:

— Так это ты! — воскликнул маг. — Ты стоял на скале рядом с нами! Ночью. Я видел тебя. Ты должен был слышать Плач!

— Ничего не слыхал. — Эльф был спокоен. — Да, вчера ночью я покинул пещеру, я часто делаю это. Я смотрю в небо, и оно представляется мне высоким сводом огромной пещеры. Весь мир — это пещера, вы задумывались когда-нибудь над этим? А мне теперь кажется так. Только так… Слишком много времени провел я здесь. Мне пора уходить. Не терпится. Ты отпускаешь меня, Хозяин Талисмана?

— Да, — сказал Глеб. — Я не держу тебя, хотя у меня еще есть несколько вопросов.

— Так спрашивай.

— Где нам найти гномов?

— Здесь их нет. Вам надо идти в Драконьи Скалы. Дальше на запад.

— Правда ли, что Талисман делает врагов друзьями?

— Глаз Й’Орха вызывает чувство доверия. Ты можешь это использовать, чтобы переманить врага на свою сторону, убедить его в чем-то.

— Из этой пещеры есть еще выход? Как нам побыстрее выбраться?

— Ты чувствуешь ветер? Холодное дыхание свободы на своей коже? Следуй ему…

— И все же, — вмешался Епископ, — ты должен был слышать Плач.

— Я ничего не слышал. Но я пел и, может быть, из-за этого пропустил то, о чем ты говоришь. Хотя это странно.

— И часто ты поешь? — Глеб наконец-то все понял.

— Когда испытываю потребность.

— Спой.

— Вы, люди, не поймете песни старого эльфа. Ваши уши не воспримут язык, а мозг не уловит мелодию.

— Все равно, спой.

Эльф скинул капюшон, и, несмотря на сгустившуюся темь, Глеб увидел уродливую голову и вновь его пробрала дрожь отвращения. А Страж Талисмана поднял руки и протянул длинную тоскливую ноту, словно настраивая голосовые связки.

Загудели подземные ходы, будто резонирующие трубы органа. Эхо, испугавшись своего бесконечного отражения, бросилось врассыпную по лабиринтам. Задрожали скалы.

Утес исторг Плач. Нечеловеческую песню бесконечного одиночества. Давящее отчаяние отверженного существа.

Глеб и Епископ, оглушенные звуками, а, более того, нахлынувшими скорбными чувствами, повалились на пол. Сознание померкло, а когда вновь вернулось, уже стояла полная тишина. Над товарищами склонилась серая тень, блеснули красные глаза из складок капюшона.

— Что с вами?

— Вот это голос! — слабо восхитился Епископ.

— Я же говорил, — вздохнул эльф, — ты не понял. Я не пою голосом. Я пою душой. И природа отвечает мне. Таковы все песни нашего племени… А теперь мне пора. Я тороплюсь вернуться к миру. Знаете, Мир так же одинок, как и я…

Тень отшатнулась, скользнула по стене, и друзья остались одни.

Эльф пропал, и никогда больше с Утеса не раздавались звуки Плача.

Жители деревни верили, что Плачущий Человек возвратился и унес в себе свою скорбь.

Глава 17

Чтобы заплатить за квартиру, Глеб продал телевизор. В магазине на него смотрели как-то косо, возможно, думали, что он наркоман, распродающий последние вещи.

Через три дня он позвонил мачехе и попросил прислать немного денег. «Я отдам», — сказал он в трубку, обращаясь больше к себе, а не к ней.

А в конце месяца выплатили пособие по безработице. Он купил мешок картошки, двадцать килограмм макарон, десять банок тушенки и пять бутылок кетчупа. Едой теперь он был обеспечен.

Кажется, все утряслось.

Жизнь, вроде бы, наладилась.

1

Стояла глубокая ночь.

Посох Епископа слабо светился, на пару шагов отгоняя тьму. Глеб двигался первым, и магу приходилось держаться как можно ближе к товарищу, едва ли не наступать ему на пятки, для того, чтобы освещать дорогу впереди идущему. Под ноги лезли камни, то и дело приходилось преодолевать завалы. Стены пещеры то смыкались вплотную, словно хотели раздавить путников, то раздавались далеко в стороны, и так было еще страшней, казалось, что сейчас пол вдруг провалится, уйдет из-под ног, превратится в бездонную пропасть…

Сквозняк усилился. Теперь ветерок не просто холодил лицо — теперь он развевал волосы, трепал одежду, подвывал в узких трещинах. Чувствовалось, что выход совсем близко.

— Черт! — выругался Епископ, спотыкаясь о массивный булыжник. — Без ног останусь! — Он опустился на землю, принялся, шипя сквозь зубы, растирать ушибленную лодыжку.

