Несудьба - Эллин Ти

вокруг.

Но днем это просто какая-то пытка.

Сережа: В могилу ты меня сведешь, Карамелька. Хорошо. Но я жду объяснений.

Ох… От этого «хорошо» мне становится немного спокойнее. Только вот что делать дальше, я пока ума не приложу.

Глава 29

Сережа

Пишу ей «хорошо», а на деле ни черта не хорошо ведь! Что снова происходит? Когда это все прекратится? Какого, блин, хрена?

Я начинаю взрываться, но только вот это «хороший мой» не дает мне психануть до конца. Если «хороший» – значит, не накосячил. Если «мой», то, значит, вообще все хорошо быть должно.

Ну так, а если мой, почему не подходить-то к ней снова?

У меня крыша едет уже, честное слово. Когда там спокойствие и любовь? Виднеется на горизонте? А то времени прошло всего ничего, а проблем целый вагон.

Все негодование выливается на утренней пробежке, сегодня мы бегаем по пляжу, и это заставляет картинки с прошедшей ночи в моей голове оживать. Как же было хорошо! Не зря я не хотел, чтобы ночь заканчивалась, как чувствовал, что утром снова что-то произойдет.

Чуть остываю, перед завтраком еще раз перечитываю фразу с этим милым обращением и думаю, что надо будет как-нибудь попросить ее вслух сказать это. Круто же звучит.

Если, конечно, там новые тараканы поле в ее голове не перепахали и она не решила меня снова отвадить от себя.

Как обычно, вся толпа в виде нас и «Титана» стоит у столовой, но Аленку я тут не вижу почему-то. Несколько человек из их команды смотрят волками, а меня так бесит уже, что я тупо отворачиваюсь и не обращаю внимания. Детский сад.

– Серый, – подходит ко мне Тимур. Мы неплохо заобщались в последнее время, особенно по сравнению с тем, какая у меня к нему изначально неприязнь была. – Отойдем?

– Что такое? – Он странно на меня смотрит, но я иду за ним, отходя от толпы.

– Ты не слышал, что утром в «Титане» было?

– А должен был? Нет.

– Там разборки по поводу драки вашей были, ну потасовки той с Максом. Меня пацаны утром поймали, рассказали. Там, короче…

– На завтрак, бегом! – перебивает нас Палыч, и мы оборачиваемся на двери столовой. Не услышали, как открыли и позвали всех.

– Ладно, расскажу потом! – говорит Сабиров и идет вперед меня.

Краем глаза замечаю бегущую на завтрак Аленку. Она далековато еще, но меня видит, у меня зрение хорошее, я вижу, как она сначала сжимается вся, а потом аккуратно машет мне рукой, когда не видит вокруг меня никого из команд.

Все еще не понимаю, что происходит, и дико хочу подойти к ней и поцеловать, но утреннюю просьбу не игнорирую. Поэтому через силу вхожу в столовую.

– Булгаков, давай сюда, – зовет меня тренер и кивает на место за своим столом. Там он, Сава и Ковалева, которая ранее Крохалева. Странная компания для обычного игрока, но беру свою порцию и иду к ним.

Смотрю на Аленку. Она впервые садится не к тренеру и даже не к игрокам. Она сидит одна. Вообще одна, как отшельник какой-то. И не ест толком, ковыряется ложкой в каше, думает о чем-то.

– Взгляд отведи, – тихо говорит тренер, – не порть жизнь девчонке.

– Не понял, – сразу напрягаюсь от таких слов. Это что за новости? Я сам решу, на кого мне смотреть, на кого нет. На свою девушку точно имею право.

Но, судя по выражению лиц всех сидящих за столом, не один я не понимаю, что происходит.

– Что ты не понял? Проблемы у барышни твоей. Рассказываю всем, кто должен знать, поэтому вы и тут. До остальных донесете кратко, но ясно. Девчонка нашу честь защищала, и теперь мы ее защищать должны. Это ясно?

– Ни черта не ясно пока, Палыч, если честно, – говорит Сава, и я киваю. Вообще ни черта.

– Утром я в «Титане» был, обсуждал ваше происшествие. Такие драки в спорте недопустимы, замалчивать проблемы нельзя, каждый за такое поведение должен быть наказан. Но Егор Николаевич, судя по всему, так не считает. Решил не игрока своего выставить козлом, а тебя за то, что ты якобы все рассказал. Ну твоя благоверная и вылетела как фурия, рассказала, что ты молчал, а она доложила. Сказала, драку видела и побои твои и поступила по справедливости. Николаевич взъелся, что чуть ли не родину она предала. Короче, обещал за любой контакт с кем-то из наших или любой косяк выгнать ее. Так что пожалейте девчонку.

– Какая муха его укусила? – спрашивает Оля. А я просто сижу и не могу переварить ничего. Заступилась за меня, маленькая, хрупкая, вылетела в толпу мужиков, чтобы мою честь отстоять. Да я женюсь на ней, честное слово! Вот только разрулим все это дерьмо – и сразу же женюсь.

– Старые счеты со мной, – говорит Палыч. – Я думал, он угомонился, но, видимо, нет. Распсиховался на этой почве, Алена под горячую руку попала.

– И что, даже здороваться с ней нельзя? – спрашиваю, не могу пока свои эмоции понять, просто впитываю информацию.

– Нежелательно.

– Но она моя подруга! – говорит Сергеевна. – Что за детский сад? Мне с подругой общаться нельзя?

– А работу потом ты ей найдешь? Ольга Сергеевна, будь умнее. К нам ее никто не возьмет, второго врача директор не одобрит. В том городе в случае выгона из «Титана» Егор ей жизни не даст, в хоккее точно. Переезжать ей? А оно ей надо, кто-то подумал? Или рабочее место менять, искать, пробиваться, привыкать. Это вам никаких рисков нет, а у нее целый вагон. Особенно разговор касается тебя, Булгаков. Вы с ней только жизнь друг другу портите, отстань от девчонки.

– Отличный расклад, – закипаю. – Я люблю ее вообще-то, если интересно кому-то.

– Разлюби. Знаю я ваше люблю. Сегодня одну, завтра вторую.

– Нет, Виктор Палыч, я по-настоящему люблю. Больше, чем хоккей.

– Состарюсь я с вами скоро, – выдыхает он и закрывает глаза руками на пару секунд. – Тогда тихо люби, чтобы не видел никто. Девчонка хорошая, не подставляйте ее, пусть сама за свою жизнь решает. Все поняли?

Хмуро киваем. Понять-то поняли, только вот такой расклад на уши не натянешь даже.

Вот почему она написала мне это. Вот почему сидит совсем одна и не ест толком ничего.

Довели маленькую, уроды. Зла не хватает.

– Булгаков, ешь, две тренировки через час, ты мне сдохнешь на двадцатой минуте.

А кусок в горло не лезет больше. Но ем, да, через силу ем, потому что реально же сдохну