Две вдовы Маленького Принца (СИ) - Калько Анастасия

- Как на заборе?

- Почти. Но про вирус можно и так сказать.

***

- А мы тебя в интернете видели, - сказал Витя, азартно бросая кубик, - Лиза и я. И папа.

- Когда? - спросила Наташа, желая хоть ненадолго отрешиться от своего горя, разговаривая с сынишкой.

Младшенький поведал, что в прошлую среду, когда Наташа еще гостила в "доме со шпилем" и волновалась за маму, они с Лизой не пошли гулять из-за дождя. Витя играл в стройку, собирая дворец из конструктора "Лего", а Лиза сидела рядом и смотрела на телефоне новинки Ютуба. И вдруг ахнула:

- Витя, посмотри: маму показывают!

Какой-то начинающий клипмейкер смонтировал видеоряд к песне Маши Распутиной "Мосты", взяв, наверное, свои собственные видео, снятые с набережных и мостов.

Под слова "За то, что я не долюбила и не дождалась, за то, что я хочу казаться девочкой сейчас" речной трамвайчик на экране не спеша заходил под Поцелуев мост на Мойке. Молодая женщина у борта, о чем-то увлеченно, со смехом говорившая своему спутнику, осеклась, когда парень обнял ее. Пара начала целоваться.

- А кто этот дядя? - изумился Младшенький. - Почему он целует маму?

- Это не мама, я ошиблась, - скороговоркой выпалила Лиза, закрывая интернет и с видом провинившейся девочки пряча телефон, - это чужая тетя... Это не мама, - она нервно оглянулась на дверь, и Витя увидел на пороге отца, в мокром пальто, с зонтиком, с которого текла вода. Никто не слышал, как он вошел.

Наташа бросила кубик. Да, прогулка по рекам и каналам у них была в августе... И под знаменитым мостом, по укоренившемуся в Петербурге поверью сулящим влюбленным счастье, Слава ее поцеловал... Вот только она не видела, что с набережной их в этот момент снимает какой-то кретин, желающий сделать эффектный видеоряд. И Уланов это увидел.

"Как я понимаю Томми Ли Джонса, когда он пару раз накостылял наглым папарацци за снимки без разрешения. Сама бы с удовольствием сделала то же самое... Минуточку!!! В среду Уланов увидел клип? А на следующий день они со Славой беседовали в "Ашане". И утром в пятницу Славу забрали в больницу с признаками отравления... Господи, пусть это будет совпадение... Иначе это будет слишком даже для меня!"

***

До Казанского собора было недалеко, и Наташа специально вышла пораньше, чтобы дойти пешком и купить цветы по дороге. Цветочных магазинов на Невском было более чем достаточно.

В черном шерстяном платье до пят, широком пальто того же цвета и платке она была похожа на монахиню. Немногочисленные прохожие, едва взглянув на лицо молодой женщины, сразу притихали и уступали дорогу. У Елисеевского магазина завлекал прохожих мим с набеленным лицом и нарисованными грустными уголками рта и глаз. Увидев свое отражение в отполированной до блеска витрине, Наташа подумала, что сама сейчас мало чем отличается от печального мима. И даже грим не понадобился.

Встретившись взглядом с женщиной в черном платке, мим снял шляпу и склонил голову. И даже не играя, сочувственно вздохнул.

В "Театральной кассе" у подземного перехода пестрели афиши: "Развязка на Оккервиль", "Эксперимент профессора Доуэля", "Тартюф" - премьера должна была состояться вчера... "Не успели снять".

В знакомой пахнущей сандалом подземной галерее Наташа купила сразу 16 роз - самых дорогих, голландских, бордовых, на длинных стеблях. "Как светло здесь и как бесприютно, отдыхает усталое тело... А прохожие думают смутно: верно, только вчера овдовела", - вспомнились строки из стихотворения Ахматовой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

От того, что все было как всегда - запах сандала и подземки, несущийся мимо поток людей, вопли зазывалы, предлагающего автобусные экскурсии и двухдневные туры на Валаам, в Карелию и другие живописные места, музыка - сегодня в переходе играл саксофонист (а Славы больше нет, и никому до этого нет дела), Наташе снова захотелось заорать, разбить пару витрин, бить кулаками по столбу и кричать: "Это несправедливо! За что он?! Этого не должно было случиться, ... вашу мать!"

На выходе из перехода ее остановил молодой человек, вручил листовку и доверительно сообщил, то сегодня самый подходящий день для того, чтобы подать записки о здравии и упокоении потому, что уже завтра утром их отправят на Афон... Обычно Наташа проходила мимо, но сегодня достала кошелек и протянула парню 5000 рублей:

- Вот. За упокоение. Запишите: Вячеслав. На год. Сдачу пусть передадут на нужды обители.

- Давайте, я провожу вас в наше помещение, там напишете записочку, - засуетился парень.

Наташа достала блокнот, вынула из него один лист и крупно, шариковой ручкой, написала два слова: "Об упокоении. Вячеслав" и отдала парню:

- Я спешу, - почему-то теперь говорить она могла только такими рублеными фразами, отрывисто, как робот. - На отпевание. Доверяю вам. Вот записка.

Взглянув на ее застывшее лицо, окаймленное черным платком, траурную одежду и перевитый черной лентой букет в руках, зазывала осекся. Смущенно пробормотав слова соболезнования и заключив "Царствие Небесное, земля пухом", направился с деньгами и запиской в арку, где находился их центр.

Придерживая розы, норовящие проткнуть шипами рукава и впиться в руки, или рассыпаться по заиндевевшему асфальту, Наташа дождалась зеленого света и перешла к собору.

Сбоку стоял черный микроавтобус "РПО". По двору и аллеям сквера разбрелись люди в трауре.

От мысли, что скоро ее Славу, ее Маленького Принца с ямочками на щеках увезут в этой машине, у Наташи к горлу снова подступил яростный крик боли. Она помнила, как ровно и размеренно билось его сердце, когда он заснул рядом с ней после выписки из больницы, как постепенно согрелись, обнимая ее, холодные руки, с какой надеждой и тревогой звучал его голос в трубке: "Если бы ты могла приехать пораньше..."

Наташа увидела Алису Астахову, Инну Грозовскую, Вахтанга, Леру, других артистов, сотрудников литературной и административной части... Проститься с молодым артистом пришел почти весь коллектив театра. А вот Елена Прокофьевна и Аглая. Их поддерживает под руки сам Лаврецкий. Тут же и Евсеев с двумя шкафоподобными бодигардами. Брови чиновника скорбно сдвинуты, в руках - букет едва ли не больше Наташиного.

Не было видно только нескольких человек - самых старших артистов труппы, которых решили уберечь от скорбной церемонии, и, как ни странно, Стаса Вяземского.

- Сонечка звонила, уже идет.

- Не рано ли она из больницы попросилась?

- Ой, бедная, подкосило ее.

- Наташа вон тоже на себя не похожа...

- Слава, Славочка... Господи, да как же так?