Законы войны - Александр Афанасьев

Я кивнул.

– Сколько там?

– Пятеро. Одна, кажется, женщина…

Аллах Акбар.

– Хозяйка дома.

– Да я понял…

Жандарм пустил струйку дыма в окно.

– Что они тут делали?

– Проверяли сигнал.

– Нелегальная точка?

– Вот именно.

– Нас, конечно, не вызвали.

– Мы работаем сами.

Следователь жадно затянулся:

– Еще что?

– Ничего. Бывает.

– Да, бывает. Что и слон летает…

Жандарм явно нервничал – недокуренная сигарета полетела в окно.

– Значит, работать не будем.

– О чем вы, простите?

– О том. О том, сударь. О «Шмеле», который влетел в квартиру – я все же в морской пехоте служил, понимаю, что к чему. О полицейских, которых ваши люди перебили. Кстати – орудие поддержки на себя купили?

Я пожал плечами:

– Вы поступили бы иначе?

– Да нет. Наверное, так же…

– Я так понимаю, там наверху – четверо. А сколько вообще погибших?

– Один из ваших, похоже, ушел… – сказал жандарм, – поднялся наверх, привязал веревку, спустился по ней и дай бог ноги.

Араб ушел. Где Аскер? Неужели… он и есть с…а. Нет же, нет. Я его сам видел, и Араб видел. Если он крыса – нам обоим надо профессию менять. На клоуна, например.

– Я могу провести опознание?

– Можете. Пришлите мне фото и данные тех, кого собираетесь опознавать, – и вперед. Без этого не имею права.

Оба мы знали, что я этого не сделаю. Оба мы знали, что, если я предложу взятку, он откажется. Вот такая ситуация.

– Я вам предлагаю определиться, Ваше Высокопревосходительство. Либо вы с нами, в команде – либо вы сами по себе. Если вы в команде – тогда будьте любезны играть с открытыми картами. Если нет – справляйтесь с проблемами сами. Как знаете.

– Мы с вами на одной стороне.

– Да. Вот только вы иногда забываете про это. И забыли про одно обстоятельство. Про закон. Вы организовали эскадрон смерти, устраиваете в городе перестрелки в стиле Дикого Запада, и…

Учить он меня тут еще будет, козел…

– Любезный господин ротмистр. Остановитесь. Если есть желание понять, почему я скрываю информацию, – посмотрите вниз. Вам не приходило в голову задать кому-нибудь очень простой вопрос – а какого хрена вооруженные до зубов полицейские напали на моих людей? Спутали с кем-то? Бывает. А тот джамаатовский со «Шмелем», который вон с того минарета бил, – он салют хотел сделать или как? Вы, кстати, туда на минарет не поднимались? Не искали хазрата [72], не спрашивали, кто с его минарета стрелял?

– Все сказали?

– Извольте дослушать. У вас – течет. Как из решета. Мы – единственные, кто получает деньги за реальные результаты.

– Это за головы, что ли?

– Честь имею.

Я шагнул в сторону – все, что мне нужно было знать, узнал, моих больше нет, и Араб и Аскер скрылись – и столкнулся с поднимающимся снизу здоровяком – афганцем в нашей «городской» форме. По виду – хазареец. Потомок монголов, здоровый. Хотя люди монголоидной расы разные бывают. Тот же Тунгус – с виду не очень грозный, но я никогда не соглашусь с ним драться, даже в шутку.

Я повернулся:

– Сифонит, господин жандарм…

– Вы, кажется, собирались уходить…

На базе я встретил Каляева. Он тоже теперь работал на меня и возглавлял учебную базу в Туркестане, через которую проходили даже некоторые слуги государевы, желающие обновить свои навыки перед тем, как испытывать судьбу в Афганистане. Дело шло хорошо – настолько хорошо, что на тренировочной базе у нас было вдвое больше людей, чем в Кабуле. Дело шло.

Араба не было. Поручив Каляеву позаботиться о погибших, я направился в бункер. Мы так называли место для содержания пленных. Это что-то вроде тюрьмы – хотя и сами мы находились целыми днями в таких же условиях.

Затем пришлось потратить время на разгребание текущей прорвы дел. Она имеет свойство копиться и именно тогда, когда как раз не до них.

Юсеф так и сидел в углу – подогнув под себя ноги по-турецки, он уставился в какую-то, видимую ему одному точку на стене.

– Почти двадцать человек погибло, – сказал я, – четверо моих, остальные афганцы. Долго это будет продолжаться?

…

– Следующими могут быть твои дети. Твоя семья…

…

– Как знаешь…

Сил не было совсем. Ни моральных, ни физических. Я вышел из помещения, там меня ждали трое.

– Приступайте. Никаких контактов и тряска [73]. Пока не заговорит.

– Есть.

