Монстры всегда возвращаются! - Лизи Харрисон

Он указал своей жилистой рукой в сторону парка Риверфронт. Карусель вращалась медленно, точно музыкальная шкатулка. А за ней текла река Вилламетт, гладкая, точно струйка расплавленной карамели.

– Город как игрушечный, – сказала Мелоди. Люди на Мэйн-стрит выглядели как гватемальские шерстяные куколки, которых кладут под подушку, чтобы избавиться от тревог. Она попыталась представить себе, какие у них могут быть тревоги. Любовь? Работа? Семья? Все эти мелочи казались не такими уж важными тут, наверху. – Просто не верится, что я никогда здесь не бывала.

– Горгульи всегда смотрят на мир, как из пентхауса. Но ты, – он развернулся к ней лицом, – ты потратила так много времени, сидя в этой коробочке!

Он указал на здание у них под ногами.

– Когда поднимешься достаточно высоко, начинаешь понимать, что уже ничто не удержит тебя внизу.

– Ну да, если не считать земного притяжения, – пошутила Мелоди.

Он насмешливо закатил глаза и взял ее за руку.

– У тебя сотни возможностей. Миллионы вариантов. Надо только выйти наружу и осмотреться!

На этот раз Мелоди позволила себе заглянуть Граниту в глаза, глубоко-глубоко. А может, он и прав. В последнее время она чувствовала себя загнанной в угол, застрявшей на распутье между школой и «Свинцовыми перьями», между лагерем «Крещендо» и турне, между Джексоном и…

Он продел указательный палец в пряжку ее ремня и подтянул ее поближе. Она заложила волосы за уши. Он провел пальцем по ее щеке и приподнял ее подбородок. Летнее солнце отражалось в его глазах, точно в камушках на дне прозрачного горного ручья. Он наклонился ближе. И Мелоди не отстранилась.

«Я же так никогда не делаю! Вот Кандис – да. А я в игры не играю. Я не целуюсь на крышах. Ультиматумы ни к чему не ведут. Любовь – это компромисс. И потом, я же не люблю Гранита. Я люблю Джексона…

Но Гранит мне нравится. Ужасно нравится! И мы оба любим музыку, и большую часть своей жизни прожили на краю, в стороне. Вокруг происходили разные события, но мы не были их частью. И потом, он классный! Мне всегда было интересно, каково это – целоваться с ним. А Джексон уже изменил статус на «Без пары», и…» И их губы встретились.

Поцелуй Гранита был крепким и уверенным, страстным и властным. Гудки машин внизу, на шоссе, вплетались в ритм ее колотящегося сердца, создавая то, что она про себя называла «их песней». У них с Джексоном все кончено, и это уже официально. Она двигается дальше. Этот поцелуй ей нравится. Действительно нравится. До щекотки, до поджатых пальцев ног. Но все-таки, насколько все по-другому…

Целоваться с Гранитом было все равно что пить залпом горячий эспрессо. А с Джексоном это было больше похоже на мокко с белым шоколадом. У камина. Под мягким пледом, и…

Бамм!

Железная дверь снова хлопнула. Мелоди инстинктивно отстранилась и открыла глаза. У двери стояли Джексон, Ляля, Брижитт и Дикки.

– Ага, похоже, эта птичка улетела! – объявил Дикки.

Ляля закрыла рот обеими руками. Брижитт с чисто французским энтузиазмом продемонстрировала Мелоди два больших пальца.

Джексон включил свой карманный вентилятор и отвернулся.

– А здесь мы устроим смотровую площадку школы T’eau Dally, – сказал он и повел всех на северную сторону здания, забрав с собой все тепло летнего дня.

Гранит убрал прядь волос с ее лба и улыбнулся.

– Похоже, все разошлись!

И он снова притянул ее к себе.

И Мелоди снова усомнилась: стоит ли? Можно ли?

А потом ответила на поцелуй.

Глава 24

«T’eau Dally» в шоке

«По кусочку, по глоточку…» – говорила себе Ляля, уводя гостей с крыши. Увы, но это не успокаивало. – Единственное, что ее бы сейчас успокоило, это другие четыре слова: «Поздравляем, вы выиграли конкурс!» Но скорее Дикки втиснется в брюки Брижитт, чем прозвучат эти четыре слова. Фрэнки, лицо школы, не отвечает на эсэмэски. Спортзал выглядит как заброшенная стройплощадка. Джексон с Мелоди разыгрывают между собой какой-то мексиканский сериал. Не говоря уже о том, что сама Ляля налетела на гостей и облила их кофе! И вся катастрофа – из-за того, что они приехали на день раньше. Оставалось только надеяться, что папа не убрал из ее счастливой зоны ежегодный альбом школы Мерстон. Кроме фэн-шуй, надеяться было больше не на что.

– Нет, серьезно, – говорил Джексон Брижитт. Рука у него дрожала от вращающегося в ней вентилятора. – Со мной все нормально. Нам давно пора было расстаться. Мы уже практически разошлись.

Дикки хлопнул его по спине.

– Ха! Ты говоришь как настоящий спортсмен!

Джексон попытался широко улыбнуться. Выглядело это так, будто он сдерживает рвоту.

«Интересно, что здесь самое удивительное?» – спрашивала себя Ляля. Тот факт, что знаменитый Дикки Дэлли оказался неуклюжим и хамоватым мешком сала? Или то, что они с Брижитт до сих пор не уехали?

Спустившись на первый этаж, Брижитт обняла Джексона за плечи своей хрупкой ручкой.

– У нас, в Париже, поцелеваться – это все равно что поговорить. Это не… не… как этто говорить? Небольшее дело.

– Очень рад слышать, – буркнул Джексон. И спросил у Ляли: – А теперь куда?

Она торопливо настрочила Клоду эсэмэску, спрашивая, все ли в порядке в спортзале. Клод уходил на тренировку, но заверил ее, что все в порядке, и Ляля решила повести гостей в спортзал. Тем более во всех остальных местах они уже побывали.

– Пожалуй, пора заглянуть в спортзал! – сказала Ляля, пытаясь сделать вид, что конкурс все еще продолжается. Не то чтобы ей не было жалко Джексона, но у него еще будет время погоревать, когда гости уедут. Особенно если она сможет найти…

Фрэнки! «Наконец-то!»

Фрэнки бежала в их сторону по пустынному коридору. Она пыталась догнать Клео. Волосы у нее сбились в неопрятный колтун, а одета она была в…

– А в чем эта зеленая… э-э… девушка? В халате, что ли? – осведомился Дикки, как-то подрастеряв свое обычное удальство.

– Ах, ее волесы ошень нуждается в кондисьонере! – заметила Брижитт, поправив ровные пряди своей прически.

Ляля была так ошеломлена, что ничего не ответила. Домашняя девочка превратилась в бездомную бродяжку!

– Я тебе уже сказала! – крикнула Клео, швыряя в Фрэнки сапожками. – Не нужны они мне! Они заразные!

«T’eau Dally» ударились о шкафчик. Что за упырство? Что тут творится? Ляле казалось, будто она смотрит показ мод без звука.

– Что значит «зарасние»? – спросила Брижитт у Дикки.

– Тайм-аут! – воскликнул Дикки, сложив из рук букву «Т». – Все видели, как она их швырнула?

Пол поплыл под ногами у Ляли. Если повезет, он разверзнется, поглотит ее, и она не увидит, какое лицо будет у отца, когда он будет смеяться над ее колоссальным фиаско…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});