Когда вырастают дети - Ариадна Борисова

– У меня тоже нет времени разбираться, добрый вы волшебник, или злой, – заторопился мальчик, – но я думаю, вы – хороший, ну, мне так кажется. Я потерял Русалочку… То есть ее зовут по-другому, это я ее так зову, а имя и фамилия у ней другие, Мама напишет вам на бумажке, чтобы вы получше запомнили, я пока плохо пишу… Она хотела забрать из детдома нас обоих, но у Русалочки больное сердце, и тетя, цирк, увезла ее в чужую страну, цирк, чтобы врачи сделали ей там операцию…

– При чем тут цирк?

– Ой, разве я сказал «цирк»? – смешался мальчик. – Это вместо «блин»… У меня мысли немножко разбежались.

Передохнув, он продолжил. Непонятно щурясь, фокусник слушал сумбурный рассказ детского горя. Женщина умоляюще смотрела на него. Губы ее беззвучно шевелились.

– Очень жаль девочку, – сказал фокусник. – Но я не понимаю, чем могу вам помочь.

Мальчик подошел к трюмо, и на столик перед фокусником с бережным шорохом лег великолепный образец раковины брюхоногого моллюска.

– Это Рог Тритона. У Русалочки была такая раковина. Наверно, это она и есть… Вы ездите в разные страны, показываете фокусы и разговариваете со многими людьми. У меня к вам просьба: во время представлений по городам, пожалуйста, спрашивайте каждый раз людей прямо со сцены, знает ли кто-нибудь Русалочку. Ладно? А если знающие люди не найдутся, то возьмите свою волшебную палочку и наколдуйте, чтобы Русалочка сама к вам пришла. Она сразу вас узнает. Мы с ней видели ваше выступление в День города… Или пусть хотя бы тетя придет. Тогда передайте Русалочке эту раковину.

– Русалочка твоя сестра?

Мальчик нисколько не удивился тому, что фокусник вытянул у него из носа никелированное яичко. Может, не заметил. Вылупившееся из носа яичко было ничто по сравнению с медным колоколом, торжественно гремевшим у него в груди и висках.

– Она – моя девочка.

Фокусник рассеянно улыбнулся. Ему захотелось чихнуть, а чихать при посетителях было неловко. Иногда так бывает, когда человек раскрывает перед тобой душу, а ты не знаешь, что сказать. И фокусник не знал, но, подчиняясь закону последовательности, глубоко вдохнул воздух и неопределенно промямлил:

– Вот как…

– Я боюсь, что Русалочка не выдержит, и у нее надорвется сердце, раз она без меня. У меня сердце уже надорвалось и ноет.

– Даже так, – странно усмехнулся фокусник.

– Передайте ей, чтоб она написала письмо Принцу, когда научится хорошо писать буквы.

– А кто этот принц?

– Это я.

Фокусник вынул из кармана джемпера мальчика чистый мужской носовой платок, который никогда там не лежал, развернул его и гулко высморкался. Потом повернулся к зеркалу и как-то туманно взглянул из него на Маму:

– Сказка оказалась с продолжением.

– Не та сказка, – с неожиданной резкостью откликнулась она.

– Но герои-то – те…

«Они тоже знают историю, рассказанную Русалочке отцом, – удивился Принц. – Значит, это все-таки просто сказка».

– Куда бы меня ни забросила судьба-антрепренер, я буду спрашивать о твоей девочке, – серьезно пообещал фокусник мальчику, снова посмотрел на Маму в зеркало и подмигнул ей. – Мне самому интересно, чем закончится сказка о Принце и Русалочке.

На улице падали снежинки, воздух становился зимним. В кармане джемпера Принц обнаружил горсть ирисок «Золотой ключик» и теперь жевал их. Мама собрала снег с перил, бросила…

Они кидались снежками, и он думал, что всякое событие обладает своим запахом. Праздник, радость, горе… смерть…

Сегодняшнее счастье пахло снегом. Счастье, что есть Мама. Счастье, что раковина не даст забыть Русалочке Принца.

* * *

Он стал жить дальше. Учился в новой школе. В обычной школе, без английского уклона. Полюбил домашний уют, свою комнату, стол с «морской» лампой, книги и научился читать.

Фокусник, выяснила мама, оказывается, жил не в этом городе. Неизвестно, где он жил, или, не имея дома, ездил из страны в страну, куда забрасывала его судьба-антрепренер. Принц верил, что Русалочка найдется, и ждал письма. Каждый будний день заглядывал в почтовый ящик. В субботу почтальон тоже разносил газеты и письма, и мальчик ждал его во дворе. Боясь пропустить, бегал за угол дома, стоящего перед дорогой, высматривал человека с большим черным кошелем на боку. Два раза удалось его встретить. Принц шел за почтальоном, наблюдая, как тот разносит письма по подъездам, и толстый кошель понемногу худеет. Но вестей из далекой страны не было.

Гуппи в аквариуме колыхались глазастыми хвостами, юрко снуя в водорослях цвета волос Русалочки. Принц попросил Маму отнести аквариум смешливому толстяку в его ракушечно-рыбный магазин.

– Почему, мой мальчик?

– Им там будет лучше.

Рыбки могли умереть, водоросли тоже. Думать об этом было невыносимо.

Эдуард Анатольевич ошибся: дитя легко отзывалось на воспитание. Маме не пришлось выкорчевывать из мальчика чертополох наносных словечек и привычек – сам от них избавился. Она ни к чему Принца не принуждала. Насилие порождает только отчаяние, страх и покорность.

С некоторым чувством вины Мама наблюдала немыслимую для ребенка его лет преданность – это качество словно заложено было в него изначально. Тайные клеточки наследства без усилий со стороны формировали в нем готовность к состраданию. Маму живо занимало: какие стороны характера еще спят в Принце? В игровом кругу маленьких хитростей, почерпнутых ею из педагогических пособий, в нем начало проявляться стремление к рыцарству. Не без мистического трепета Мама видела в сыне собственное повторение, как если бы это она семь лет назад родилась в оболочке противоположного пола, и сама к себе попала в другом обличье ради чьего-то замысловатого эксперимента. Они оказались очень близки душами и нравами. Недостатками мальчика были присущие и ей склонность к меланхолии, трудно скрываемая эмоциональность и упрямство. Упрямство целенаправленное, будто спущенная стрела! Русалочка была главной целью Принца – нежное яблочко нежного купидона. Мама не теряла надежды, что эта стрела свернет, промажет… не все стрелы попадают в мишень.

– Забудет, – уверял муж.

Эдуард Анатольевич как раз был расположен придавать значение силе приказа. Способы щадящего воспитания, по его суждению, происходили от женских слабостей.

– Ничего, – посмеивался он, – пацаны во дворе и проучат, и научат…

Двор, весь в деревьях и фонарях, один на шесть многоэтажных домов, построенных буквой П, был просторным, как площадь. Верхняя часть «буквы» – дом-перекладина – стоял фасадом к дороге, к «боковушкам» примыкали поросший кустами пустырь и краснопесчаная сопка. Ее называли Красной горой. «Резервация» П считалась окраиной, хотя центр города находился от нее в пятнадцати минутах ходьбы, если шагать через поперечные улицы по дворам. На детской площадке, тоже длинной и широкой, словно ребячье государство внутри взрослого, детей играло множество. Пустырь служил местом сходки старших ребят. Там царила своя иерархия, господствовал футбол, и Принц туда не совался. Строил дворцы в песочнице, где малыши возили машинки и хлопающих яркими крыльями пластмассовых бабочек на колесиках.