Известие о похищении - Габриэль Маркес

- Ты чего здесь? - спросил охранник. Пачо спокойно ответил:

- Тружусь.

Ничего другого не пришло ему в голову. Охранник кивнул нерешительно.

- О-кей, - сказал он после паузы. - Желаю успеха! Стоя у двери, он как ни в чем ни бывало освещал Пачо фонарем, пока тот не сделал вид, что управился.

Целую неделю Пачо переживал неудачу и наконец решил исчезнуть окончательно и навсегда. "Вытащи лезвие из бритвенного станка, вскрой себе вены и наутро умрешь", - твердил он себе. На следующий день падре Альфонсо Льянос Эскобар опубликовал в еженедельной колонке "Тьемпо" обращение к Пачо Сантосу, предостерегая его во имя Господа не помышлять о самоубийстве. Статья три недели пролежала в столе Эрнандо Сантоса, который, сам не зная почему, все думал, стоит ли публиковать ее, и лишь накануне, в последний момент, решился, тоже не зная почему. Когда Пачо вспоминает этот случай, он до сих пор цепенеет от страха.

В начале апреля какой-то второстепенный начальник согласился передать Марухе письмо от мужа, необходимое ей как лекарство для души и тела. Согласие прозвучало неожиданно: "Нет проблем". Он уехал около семи вечера. Примерно в полпервого ночи, когда Маруха уже вернулась с прогулки по двору, в закрытую изнутри дверь комнаты торопливо постучал майордомо и передал ей письмо. Несколько писем Вильямисар посылал уже через Гидо Парру, а это, доставленное Хорхе Луисом Очоа, содержало ободряющую приписку, сделанную Глорией Пачон де Галан. На обратной стороне листка рукой Пабло Эскобара было написано: "Знаю, как страдаете вы и ваши родственники, я и моя семья тоже многое пережили. Не тревожьтесь, обещаю, что с вами ничего не случится, что бы ни произошло". Далее следовала весьма откровенная фраза, показавшаяся невероятной: "Не обращайте внимания на мои заявления в прессе, я делаю их, чтобы оказать давление".

Письмо мужа, напротив, убивало Маруху своим пессимизмом. Он писал, что дела идут неплохо, но надо набраться терпения, ждать придется еще долго. Зная, что письмо обязательно прочитают до того, как передать, Вильямисар написал в конце скорее для Эскобара, чем для Марухи: "Пусть твои страдания послужат миру в Колумбии". Это ее взбесило. Сколько раз она мысленно обращалась к стоявшему на террасе их дома Альберто, умоляя: "Вытащи меня отсюда, я уже не знаю, кто я, - столько месяцев даже не видела себя в зеркале".

На такое письмо хотелось ответить: какое, к черту, терпение, когда она столько испытала и пережила, просыпаясь ужасными ночами от чувства, что пальцы смерти сжимают ей горло? Маруха не знала, что ей передали старое письмо, написанное в период между провалом переговоров с Гидо Паррой и первым визитом к Очоа, когда даже лучика надежды не было. Тогда трудно было рассчитывать на оптимистичное послание, каким оно могло бы быть сейчас, когда худо-бедно, но вырисовывался путь к освобождению.

К счастью, неведение Марухи привело ее к мысли, что злится она не столько из-за письма, сколько из-за прошлой бессознательной обиды на мужа: как он, держа в руках все нити переговоров, допустил, чтобы освободили только Беатрис? За девятнадцать лет совместной жизни у Марухи не было ни времени, ни сил задуматься над подобным вопросом, да и повода не было. Теперь она ответила себе очень четко. Плен не сломил ее только потому, что она твердо знала: ради ее свободы муж не жалеет времени, он неустанно борется, даже если нет надежды, и делает это лишь из-за своей абсолютной уверенности, что она об этом знает. Таков был пакт любви, хотя до поры до времени оба они о этом не ведали.

Они познакомились девятнадцать лет назад на одном из рабочих собраний, когда оба были агентами по рекламе. "Альберто понравился мне с первого взгляда", - вспоминает Маруха. Чем? Маруха отвечает не задумываясь: "Своей беспомощностью". Ответ неожиданный. На первый взгляд Вильямисар был похож на типичного студента всех времен: шевелюра до плеч, трехдневная щетина и единственная рубашка, которую он стирал, когда шел дождь. "Иногда я даже мылся", - смеется он сейчас. На второй взгляд это был гуляка и бабник со вздорным характером. Но Маруха сразу увидела то, что открывалось только третьему взгляду: мужчину, способного потерять голову ради красивой женщины, да еще умного и впечатлительного, который, к тому же, в избытке обладал самыми важными для окончательного воспитания качествами - железной волей и добрым сердцем.

