Пистолет с музыкой - Джонатан Летем

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

1

Это было недолго, но противно. Я проснулся с ощущением, что так и не отоспался как следует после той ночи, когда меня забрал Корнфельд. На мне была уродливая пижама, и я лежал в квадратном белом помещении - вроде бы несколько минут назад я находился в таком же, только тогда вокруг суетились врачи, готовившие меня к заморозке.

Теперь в углу сидел один-единственный санитар с журналом в руках. Я слез со стола, потянулся и хотел уже было поворчать насчет того, что даже здесь у них ничего не работает как надо. Тут парень заметил, что я проснулся, достал откуда-то и вручил мне мою одежду, чистую и отглаженную, и только тогда до меня дошло, что я отлежал свой срок. Гадкому привкусу у меня во рту исполнилось шесть лет.

Я не спеша оделся. Санитар не торопил меня. Чуть позже он спросил, готов ли я, и я ответил, да, и мы вышли в коридор и спустились на лифте на первый этаж. В лифте санитар окинул меня взглядом и улыбнулся. Я попробовал улыбнуться в ответ, но не смог - так волновался. Я все пытался найти в себе подтверждения того, что миновало шесть лет, но не находил.

Санитар проводил меня в кабинет, где сидел инквизитор, в бешеном темпе печатавший что-то на встроенном в крышку стола компьютере. С минуту мы ждали, пока он покончит с этим занятием, потом он опустил монитор и улыбнулся. Я сел на стул и, пока санитар и инквизитор подписывали друг другу какие-то бумаги, переговариваясь вполголоса, выглянул в окно. Солнечные лучи слепили глаза, отражаясь от стеклянных стен домов напротив.

Может, это объяснялось особенностями моего свежеразмороженного зрения, но все показалось мне каким-то неправильным: слишком яркие краски, нечеткие силуэты. Словно плохо отретушированная фотография. Я вдруг понял, что мне вот-вот предстоит выйти из дверей Отдела в эту плохо отретушированную фотографию - насовсем. И эта фотография - мой новый мир, а старого больше не будет. И еще я понял, что продолжаю жить своим последним делом, что глупо. Смехотворно глупо. Можно подумать, что это дело еще не закрыто.

Санитар вышел, а инквизитор выдвинул ящик стола, достал оттуда металлический контейнер размером с коробку из-под ботинок и поставил передо мной. В нем оказалось барахло, которое они вынули из моих карманов шесть лет назад, аккуратно рассортированное по полиэтиленовым пакетам. Его было немного. Ключи от машины и квартиры, исчезнувших пять лет и одиннадцать месяцев назад, когда я перестал платить. Все же ключи приятно оттягивали задний карман - в конце концов ими удобно чистить ногти.

Все остальное составляли половинки шести разных стодолларовых купюр и ручка-антиграв. С минуту я покрутил обрывки в руках, пытаясь собрать хоть одну бумажку, которую смог бы сунуть в кассовое окошко или по крайней мере бармену в темном баре, но, увы, я явно грешил привычкой совать в карман одинаковые половинки. Пока я не наткнусь на парня с противоположной привычкой, толку от этих бумажек никакого. На всякий случай я все же сложил их и сунул в карман.

Я вытаскивал из пакета авторучку, когда почувствовал на себе пристальный взгляд инквизитора. Я поднял глаза, и он ухмыльнулся. На вид ему было лет двадцать - двадцать пять, но мне казалось, он нагляделся на лишенный кармы мусор вроде меня, входящий и выходящий из морозильника, и теперь развлекается, глядя, как я разбираюсь со своим богатством.

Неожиданно он встал и закрыл дверь в коридор.

- Я вас ждал, - заявил он.

- Очень рад, - озадаченно промямлил я.

- Я дам вам пятьдесят баксов за эту ручку, - сказал он, возвращаясь за стол. - Это ведь первая такого рода. - Он" говорил, словно обращаясь к ребенку в те времена, когда еще были дети. - Это мечта коллекционера, объяснил он.

Я не удержался от улыбки.

- Эта ручка спасла мне жизнь.

Он принял это за желание поторговаться.

- О'кей, - сказал он. - Сотню.

- Она не продается.

Он посмотрел на меня со странным выражением в глазах.

- Я же оказываю вам услугу, чудак. Ваши деньги вряд ли на что годны.

В этом была своя логика.

- Сто пятьдесят, - сказал я.

Он покачался немного в кресле, потом с улыбкой достал бумажник.

- Учтите, я ведь мог просто взять ее.

- Нет, не могли, - заявил я немного обиженно. - Если бы могли, взяли бы.

Он расстегнул бумажник, и в кабинете послышалась музыка: фанфары, которые не смолкали, пока он не отдал мне деньги и не убрал бумажник в карман. От этого у меня по спине побежали мурашки. Я надеялся только, что играл бумажник, а не деньги.

Он выдвинул другой ящик и достал оттуда маленький конверт, заклеенный скотчем, и новую карточку с моим именем.

- Семьдесят пять единиц, - сообщил он. - Желаю удачи.

Он снова осветился своей идиотской улыбкой. Похоже, интервью перед выходом подошло к концу. Я сорвал скотч: конверт оказался полным стандартного порошка. Трогательная заботливость.

Я рассовал все по карманам. Мне здорово хотелось вытереть эту чертову ухмылку с его физиономии, но я сдержался. Я подтолкнул ручку к нему; он прикинул траекторию и поймал ее прежде, чем она пролетела над его головой. Но не раньше.

- Пока, - сказал я.

Я пересек пустой вестибюль и вышел на солнце. Я еще не решил, что буду делать дальше, но мои ноги сами на всякий случай старались унести меня подальше от Отдела, на что у них имелись основания.

Свернув за угол, я почувствовал, как кто-то, идущий за мною, тянет меня за рукав. Это оказался Серфейс. Шимпанзе казался маленьким и сгорбленным, но в конце концов шесть лет прошло, к тому же я видел его только раз, да и то - в постели. На нем был костюм грязно-серого цвета и красный галстук с вышитыми маленькими пони. Ботинки были бы даже симпатичными, не покрывай их паутина царапин.

Он посмотрел на меня, и кожа у него на лице покрылась сетью морщин. Выражение его было неожиданно мягким.

- Я нашел в газете сообщение о том, что тебя выпускают, - объяснил он. - Я подумал: тебе не помешает, если кто-то угостит тебя выпивкой.

Я был тронут. Не уверен, что мне хотелось, чтобы меня жалел кто-то с внешностью Серфейса, и все же я был тронут.

- Идет, - откликнулся я - Веди.

Старый шимпанзе повернулся и двинулся по тротуару. Я пошел следом. Я не знал точно, который час, но солнце стояло высоко, и я подумал, что Серфейс, должно быть, встал рано специально, чтобы поймать меня. Интересно, подумал ли он при этом, что мне нужно больше, чем просто выпивка, чтобы очутиться в своей тарелке?

Мы зашли за угол здания и оказались на большой стоянке. Если не считать инквизиторов, подъезжавших и отъезжавших на своих черных машинах, на ней стояло только два-три человека. Когда я пытался встретиться с ними глазами, те поспешно смотрели на часы, на небо или на асфальт. Все в порядке, моя привычная паранойя действует как положено; я почувствовал, что время, проведенное в морозильнике, оставило несмываемое клеймо на моей ауре и будет узнаваться всеми до тех пор, пока я не научусь скрывать это. Я рассмеялся. Все, что мне было нужно, - это выпивка и понюшка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});