Синтез - Токацин

— Наполовину, — медик невесело хмыкнул. — В карантине ты помрёшь. Подержим тебя здесь, под наблюдением… на свой страх и риск. Тоже эксперимент, не хуже твоих.

Гедимин не стал задумываться о том, откуда медик знает о его экспериментах, — его, как он успел заметить, узнавало в лицо больше сарматов, чем мог узнать он сам. Воспоминания о последнем опыте — и в особенности о том, что он так и не был закончен — заставили его приподняться на койке. Ожоги немедленно заболели с тройной силой, и тошнота снова подкатила к горлу, но сармат только досадливо сощурился.

— Ещё кого-то ранило?

Медики дружно хмыкнули.

— Своевременная забота, — пробормотал один из них. — Был один с лёгкими ожогами… и тяжёлым испугом. Обошлось успокоительным и парой перевязок. Сегодня вечером будет рваться к тебе, но не рассчитывай, что его пропустят. Кстати, окно под напряжением.

«Ловушка для мутанта?» — Гедимин невольно представил себе, как его тело, потерявшее форму и каркас, пытается выползти через окно, и поёжился. Несмотря на все анестетики и разряд станнера в висок, сейчас его мышцы не были вялыми и слизеподобными, — скорее постоянно напряжёнными и дёргающимися во всех направлениях.

— Успокоительное?.. Кто это был? — насторожился он, когда слова медика просочились в плохо работающий мозг.

— Иджес Норд. Он помогал тебя вытаскивать из зоны облучения. Не успели отогнать, — с сожалением сказал медик.

— Мне нужно поговорить с ним, — Гедимин сел бы на койку, если бы его не прижали к ней насильно. — Или с Хольгером. Это важно.

— Не сейчас, — ответил сармат-медик. — Возможно, через неделю или две. Если отрастишь себе новый костный мозг и выделительную систему.

Гедимина передёрнуло.

— Я должен узнать, чем закончился опыт, — угрюмо сказал он. Один из врачей хихикнул.

— Атомщики!.. Не знаю, что там был за опыт. Но из тебя мы достали множество мелких осколков фрила и обрывков провода. А один кусок вынимали практически из спины — прошёл насквозь. Карта памяти, судя по виду. Прочная штучка.

Гедимин вздрогнул и снова приподнялся на кровати; медикам вдвоём с трудом удалось удержать его.

— Карта? Где она? Что там было?

— Да чтоб тебя! Придётся его отключать, — пробормотал один из сарматов. — Так он долго не протянет…

— Ничего там не было, — сказал второй, отходя к изголовью кровати. — Обугленный кусок кремния. Давай спать, экспериментатор.

Перед глазами Гедимина снова взорвалось красное кольцо с острыми зубцами. «Hasu!» — выругался он про себя, проваливаясь в черноту ещё на несколько часов.

22 января 43 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

— Выхаркивать слизистую тебе, значит, не больно, а небольшая пункция — больно? — ворчал сармат-медик, проделывавший что-то странное и неприятное со спиной Гедимина. Ремонтник не видел, что там происходит, но ощущения ему не нравились, а необходимость лежать неподвижно — раздражала.

— Всё, вставай, — на спину сармата наклеили ещё один пластырь.

— Что ещё у меня отрежут? — спросил Гедимин, расправляя плечи и потягиваясь. Затёкшие мышцы приятно было размять, и небольшая боль в проколотых и надрезанных местах почти не мешала.

Отрезать по кусочку от него начали ещё на рассвете; под полный анализ тканей сармат ещё не попадал и теперь с интересом разглядывал пластыри. На исследования годилось всё, от фрагмента кожи до образца спинномозговой жидкости, — кажется, медики ещё надеялись обнаружить где-то эа-клетки.

— Отрежут? Тебя только-только потрогали скальпелем, — фыркнул медик. — Можешь отдохнуть. Вечером переведём тебя в карантин. На проверку уйдёт три-четыре дня, если всё будет чисто, выйдешь через неделю.

— Я не мутант, — Гедимин сердито сощурился. — И сижу тут уже две недели. Что ещё вы не успели проверить?

— Ты не должен был выжить, парень, — пристально посмотрел ему в глаза медик. — По инструкции в таких случаях применяется эвтаназия с немедленной утилизацией трупа. Тебя оставили пожить из любопытства. У нас свои опыты, физик. Без лишнего грохота.

Гедимин хмыкнул, хотел задать ещё пару вопросов, но его вытолкали в коридор, и он, пожав плечами, пошёл обратно в палату.

Все две недели он провёл там один, не видя никого, кроме лаборантов с кровезаборниками и запасом анестетиков. За окном иногда мелькали тени, но двойное стекло и обожжённая сетчатка не давали даже рассмотреть их. Зрение вернулось недавно, когда ожоги превратились в тёмно-серые рубцы, а швы на груди окончательно побелели. Только они и выделялись теперь белизной на серой коже, — излучение, прошедшее сквозь Гедимина, окрасило его равномерно.