На вопрос, чем ему понравилась Маруха, Вильямисар только хмыкает. Наверное, кроме внешности, Маруха ничем особенным не выделялась, чтобы в нее влюбиться. Ей было уже за тридцать; в девятнадцать лет она обвенчалась по католическому обряду и с интервалом в пятнадцать месяцев родила мужу пятерых детей: трех девочек и двоих мальчиков. "Об этом я рассказала сразу, - вспоминает Маруха, - чтобы он знал, что ступает на минное поле". В ответ Альберто привычно хмыкнул и, вместо того чтобы самому пригласить ее на обед, попросил об этом их общего друга. На следующий день он устроил обед для нее и того же друга, на третий - для нее одной, на четвертый обед для встречи уже не понадобился. Они виделись каждый день без всяких задних мыслей. Когда Вильямисара спрашивают, был ли он влюблен в Маруху или просто хотел с ней переспать, он отвечает по-сантандерски: "Идите к черту! Все было очень серьезно". Возможно, настолько, что он и сам себе не представлял.

С мужем у Марухи сложились ровные отношения, без ссор - словом, лучше не придумаешь. Может быть, им чуточку не хватало страсти и риска, чтобы она ощутила себя живой. И Маруха, ссылаясь на срочную работу, бежала на свидание к Альберто. Практически каждый день она придумывала себе дополнительные дела, длившиеся часов до десяти вечера. По воскресеньям и праздникам вдруг возникали молодежные праздники, семинары по искусству, ночные киноклубы - все что угодно, лишь бы быть вместе с Альберто. Ему было проще: холостой и независимый, он жил в свое удовольствие, обедал в ресторанах и общался со столькими девушками, что подруги, можно считать, у него не было. Чтобы стать хирургом, как отец, ему оставалось лишь защитить диплом, но в таком возрасте хочется жить, а не лечить чужие болезни. Любовь уже не удовлетворяли старые ритмы болеро; в прошлое уходили четыре столетия надушенных записочек, жалобных серенад, платочков с монограммами, языка цветов; позади остались и пустые вечерние кинозалы, - весь мир словно восстал против смерти, услышав счастливое безумие "Битлз".

Через год после знакомства они вместе с пятью детьми поселились в маленькой квартирке. "Это было ужасно", - вспоминает Маруха. И она права: жизнь состояла из непрерывных споров всех со всеми, звона разбитой посуды, ревности и недоверия между детьми и взрослыми. "Порой я его смертельно ненавидела", - признается Маруха. "А я ее", - отвечает Вильямисар. "Но только на мгновенье", - улыбается она. В октябре 1971 года они поженились в Венесуэле, в городе Уренья, - совершив еще один общий грех, поскольку церковь не признает развода, а в законность гражданского брака мало кто верит. Через четыре года родился Андрес, их единственный общий ребенок. Ссоры продолжались, но стали менее болезненными: сама жизнь научила, что счастливая любовь дана не для того, чтобы спать вместе, но чтобы драться плечом к плечу.

Маруха была дочерью Альваро Пачона де ла Торре. Звезда журналистики сороковых, он погиб вместе с двумя известными коллегами в памятной для всего журналистского цеха автокатастрофе. Мать умерла еще раньше, и Маруха с сестрой Глорией смолоду научились защищать себя сами. В двадцать лет она работала чертежницей и художницей, потом начинающим публицистом, режиссером и ведущей на радио и телевидении, начальником отдела пиара и рекламы в крупных фирмах, но ее всегда тянуло к журналистике. Натура артистичная и страстная, обладавшая даром лидера, глубоко запрятанным в тихой заводи цыганских глаз, она сразу внушала уважение. Что касается Вильямисара, то он забросил медицину, подстригся, выбросил на помойку бывшую единственную рубашку, надел галстук и стал экспертом по оптовой продаже всего, что требовалось продать. Но его образ жизни не изменился. По признанию Марухи, именно Вильямисар, а не удары судьбы, излечил ее от чванливости и запретов ее круга.

Каждый из них успешно работал в своей области, дети ходили в школу. После семи вечера ими занималась Маруха. Помня о горьком опыте своего воспитания в строгости и условностях, она не хотела, как все матери, посещать родительские собрания в колледже и помогать детям готовить уроки. Дочери жаловались: "Хотим маму, как у всех". Однако ценой больших усилий Марухе удалось приучить их самостоятельно и осознанно выбирать то, что интересовало их самих. Любопытно, что все они стали тем, кем хотела их видеть мать, Моника закончила Римскую Академию художеств и теперь работает художником-дизайнером. Алехандра стала журналистом, сценаристом и режиссером на телевидении. Хуана - телеведущая, теле- и кинорежиссер. Николас - композитор, пишущий музыку для телевидения и кино. Патрисио профессиональный психолог. Андрес - студент экономического факультета, но станет ли он экономистом - большой вопрос. Дурные примеры заразительны, и Андреса, насмотревшегося на отца, уже ужалил скорпион политики: в двадцать один год его избрали членом муниципального совета Чапинеро, небольшого городка севернее Боготы.