Свечение посоха померкло, стало темно. Глеб всмотрелся во мрак туннеля, и ему показалось, что впереди что-то есть. Он протер кулаками глаза, мотнул головой, вгляделся пристальней — точно, что-то там было — будто бы купол тьмы проткнули тонкой иглой, и сквозь микроскопическое отверстие с той стороны — со светлой стороны — пробивается осторожный лучик. Словно маленький светлячок повис на плотной черной завесе.

— Звезда, — сказал Глеб, сам не веря в это, а скорее предполагая.

Маг перестал шипеть и ругаться. Вновь засветился посох.

— Где?

Глеб показал направление, но там уже ничего не было видно.

— Притуши.

Магическое свечение умерло. Друзья сидели некоторое время в абсолютной темноте. Незримый Епископ, шурша тканью своего одеяния, все растирал зашибленную ногу. Глеб медленно поворачивал голову из стороны в сторону, словно сканировал пространство, и таращился в темь. Через несколько минут глаза привыкли к мраку, и — действительно — впереди холодно замерцала маленькая звездочка. Больше ничего не было видно.

— Вот и вышли, — сказал Глеб.

— Еще нет, — пробурчал маг, поднимаясь. И тут звезда исчезла. Какая-то тень закрыла ее.

— Что это? — прошептал Глеб, доставая меч.

Вновь засветился посох в руках Епископа. Лицо мага выражало тревогу. Он тихо сказал:

— Там кто-то есть.

— Эльф? — предположил Глеб.

— Не знаю.

Впереди раздалось негромкое шуршание.

— Можешь сделать поярче?

Посох вспыхнул, заставив мрак отступить еще на несколько шагов.

— Не могу больше, — проговорил сквозь стиснутые зубы Епископ. Зачарованные оковы нестерпимо сдавили кости. — Надо торопиться, через десять минут я выдохнусь.

— Ладно, — решил Глеб, — пойдем. Выход совсем рядом.

Они двинулись навстречу ветру. Глеб, выставив перед собой клинок, шел первым. Идущий позади маг посохом освещал туннель.

Стало тесно. Ход сузился. Стена справа была гладкая, словно отшлифованная, и влажно поблескивала. Левую сторону грота, выпуклую, неровную, покрывали какие-то наросты.

Вновь показалась звезда. Теперь она была видна и при свете посоха.

— Выход, — сказал Глеб, увидев впереди узкую трещину и ночное небо за ней.

И тут Епископ закричал. Глеб мгновенно развернулся и замер в растерянности. Над магом застыла уродливая морда. Она высунулась прямо из поросшей наростами стены, и Глеб не сразу понял, что никакая это не стена, а длинное тело огромного пресмыкающегося, вытянувшегося вдоль подземного хода. Выпученные глаза со щелями зрачков таращились на свет и, похоже было, только сияние посоха смущало существо, не давало ему немедленно броситься на людей…

Ящер был голоден. Это было для него естественным состоянием. Он мог голодать долго, очень долго, а насытившимся бывал лишь пару часов. Несколько десятилетий прошло с тех пор, как ящер в последний раз нормально поел…

— Бежим! — крикнул Глеб, понимая, что существо может раздавить их одним своим движением, размазать по отшлифованному граниту противоположной стены, и никакой меч, никакая магия, никакая сила тут не помогут.

Но бежать уже было некуда. Выход был перекрыт. Возле самой трещины, загораживая собой ночное небо, скалила клыки еще одна бесформенная морда, похожая на тупой, обросший лишайником валун.

Двухголовый ящер не спешил. Жертвы были окружены, и ничто не могло спасти их. И товарищи тоже осознали безвыходность своего положения.

Глеб отчаянно ринулся к морде, что закрывала собой выход. Маг бросился за ним. Пещера ожила. Зашевелилась неровная стена, грозя раздавить людей. В самый последний момент, уже ни на что не надеясь, Глеб коротко взмахнул мечом и рубанул по толстой шее ящера, хотя — он понимал это — никакое оружие не могло обезглавить огромное существо. Но Мощь Талисмана совершила невозможное. Мышцы онемели от единственного неимоверного усилия, пот выступил сквозь поры, вены едва не лопнули — меч прорубил каменную кожу пресмыкающегося, рассек плоть и кости и лязгнул о гранитный пол. Уродливая голова с распахнутой зубастой пастью рухнула на землю, едва не придавив людей. Хлынул поток крови. А Глеб уже проскочил опасный участок, прошмыгнул в узкую трещину выхода, волоча за собой Епископа. И тотчас позади заскрежетали дробящиеся камни — ящер, лишенный одной головы, забился от нестерпимой боли. Если бы друзья задержались лишнюю секунду, они превратились бы в фарш, перемешанный с каменной крошкой.