Свободу медведям - Джон Ирвинг

— Что снова приводит нас к Вату, — изрек Бьело Сливница.

— Я что-то не вижу связи, — сказал Тодор.

— Видишь ли, усташам необходима ясность, — пояснил Бьело. — Ват немец. Немцы убивают четников-сербов, а в последнее время и партизан. Партизаны убивают четников-сербов, а в последнее время и немцев. Усташи будут убивать всякого, кого хотят видеть убитыми немцы, но они не хотят убивать партизан, если этого можно не делать.

— Это почему? — спросил мой отец.

— Потому, — ответил Бьело, — что усташи скоро начнут убивать немцев в помощь партизанам, потому что в конце концов выиграют партизаны.

— Ну и что? — спросил Тодор.

— А то — кого все хотят убивать? — спросил Бьело.

— Сербов! — воскликнул Тодор.

И тогда Бьело Сливница изрек наконец:

— Посему Вата Готтлиба убьют сербы. А усташи поддержат заведенное немцами процентное соотношение и расстреляют сто сербов за одного немца, Вата. Тогда немцы будут удовлетворены, а когда сюда придет Красная армия и отряды партизан, которые прогонят немцев из Югославии, — усташи будут тут как тут, со своей доброй репутацией, поскольку они убивали сербов, мерзких четников. Так что партизаны будут счастливы иметь на своей стороне усташей. И усташи тоже будут счастливы, примкнув к победившей стороне. И они наконец сведут счеты с Готтлибом Ватом. Ну а теперь скажите, как вам идея?

— Какому же это сербу понадобится убивать Вата? — спросил мой отец.

— Тебе, — ответил Бьело. — Только ты сумеешь обставить все так, что все подумают, будто это работа Зиванны Слобод, самой настоящей сербки. Потом тебе придется убить и ее. Так что усташи и немцы будут вынуждены понизить число заложников до девяноста девяти сербов, чтобы соблюсти правильную пропорцию. Один к ста, понятно?

— Бьело хлебом не корми, дай ему сделать всех счастливыми, — усмехнулся Тодор.

— Не думаю, что мне хочется убивать Вата, — возразил мой отец.

Юлька резко сжала бедра. Флап! В кухне Дабринка разбила винный бокал.

— О господи! — выдохнула Баба.

— Если все будет так, как ты сказал, — произнес мой отец, — то война в любом случае достанет старину Вата, разве нет? К тому же усташи уже потеряли к нему интерес, разве ты сам это не говорил?

Появившиеся в форме близнецы прошлись гоголем перед всеми.

— Послушай, — спокойно начал Бьело, — это должно произойти в одно из воскресений. Видишь форму близнецов? Ты прихватишь одну из них с собой в бумажном пакете. Послушай, Ват черт знает сколько времени отмокает в ванне, так? Он ведь накрывает крышкой сливной бачок за унитазом, да? И она фарфоровая, да? И очень, очень тяжелая. Так что, когда Зиванна отправится вынимать свое печенье из духовки, ты уронишь тяжелую фарфоровую крышку сливного бачка на плещущегося, ничего не подозревающего Вата. Ты должен постараться проделать все аккуратно, понятно? А где Ват оставляет свою кобуру? На зеркале в ванной, верно? Так что ты возьмешь пистолет и застрелишь Зиванну, когда та вернется со своим печеньем. Затем ты переоденешься в форму Гавро или Лутво и вызовешь командиров немецкой разведки. Не забывай, это воскресенье — у дивизиона выходной. Помни, что сейчас весна, они не станут потеть в своих бараках. Немецкое командование примет тебя за одного из постоянных мотоциклистов Вата — ты знаешь их по именам, так что назовешься одним из них. Только следи за своими неправильными глаголами. Расскажешь им байку о сербке — будто ты узнал, что Вата замышляют убить, но не успел вовремя. В Словении и Хорватии более двух миллионов сербов. Уверен, что усташи вместе с немцами отсчитают девяносто девять сербов прямо в центре Словеньградца. И расстреляют их в тот же день — я этому не удивлюсь.

Но Вратно возразил:

— Мне нравится Готтлиб Ват.

— Разумеется, — согласился Бьело. — Он мне тоже нравится.

— Нам всем нравится Готтлиб Ват, — изрек Тодор. — Но ведь тебе нравится работать с нами, правда, Вратно?

— Конечно, ему нравится! — сказал Бьело. — Почему бы тебе сейчас не примерить форму, Вратно?

Но мой отец попятился задом к дверному проему, ведущему в кухню; за плечами он слышал скрип кухонного полотенца о стекло — высокий, нервный звук, производимый быстрыми пальцами Дабринки.