На койке лежал сдвоенный контейнер — пищевой паёк обычного сармата, безо всяких странных жидкостей и разбавленной слизи. Тело Гедимина восстановилось полностью, — и он, и медики с трудом в это верили. Он видел как-то лаборантов, прижавшихся к стеклу и глядевших на сармата по ту сторону с любопытством и страхом. «Физик-ядерщик… смертельная доза,» — донеслось до него сквозь щель в прозрачной двери. Подойти он не успел — филки в белых комбинезонах попятились и убежали, едва он направился к ним.

«Не смертельная,» — Гедимин несколько раз отжался от пола и, убедившись, что никто не смотрит, мягко взлетел на потолок и приземлился на другом конце палаты. Застоявшиеся мышцы требовали нагрузки. Сармат перекатился по полу, сделал вид, что вытаскивает из-под койки оружие, и повернулся вокруг своей оси, «обстреливая» стены из невидимого бластера. Кто-то за дверью весело хмыкнул. Гедимин вздрогнул — звук показался ему очень знакомым.

— Похоже, тебе здесь очень скучно, — донёсся из коммуникатора голос Хольгера. — Мне разрешили поговорить с тобой недолго — если хочешь, подойди к двери.

Сквозь толстое матовое стекло силуэт сармата, прижавшегося к нему, выглядел расплывчатым, — размазанное белое пятно с несколькими тёмными вкраплениями. Гедимин привалился к стеклу со своей стороны и ухмыльнулся.

— Что с Иджесом?

— Уже успокоился, — ответил Хольгер. — Но первую неделю было не вытащить его из-под окон. Еле объяснили, что ты всё равно ничего не услышишь.

— А ожоги?

— Пара серых пятен на руке, — отмахнулся химик. — Кажется, весь город уже видел их… кроме тебя, но выйдешь — и тебе покажут. Мы кричали ему, чтобы он не трогал тебя. Не знаю, с чего ему вздумалось кинуться навстречу, видно же было, что это ничему не поможет…

Гедимин недоверчиво покачал головой. «Иджес вытаскивал меня из-под излучения… Трудно поверить. Я думал, он сбежит на верхний ярус…»

— А что с лабораторией? — спросил он.

— Дезактивируется, — отозвался Хольгер. — Константин настоял на двух неделях выдержки. Стены окончательно прокрасились, теперь будем называть её «красным отсеком». С чем ты там работал? Два излучателя и сканер? Знаю только с твоих слов — их разнесло практически на атомы.

Гедимин мигнул.

— Вы узнали, что там взорвалось?

Хольгер озадаченно посмотрел на него сквозь стекло.

— А я надеялся, что ты мне расскажешь. Мы с Линкеном облазили там всё и едва сами не облучились, но никакой взрывчаткой там не пахнет. Много радионуклидов — в основном ирренция… нашли ещё полоний, кюрий и констий, но в следовых количествах. Непохоже на продукты цепной реакции. Там действительно ничего больше не было? Какого-нибудь источника фтора или водорода?

Гедимин покачал головой.

— Там, где пересекались пучки, — только атмосферный воздух. Если это был термоядерный синтез… Нет, всё равно не складывается. Такого взрыва не получилось бы.

— Да, рвануло там на славу, — кивнул Хольгер. — Линкен на тебя в обиде. Обещал больше ни на шаг от тебя не отходить, чтобы не пропустить очередной взрыв.

— Я не собирался ничего взрывать! — Гедимин стиснул зубы. «Ничего не понимаю. Что там могло взорваться?!»

— Конар писал тебе, — продолжал химик. — Я рассказал ему, что случилось, — вкратце, конечно. Он рад, что ты жив. И я не удержался — спросил, что там могло взорваться…

Гедимин вздрогнул и плотнее прижался к стеклу.

— Что он ответил?

«Ты идиот! Разумеется, в Лос-Аламосе давно поставили такой опыт. У них там много полигонов. Может, один из засекреченных взрывов как раз и объясняется…» — мысль Гедимина далеко обогнала речь Хольгера, но всё-таки была вынуждена прерваться.

— Я прочитаю. Там немного, — химик достал смарт. — «Я так и знал, что коллега Гедимин до этого дойдёт. Передайте ему, — лучше не надо.»

Сармат мигнул.

— Это всё?

— Да, больше ни слова. Выйдешь — сам проверишь, — Хольгер убрал смарт. — Похоже, они это опробовали до нас. Не моё дело — но я бы его совету последовал.

…В карантинном бараке было пусто — единственная занятая камера была отведена Гедимину. После больничной койки лежать на голом полу было неудобно; сармат устроился кое-как и, подложив руки под голову, уставился в потолок. «Ещё одна потерянная неделя,» — подытожил он. «Могли бы дать бумаги. Знают же, что я не заразен.»