Ураган - Александр Николаевич Бубенников

догадываешься… Интуитивно к этой ситуации, как к какой-то тайной вещи в тёмной комнате, прорывается своей пытливой душой Мария, пытается прикоснуться, а дотронувшись, определиться, как быть дальше. Но я не хочу, чтобы она обо всём узнала первой… Лучше ты узнаешь первой и подскажешь, как мне быть… Зачем быть, вообще… У самой Марии есть свои тайны, свои узлы, которые я как-то стараюсь развязать или даже разрубить… Но то ситуации её, с ней связанные страхи переживания… А есть страхи лично мои… вот я и об этом… и главное, я не хочу потерять Машу, после тог, как она узнает всё…

– Говори, как есть, не ходи вокруг да около, если хочешь, чтобы я хоть что-то поняла из твоей околесицы…

– Околесица, мам?.. Сейчас околесица отойдёт на задний план, а на передний план выйдет жуткая конкретика, будь она не ладна… Так вот, перед своей смертью меня видела мама Марии, посмотрела на меня с ужасом и презрением, будто зная, что я косвенно, не прямо, а косвенно буду виноват в её гибели… Её убили другие люди… Как мне сказали, их уже нет на белом свете, они сгинули в тюрьме, но мою вину взяли на себя, чтобы мне сидеть поменьше… Но я, к сожалению, был на месте убийства матери Маши, косвенно виноват в её гибели… И Маша, словно пророчица, что-то знает об этом… Или узнает скоро или не скоро об этом…

– Ты виноват в гибели мамы Маши, – вздрогнула Вера Алексеевна, – этого только мне ещё не хватало… Фёдор не выдержит этого… Это не только одной Маши касается, но и моего мужа… Из полымя да в пламя… Ты о Маше думаешь, а я о Фёдоре Ивановиче… И дочка, и муж обожали её, покойницу убиенную…Твоё признание убьёт и их…

– Вот я и хотел посоветоваться с тобой, что делать… Реальные убийцы не признались в её убийстве… Там с доказательством гибели матери Марии всё было глухо… Нашу банду повязали по другому делу… Но я, как на духу, говоря, я виноват косвенно, сам я не убивал, реальные убийцы, которые два мёртвых тела сбросили с поезда, сами уже на том свете…

– А зачем ты мне всё это рассказал, – неожиданно жёстко спросила Вера Алексеевна, – хотел смертным грехом мать повязать? Не могу я сказать об этом ни мужу своему, ни дочери его… Хочешь, чтобы мы с тобой оба мучились?..

– Не знаю… Но ты права, мучаюсь я, потому что мать Марии безумно на Марию внешне похожа… Что я несу?.. Маша на погибшую мать похожа, я увидел её на фотографии… И всё вспомнил… И во сне мать её ко мне приходит, смотрит пронзительно и укоризненно…

– Зачем ты мне об этом рассказал, – тоскливо повторила Вера Алексеевна, – теперь я буду подходить к той фотографии в комнате, где наши дети с Фёдором спят, и буду мучиться… Зачем?..

– А к кому мне, грешному, идти, к священнику на тайну исповеди?.. Боюсь, положа руку на сердце, честно говоря… Исповедуюсь, ему в греховном действе, а он на меня настучит в органы, и поминай, как звали… Заметут менты, срок прошлый добавят к новому за соучастие в убийстве… И сгноят в тюрьме… И детей не увижу, и дети от меня откажутся, не желая видеть отца, по наущению их матери Марии…

– Грех-то какой тяжкий, содействие в убийстве, считай, что убийство… А может ты, родной, наговариваешь на себя? – пыталась подложить соломки под падающим духом сына ополоумевшая Вера. – Пойдём, ещё раз взглянем на ту фотокарточку дочки и матери… Только близняшек не разбуди, осторожненько… Я тебя за руку возьму, постараюсь тоже проникнуться твоим состоянием… Мария ужасно похожа на мать, но у них есть различие, я не буду говорить, какое… потом скажу, если это тебе так важно… Слушай, ты весь дрожишь, как от холода, бледный весь… Может, давление повысилось или понизилось, давай измерю…

– Нет, мам, не надо мне мерить ничего… Я себя знаю, какой-никакой мастер спорта, чемпион страны… А ты вся горишь, как печка, раскраснелась…

– Нечего на меня стрелки переводить, Игорь, я себя хорошо знаю, когда у меня повышается давление, оно провоцирует приступ стенокардии, кровь к лицу приливает… К тому же я сейчас кормлю, всё на пределе, нервы, физические возможности измождённого беременностью организма… На сохранении столько месяцев пластом лежала.

– Знаю мам, может, не надо нам заниматься психологическими опытам с опознанием по фото убитой матери Маши? – он хотел отдёрнуть свою руку, но она не отпустила её, ещё сильней сжала. – Ну, что ж, подчиняюсь твоей материнской воле… идём… не бойся, не разбудим никого… я тапки сниму даже, чтоб бесшумно передвигаться…

Её горячие цепкие тонкие пальцы стискивали его запястье, где прощупывался его пульс, с необычайной, неожиданной для женщины силой. Он поморщился от боли в кисти, но не стал больше вырываться. Оба, сын и мать, не обращая никакого внимания на посапывающих во сне близнецов, тихо пошли в угол комнаты, где висела та злополучная для Игоря фотография. Молча, почти не дыша, постояли в углу несколько минут, всматриваясь в фото-образ красивой убитой женщины, матери Марии…

Одновременным кивком головы подтвердили друг другу: психологический эксперимент закончен. Так же осторожно, бесшумно на цыпочках вышли из комнаты и закрыли за собой дверь…

– Ты узнал её, сынок, я это поняла по пульсу, нервным токам в твоей руке…

– Да, мама, это она, та убитая, которая до своей гибели посмотрела пронзительным вопросительным взглядом – почему вы хотите меня ударить? за что? что я вам плохого сделала? По её доброму беззащитному взгляду я понял, что она вообще никому не сделала плохого, никому не сделает дурного, в принципе… И ещё… У реальной, живой была маленькая родинка под правым ухом… Совсем крохотная… Я силился разглядеть эту родинку на фото и не смог… Вероятно, разрешение фотоаппарата было не самым лучшим… Или фото не столь большое… Что с тобой, мама, тебе плохо?.. Держись, я с тобой, что бы ни было…

Игорь еле-еле сумел подхватить мать, теряющую сознание, если бы не он, она бы упала без чувств и ударилась головой об пол. Он аккуратно положил ей на диван и попытался, открыв все форточки в комнате, веером нагнать свежего воздуха. Хлопать ладонью по щекам он постеснялся, но положил ей на голову смоченное холодной водой полотенце.

Когда она очнулась, то произнесла, как приговор:

– Это была она, мать Маши и жена Фёдора… Родинку на фото я тоже не увидела, но знала о ней из рассказов мужа её