Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Евгения Марлит

– Хорошо, что ты пришла, Эльза! – обрадовался он. – Мне непременно нужно видеть светлое, чистое человеческое лицо. Черные демонические глаза той, что только что вышла отсюда, для меня ужасны. Я опять взвалил на себя крест, который должен нести дальше. Не могу видеть, когда плачут, хотя прекрасно знаю, что все это делается нарочно, чтобы одурачить меня.

Елизавета была очень рада, что встреча дяди с Бертой закончилась сравнительно спокойно. Она поспешила совершенно отвлечь его от мысли от несчастной рассказывая ему о сегодняшнем празднике, упомянула об отъезде фон Вальде и сообщила о самоубийстве Линке.

Он проводил племянницу до верхней калитки.

– Будь осторожна и не звони очень сильно, – предупредил он ее на прощание. – У твоей матери приступ мигрени и она лежит в постели. Я недавно был там.

Обеспокоенная Елизавета заторопилась и побежала под гору. Ей не пришлось звонить, потому что мисс Мертенс и Эрнст встретили ее на опушке леса и сразу же успокоили. Приступ болезни прошел, а мать спокойно спала, когда дочь осторожно подошла к ее постели.

Наступил поздний час, и в уютной квартирке царила полная тишина. Отец тщательно удалил все, что могло обеспокоить больную.

Если бы мать сидела в своем кресле у окна в столовой, то Елизавета, став на колени и положив голову на ее руки, излила бы все, что переполняло ее душу; но теперь ее тайна, которая, без сомнения, сильно встревожила бы мать, осталась скрытой в самых дальних уголках ее сердца.

16

Развалины Гнадека, вероятно, с изумлением прислушивались к необычайному стуку, с рассвета раздававшемуся среди их старых покосившихся стен. То не был привычный шум дождя или ветра. Это руки человека приступили к разрушительной работе и быстро разбирали камень за камнем. Башня, в течение многих столетий, как верный часовой, сторожившая флигель, имела совсем плачевный вид. Она стала вдвое ниже, плющ, обвивавший ее зеленым покровом, был сорван. Стали видны темные окна и заплесневелые стены, потрескавшиеся украшения которых доказывали, что они являлись когда–то очень красивой художественной постройкой. Каменщики трудились весьма усердно, несмотря на то, что работа была далеко не безопасна. Их очень интересовало то обстоятельство, что они будут иметь возможность заглянуть во все темные уголки старого гнезда, по народному поверью, населенного всякими ужасными привидениями.

После полудня госпожа Фербер, Елизавета и мисс Мертенс сидели на валу, но приход Рейнгарда, появлявшегося ежедневно в определенное время, прервал их чтение. Он рассказал, что сегодня утром состоялись похороны Линке и что Елена фон Вальде узнала от какого–то неосторожного слуги о покушении на жизнь брата. Рейнгард с глубокой горечью добавил, что беспокойство фон Вальде о том, что волнение по этому поводу вредно отразится на ее здоровье, было совершенно излишним, так как она очень хладнокровно приняла это известие. Несчастный случай с Гартвигом, с женой которого она была дружна, тоже произвел на нее гораздо меньшее впечатление, чем можно было ожидать.

– Если бы дело касалось ее кудрявого любимца, – с досадой добавил он, – то она проливала бы, наверное, потоки слез и выдрала бы все свои каштановые волосы. У фрейлейн Елены все чувства направлены лишь на него. А этот Гольфельд становится просто невыносимым. Сегодня он расхаживал с таким лицом, как будто хочет отравить всех в доме. Я готов побиться об заклад, что его «восхитительное» настроение является единственной причиной заплаканного лица Елены, которое она так тщательно старалась скрыть от меня, когда я только что встретил ее в саду.

При упоминании ненавистного имени Гольфельда, Елизавета ниже склонилась над вышивкой. Вся кровь бросилась ей в лицо при мысли о его вчерашней дерзости, о которой она ничего не сказала матери, чтобы не беспокоить ее. Может быть, это была и не единственная причина. Она старалась не упоминать об этом еще и потому, что родители из–за его навязчивости могли запретить ей посещение Линдгофа, и она лишилась бы всякой возможности видеть фон Вальде.

Между тем работа по разрушению башни шла своим чередом. Вскоре в сад пришел Фербер, он был в лесничестве, а теперь в сопровождении брата вернулся пить кофе. Взволнованный Эрнст выбежал ему навстречу. Мальчик, не заходя за веревку, протянутую ради безопасности отцом, все время стоял на дороге и с большим интересом следил за происходящим.

– Папа, папа! – закричал он. – Каменщик хочет что–то рассказать тебе. Он говорит, что видел нечто необычное.

Действительно, каменщик усердно делал им знаки приблизиться.

– Мы добрались до какого–то склепа или чего–то подобного, – крикнул он, – и, кажется, там стоит гроб. Вы посмотрели бы эту штуку, господин Фербер, прежде чем мы начнем работать дальше. Вы смело можете подняться – мы стоим на крепком потолке.

Рейнгард, услышав эти слова, поспешно сбежал со ступеней террасы. Таинственный склеп, в котором стоит гроб – как заманчиво это звучит для археолога!

Все трое осторожно взобрались по лестнице.

Рабочие находились у того места, где башня примыкала к главному зданию. У ног их зияло довольно большое отверстие. До сих пор они еще не наталкивались на какое–либо закрытое помещение. У главного здания крыши давно не было. С башни виднелись по всем направлениям целые ряды комнат и полузасыпанные коридоры, а сквозь щели в полу можно было заглянуть в часовню. Внутри сама башня имела гораздо более страшный вид, чем снаружи. Повсюду виднелось голубое небо, и свежий воздух имел везде свободный доступ. Внезапно внизу оказалось какое–то помещение, окруженное крепкими стенами и закрытое хорошо сохранившимся потолком. Насколько можно было судить сверху, этот склеп врезывался клином между часовней и помещением, находившимся позади башни. В наружном углу, вероятно, располагалось окно, так как оттуда сквозь бледные стекла падали неяркие лучи света и слабо освещали какой–то предмет, принятый каменщиком за гроб.

Немедленно спустили лестницу нужной длины, так как помещение отличалось значительной высотой и все один за другим с живейшим интересом стали спускаться. Первое, что они увидели, была деревянная обшивка стен, совсем почерневшая от времени и украшенная необычайно вычурной резьбой. По потолку шел узкий художественный карниз, очевидно, более позднего происхождения. С него спускались длинные черные лоскутья сукна. Остальная часть этой траурной обивки валялась на полу в виде гниющей бесформенной массы.

По–видимому, при постройке этого помещения стояла цель сделать его по возможности скрытым, форме же не придали особого внимания. Это был правильный треугольник, в основании которого помещалось узкое окно, тесно примыкавшее к часовне. Предположение Рейнгарда, что в древние времена здесь хранились церковные драгоценности, было весьма недалеко от истины, тем более, что пять—шесть стертых ступеней вели к замурованной двери, находившейся в стене, которая примыкала к часовне. Окно было как раз за старым дубом, прикрывавшим его своими ветвями. Несколько веточек плюща покрыли стекло своей тонкой сетью, но все же отдельные солнечные лучи пробивались сквозь красивые разноцветные розетки, на которых не было заметно и следа всеобщего разрушения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});