Вышел из комплекса. Посмотрел на далекие горы, готовый разразиться проклятиями. Кому вообще это надо? Нам? Им? Аллаху? Чертовы горы. Прибежище людей, готовых биться головой об стену, пока не разобьют голову.

Они в чем-то похожи на нас. И это самое плохое. В чем-то они даже лучше нас, у них есть то, что мы утратили. Пытая и ломая их, мы совершаем нечто вроде самоубийства. Хотя и думаем, что делаем добро, – это не так. Здесь нет добра. Есть лишь разновидности зла.

В кармане запульсировал телефон, поставленный на виброзвонок.

– Слушаю, Воронцов.

– Господин адмирал, есть серьезный разговор. Вы одни?

Есть…

Я оглянулся назад, на вход в местную нашу преисподнюю. Определить, откуда звонят, нельзя. У нас там блокировка, не работает ни один сотовый.

– Один. Кто говорит?

– Тот, кто держит вашего человека. Вы заинтересованы в его освобождении?

Оно? Или просто кто-то попал? Похищение людей здесь в порядке вещей, и никто из племен не будет убивать пленного, даже того, кто только что стрелял в них, – если есть возможность получить за него выкуп.

– Да, заинтересован. Сумма?

– Нам не нужны деньги. Нам нужен наш человек. Капитан Юсеф, которого вы взяли.

Они…

– У меня его нет.

Изображать незнайку смысла не было – знают они все. Знают слишком много.

– Где он?

Рискнуть?

– В Ташкенте.

Молчание. Это могло быть правдой, а могло и не быть. Про тайные тюрьмы в Ташкенте, куда постоянно летали самолеты, не говорил в Кабуле только ленивый. Их там не было, но кому хочется верить, тот будет верить.

– Достаньте его оттуда.

Поверил.

– Он уже не за мной.

– Если вам нужен ваш человек – достаньте его. К утру. Иначе получите своего человека по частям.

Садисты, однако.

– Как с вами связаться?

– Мы вам перезвоним. Не отключайте трубку.

Сифонит.

Бегом я направился обратно в подземелье, в сектор контроля, по пути изрядно напугав часового. Адмирал не должен передвигаться бегом, если адмирал передвигается бегом – значит, все очень и очень плохо…

Сектор контроля – привычное свечение мониторов, приглушенный шум работающих компьютеров, шорох вентиляционной системы, которая не справляется со своими обязанностями. Это помещение я узнаю по запаху: воздух до невозможности сухой и как будто наэлектризованный. Машинный…

Я шлепнул телефон на стол.

– Быстро! Три минуты назад!

Никак объяснений больше не потребовалось – телефон мгновенно подключили к компьютеру через переходник.

– Откуда?

– Скорее всего, Кабул. Может быть, окрестности, но не дальше…

– Ясно.

Если изначально можно сократить площадь поисков – это помогает системе работать быстрее, вычисляя нужный аппарат.

– Строго на восток. Район университета.

Я уже понял, что дело пропало…

– Что у нас там есть?

– Беспилотник, принадлежность – ГРУ, позывной – Аметист-два, идет в режиме патрулирования.

– Подключайся.

– Уже…

У нас была аппаратура и пароли, позволяющие снимать информацию с любых каналов связи. Для нашей работы это было необходимо.

– Есть.

– Точка контакта?

– Основное здание. Правый угол.

– Внутри или снаружи? Мы можем послать туда группу?

– Снаружи…

– Есть наведение…

На экране появилась координатная сетка, на нее наложился сигнал от сотового, выложенный как синее пульсирующее свечение. Изображение начало быстро надвигаться…

– Есть…

– Давай на максимум…

– Делаю. Максимум.

– Вот… черт.

Беспилотник давал такую картинку, что мы смогли увидеть сам телефон – крохотный кусочек микросхем, пластика и жидкокристаллический экран. Он лежал на лавке, и его пока никто не украл. Просто не успел.

– Сукин сын…

Я устало выдохнул.

– Проверьте записи с беспилотника. Если он был над этим районом – может, что-то и будет. Докладывать мне.

– Есть. Вам нужен телефон…

– Господин адмирал!

Я резко повернулся на знакомый голос. В дверях стоял Араб, обе руки забинтованы – но стоял прямо.

– Полковник Тимофеев. Прибыл на базу, имею доклад.

Твою же мать… больше и сказать нечего.

Где-то в Афганистане

Точное время неизвестно

Сознание вернулось не сразу – повторный удар по голове дал о себе знать, обновлять раз за разом – скверное дело. Первой вернулась боль. Ослепительно-острая – и такая яркая, что слезы покатились из глаз…

В следующую секунду – а может, и не секунду – его вдруг накрыло волной, и он почувствовал, что тонет, судорожно закашлялся. Но волна отхлынула так же быстро, как и нахлынула, – и он понял, что его просто окатили ведром ледяной воды…