Люди золота - Дмитрий Могилевцев

В своей земной жизни он никогда больше не ступил на землю берёз и озёр.

Книга 2 Полдень

8. Живое серебро

Первым молчание нарушил Нумайр ал-Хатиб, чьё богатство намного превосходило воспитание:

– Клянусь ляжками Самуда, это чудище, настоящее чудище! Я ж вам говорил!

И харкнул смачно в плошку.

Никто даже не вздохнул – успели привыкнуть. Что поделаешь, настало время варваров. И чужих, из-за моря, и своих, как почтенный Нумайр, чей отец продавал сапоги из козлиной кожи на кордовском базаре. А у сына – усадьба в Веге и от товара клети ломятся. И сердечная любовь с дикими масмуда. Злые языки поговаривают: это оттого, что они наконец-то нашли в ал-Андалусе людей еще более диких, чем они сами.

– Не боитесь, почтенный Нумайр, что дикарь этот ещё под дверью стоит? Слух-то у них, говорят, как у серны, – спросил с притворной тревогой ал-Узри, никогда не упускавший случая уколоть выскочку.

– Мне-то что? – отозвался Нумайр сварливо, стиснув волосатые кулаки. – Это всяких задохликов, только и умеющих, что калам держать, верзилы пугают. Я-то живо выясню, какого цвета у него кишки. И внутренность кошелька заодно, да!

И захохотал над своей остротой, брызжа слюной на бороду.

Ал-Узри побледнел.

– Уважаемые гости, не будем ссориться, – попросил ибн Изари, встревоженный всерьёз. – Этот дикарь – не пустяк. Он может очень нам помочь – а может и погубить. Тут нужна осмотрительность, а главное – согласие между нами.

– Да, не пустяк. По мне, всякое дело с ним – скорее пагуба, чем польза, – сказал наконец самый старший из собравшихся, Зийад ибн Афлах, бывший кади трёх городов и эмир двух. – Чем больше я узнаю о нём, тем больше удивляюсь. Странный, страшный человек. Я слыхал – его порода вообще не из детей Адамовых. Не спешите усмехаться, почтенные. Вы обратили внимание на его речь? Он говорит так, будто учился у бедуинов. Вы заметили: он вспомнил строчку из Имру-уль-Кайса?!

Остальные переглянулись. Никто этого не заметил, кроме старика, но и сознаваться в невежестве никто не захотел, даже Нумайр, стихи откровенно презиравший (и проявлявший тем нечаянное благочестие, ни в чём другом ему вовсе не свойственное).

– А ещё – вы не поверите – он умеет писать, и пишет, как катибы из Куфы в древности, с изумительной красотой и мастерством, – добавил Зийад. – Но это ещё не всё: он говорит и с масмуда, и с чёрными на их языках!

– Это невозможно! – вскричал поражённый ибн Изари. – Откуда? Как?

– Ибн Бадр говорил мне, что после наказания нечестивцев, строивших Вавилонскую башню, некоторые из них сохранили прежнее наречие – мать всех языков земли. Те из нечестивцев, кто удрал на самый край мира, сохранили умение понимать любой из языков земли. А умелому воину обучится каллиграфии нетрудно, – заметил ал-Узри, никогда и ничему не удивлявшийся и всегда готовый объяснить что угодно.

– Но никто из его людей – кроме горстки румиев-изменников, сбежавших от кастильского короля, – не понимает по-арабски. Наречие многих из них – сущая белиберда, ничего не говорящая ни слуху, ни разуму. Оно не похоже ни на язык северных франков, ни на язык белобрысых дикарей с полночи. Полуночные дикари иногда являются на кораблях вместе с франками, а ещё их изредка продают иудеи, – заметил Зийад. – Кроме того, все люди этого варвара считают его колдуном.

– Так он не христианин? – спросил Нумайр.

– Почтенный наконец пришёл к блестящему умозаключению! – похвалил ал-Узри.

– Уважаемые гости, прошу вас, ради Милосердного, не ссорьтесь! – взмолился ибн Изари. – Нам нужно прийти к решению. Вы подумайте только, какую выгоду мы рискуем упустить!

– Мы не понимаем и, боюсь, не поймём, что движет этим человеком – если он вообще человек, а не отродье джиннов, – сказал Зийад. – Мои люди долго следили за ним. Он ужасен в бою, щедр со своими людьми, сведущ как катиб и факих – но равнодушен и к еде, и к питью, и к женщинам, и к мальчикам. Проходя по базару, он смотрит лишь на лавки с оружием, а говорит всегда о золоте. Он всегда ищет золото, расспрашивает про золото – но если оно попадает ему в руки, он тут же тратит или раздаёт его. Если он человек – он безумец. А с безумцами я не хочу иметь никаких дел.

– Вы, конечно, правы, – ал-Узри растянул в улыбке тонкие губы, – но выводы ваши из, безусловно, очень тонких наблюдений и рассуждений, по-моему, несколько… м-м… поспешны. Посудите сами: как мы сейчас торгуем ртутью? Раньше, когда рудник в ал-Мадине был в руках правоверных, мы хотя бы могли держать цены, управляя добычей. А с тех пор, как рудником завладели румии, они то выдают на-гора меру за мерой, то вовсе ничего не делают. Нам приходится закупаться впрок и платить втридорога. Масмуда то и дело грабят караваны и корабли, цены бегут куропатками – мы никогда не знаем, когда выиграем, а когда понесём убытки. А всё почему? Да потому, что мы не понимаем, зачем скупают ртуть люди из Магриба, зачем везут через Сахару и можно ли тут что-то сделать нам самим.

– Чего понимать? Золото чёрные из неё делают, всех дел, – буркнул Нумайр.

– Ну, разумеется, наш высокоучёный Нумайр всегда всё знает, – тут же согласился ал-Узри. – А ещё говорят, что чёрные на ртуть приманивают огромных муравьев и эти муравьи волокут золото, растущее в земле подобно древесным корням… Но, право же, умнейший Нумайр добавил к моему суждению, а не отнял. Нам было бы весьма полезно узнать, зачем именно чёрным ртуть и сколько она стоит в их далёких землях. Посудите: насколько больше мы сможем получить, если привезём её сами, без посредников! Перевозка кораблями намного дешевле, чем караваном. Единственный корабль с грузом ртути сделает нас баснословно богатыми! К тому же чем мы рискуем? Только частью прибыли, если к концу года цены на ртуть взлетят. А если опустятся? Варвар же предлагает нам свои деньги за ртуть, и немалые. Так отдадим ему деньги, ссудим ему корабли, дадим знающих людей – пусть плывёт. Потери небольшие, а по сравнению с возможной выгодой – вовсе ничтожные!

– А как масмуда пронюхают? Они ж налоги с торговлей ртутной дерут – врагу не пожелаешь. Прознают, что мы сами по себе захотели, – кишки выпустят, – пробурчал Нумайр. – Умник ты. Чуть что, ты на корабль и к родне, а мне тут с масмудишками ковыряться. Я им сколько плачу за ртуть-то, а? Вы от меня кормитесь за ртуть эту.

– Если все здесь присутствующие поклянутся хранить тайну – чего нам бояться? – сказал ал-Узри надменно.

– Вы хотите, чтоб я клялся перед теми, кто моложе меня на целую жизнь? – У Зийада борода встопорщилась от злости.

– Почтенные гости мои, давайте пока отложим переговоры! – всполошился ибн Изари. – Настало время трапезы, время веселья и отдыха! Давайте же усладим свои рты, и взоры, и слух: мой саклаби купил чудесного мальчика-флейтиста, прекрасного лицом и несравненного в искусстве игры. Давайте же!