— Почему бы тебе не примерить форму, а? — сказал Тодор; он схватил Лутво, ближайшего к нему близнеца, стянул с него брюки до лодыжек, резко рванул их вверх, с шумом роняя бедного Лутво на пол.

Кривоногая Баба пихнула Гавро, все еще одетого в форму, на пол к голому Лутво, рядом с которым Гавро, как настоящий близнец, разделся сам. После чего Тодор взял обе формы и швырнул моему отцу, застывшему в дверном проеме в кухню.

— Подними форму, — велел он. — Одна из них должна подойти.

Мой отец, продолжая пятиться задом на кухню, услышал, как за его спиной Дабринка разбила очередной бокал. Он хотел обернуться, чтобы предложить помощь, когда тонкая кисть Дабринки легла ему на плечо; нежными пальчиками она слегка уколола его в шею острым концом отколотой ножки бокала.

— Примерь какую-нибудь, пожалуйста, — выдохнула она в зардевшееся ухо Вратно. Это были единственные слова, когда-либо сказанные между ними.

Тринадцатое наблюдение в зоопарке:

Вторник, 6 июня 1967 @ 4.45 утра

Здесь происходит нечто удивительное, будьте уверены.

Пока О. Шратт дразнил бодрствующих слонов в Жилище Толстокожих, я проник внутрь Жилища Мелких Млекопитающих. Жутковато тут — в инфракрасном свете с беззащитными животными, которые считают, будто они живут в мире, где ночь длится двадцать четыре часа. Все они не смыкали глаз, большинство вроде как притворялось в своих стеклянных вольерах, припав к полу или забившись в самый угол.

Но я не видел ничего такого, что могло бы объяснить их вопли! Никакой крови не было, ни одно животное не походило на избитое, изнасилованное или умирающее. Просто они выглядели настороженными, подозрительными и слишком напряженными для ведущих ночной образ жизни существ, помещенных в искусственные условия. Возьмем, к примеру, пятнистую циветту[18], которая лежала на брюхе и часто дышала, раскинув в стороны задние лапы, наподобие тюленьих ласт. Она размахивала хвостом, поджидая мышь или какого-нибудь сумасшедшего, который в любой момент мог ворваться через закрытую заднюю дверцу клетки.

Задние дверцы клеток, как я обнаружил, вели в проходы, разветвляющиеся и соединенные с двумя противоположными входами в клетки в каждом блоке Лабиринта Мелких Млекопитающих. Проходы эти скорее походили на желоба для угля — сторожу пришлось бы встать на колени, чтобы проделать путь между клетками и позади них, проверяя каждую дверцу с табличкой. Это весьма остроумно. Сторожу, или кормившему зверей служителю, или уборщику пришлось бы ползти по этим желобам и, глядя на таблички на дверцах, узнавать, к кому из этих животных он собирался вторгнуться. Очень остроумно. Нельзя знать заранее, что тебя ждет, — сунешь бездумно башку внутрь клетки, ожидая встретить маленькую бразильскую мартышку-пигмея, и вместо этого наткнешься на страшные когти гигантского муравьеда или же нахального, раздраженного мангуста.

Из этого прохода можно вынести представление о том, как выглядит внешний мир для здешних обитателей. Я отворил дверцу клетки одного из рода крысиных, полагая, что эта тварь должна походить на мелкую крысу, и, к своему удивлению, обнаружил, что крысиный сородич представляет собой свирепое, похожее на барсука животное, родом из афро-индийских краев, с шелковистым мехом и длинными когтями. Но прежде чем я захлопнул дверцу перед оскалившейся мордой, я успел заметить, каким ему видится внешний мир. Чернее самой темноты, как плотный черный прямоугольник, еще более темный, чем вход в пещеру; за пределами его стеклянной витрины простиралась сплошная пустота.

Когда я захлопнул дверцу, у меня возникло ужасное чувство, что если бы О. Шратт проник обратно в свое логово, то он, глядя на крысиного родственника, мог увидеть и меня, неожиданно возникшего в заднем дверном проеме, и захлопнуть дверцу прямо перед моей перепуганной физиономией. Я выполз из желоба, ожидая в любой момент встретить если не О. Шратта, ползущего на всех четырех, то какого-нибудь примата, специально натренированного для чистки проходов от ненужных предметов.

Поэтому, когда я снова выбрался в главный лабиринт, я двинул прямо вперед, ни на что больше не отвлекаясь. Я добрался до комнаты О. Шратта, логова ночного сторожа. Кофейник с ситечком, чашка с гущей на дне, гроссбух на грязном столе — расчерченный лист распоряжений по уходу за животными зоопарка с колонкой особых примечаний. Вроде следующих:

«У огромного лесного кабана вросший клык, он причиняет ему боль. Дать кубики соли с аспирином (2),

если будет страдать.