Область трансцендентности - Игорь Байкалов

«Что ж, теперь мне потребуется вся воля», – понял я. – «Не отступить, не прогнуться – это трудно, всегда есть это проклятое искушение…»

Я направился в кают-компанию. Манулов сидел в углу. Его взгляд был настолько тяжёл, что по сравнению с этим то, что все видели раньше, выглядело почти улыбкой. Алексей Васильевич и Мирослав находились напротив него. Единственным, кто заметил моё появление, оказался Белоусов.

– Прогулялся? – спросил он.

– Почти, – ответил я и, понимая, что сейчас не лучшее время для диалога, всё-таки начал, взвешивая каждое слово.

– Знаете, мы теперь не можем сопротивляться. Мне кажется, следует принять условия Молнии. Не зря же она сказала, что у нас нет больше попыток.

– Поговорить с врагами, да? – с иронией проговорил Манулов.

– Выслушать, прислушаться, понять.

– Всё это вроде как естественно и даже желанно, – сказал Северин. – Но, как известно, добрые побуждения разбиваются о скалы реальности.

– Я уверен, Молния нам поможет.

– И духи, да? – язвительно произнёс Манулов.

– Если они существуют, как личности… или что она имела в виду…

– Я посмотрю, как ты это сумеешь…

– Малыш прав, – сказал Белоусов. – У нас нет выбора. У нас нет оружия. Что нам ещё остаётся?

– Дело не только в каргонцах. Нужно вернуться немного назад. Мы должны найти общий язык с Бернаром.

– С преступником? – удивился Северин. – Мне казалось, этот вопрос решён. Он будет сидеть.

– Мне кажется, это условие помощи, – ответил я.

– Почему ты так решил?

– Я нашёл ответ не сразу, но я чувствовал, что на верном пути.

– Молния сказала, что является посредником между нами и её создателями. Тогда возникает вопрос: зачем нужен посредник? Есть несколько ответов: они физически не могут с нами контактировать или не хотят с нами контактировать по каким-то своим соображениям. Эти соображения мне кажутся очевидными: мы не готовы к встрече с ними.

– Агрессия? – уточнил Белоусов.

– В частности, – согласился я. – Если мы не можем договориться между собой, то как мы договоримся с ними?

– Может быть… – сомневался археолог. – Но если мы не готовы, то почему Молния нас всё-таки привела сюда? Как они собираются исправлять ошибку, и вообще что это значит на практике?

Александр Николаевич задавал слишком сложные вопросы. Я уже хотел сдаться, как в голову неожиданно пришла мысль:

– А что если они с помощью Молнии уже исправляют ошибку? Почему мы не принимаем во внимание, что план уже запущен на выполнение? Разве не может быть такого?

– И мы сопротивляемся этому плану, – дополнил меня учёный. Он пребывал в глубокой задумчивости.

– В таком случае, мы сами совершаем преступление, – сказал археолог. – Они отняли у нас оружие – у нас просто нет выхода, кроме как пойти по предложенному пути.

– Но это значит, что вы ловили преступника зря, – указал Северин.

– А может, и нет, – поддержал меня Белоусов. – Может, всё с самого начала складывалось таким образом, чтобы сейчас мы задались этим вопросом, а? Может, во всём этом есть дидактический момент?

– Ну, знаете это уже слишком… – капитан с сомнением покачал головой.

– Настолько невероятно?

– Очевидно, да.

– Знаете, есть такое выражение, – сказал я, уже почти торжествуя, – достаточно ли безумна теория, чтобы оказаться правдой?

– Ну, знаешь, Юра, – Белоусов поднялся и одобрительно покачал головой, – я бы взял тебя в свой штат. Мне такие люди нужны. Честное слово!

Капитан сдался.

* * *

– …Садитесь, Бернар Эдуардович, – произнёс Северин.

Проговский не спешил. Он переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь понять, чего ждать от этого «трибунала». Во всяком случае, бегающий взгляд Бернара говорил, что он думает именно в этом контексте, хотя, конечно, всё обстояло как раз наоборот.

– Садитесь, не бойтесь. Мы хотим просто поговорить.

Тот усмехнулся, и я подумал, что эта сцена выглядит достаточно глупо со стороны: собралась коллегия присяжных, дабы оправдать преступление. Манулов, стоявший позади Бернара, чуть подтолкнул его. Когда Проговский сел, капитан продолжил:

– Я хочу, чтобы здесь не было ничего недосказанного. Вы сейчас здесь не потому, что с вас снимаются обвинения, а лишь по необходимости. Дело в том, что теперь мы полностью беззащитны перед каргонцами. Понимаете?

– Более чем…

– В прошлый раз вы заявили, что больше не хотите ничего взрывать и признаёте свою ошибку, так?

– Да.

– Покаяние и признание своей вины, конечно, благое дело. И я приветствую это, – сказал Северин. Я заметил, как Проговский снисходительно наблюдал за ним и уже пару раз посмотрел на меня, словно пытаясь понять, какое я имею отношение к происходящему. – Это все изменения в вашем сознании?

– Да.

– Иными словами, вы не отказываетесь от идеи свержения строя.

– Нет, не отказываюсь, – коротко ответил Бернар.

– Давайте выясним нашу позицию и суть нашего конфликта, который, надеюсь, после этого разговора, если не исчезнет, то станет не столь острым. Потому что мы должны понять друг друга – от этого зависит наша с вами судьба.

– Я прекрасно вас понимаю. Даже больше, чем вам кажется. Вы защищаете то общество, которое вам кажется справедливым, но оно не справедливо.

– Оно не всегда справедливо, это факт…

– Не всегда? Да бросьте, миром правят деньги, деньги и только деньги. Конечно, вперемешку с эгоизмом. Наша цивилизация уже давно находится в глубочайшем кризисе, ещё с тех пор как власть захватили корпорации. Вооружённые властью в одних странах, они расползлись по всей планете, став транснациональными.

– Какое отношение к этому имеет так горячо нелюбимая вами Лига Наций?

– Прямое. Государства стали заложниками их интересов, а затем чиновники, руководители, монархи, президенты стали неявными сотрудниками этих монстров. Обычно они и сами это не подозревают. Правительства больше не является национальными, они слились с бизнесом и являются их функциональными придатками. Мир захватили банкиры, которые стали с помощью кредитов решать, кому жить, а кому пасть разорённым и умереть – так осуществляется управление. Они ничего не производят, они только контролируют. Подумайте только: что есть деньги? Одна фикция, виртуальный товар, бумажки, фантики.

– Не слишком ли мрачно? Своими деньгами они обеспечивают людей работой. Неужели нам надо перейти к бартерному обмену?

– Нет. Разумеется, нет. Понимаете, в идее деньги – мерило труда, затем, как и всё, эта идея была опошлена, и мы теперь имеем деньги как ценность саму по себе. Нужна новая идеология. Мы предлагаем новую идеологию для нового общества.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});