Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

— Ты понимаешь, тут такое идёт, задёргали со всех сторон…

Горбачёв, по его словам, живо представил себе, что творилось в кабинетах крайкома, как давили аппаратчики на Ефремова и после каждой беседы он начинал колебаться.

— Леонид Николаевич, — сказал он, — не надо этого делать. Я прошу вас — не меняйте позицию.

— Всё, — оборвал Ефремов. — Вопрос закрыт, я уже со всеми договорился.

22 декабря 1964 года состоялась краевая партийная конференция. Ефремов был избран первым секретарём Ставропольского крайкома КПСС. Бывший первый секретарь промышленного крайкома Босенко стал вторым секретарём. Горбачёва избрали членом бюро и утвердили в должности заведующего отделом партийных органов.

С мечтой о выборной партийной должности, дававшей перспективу роста, пришлось расстаться на два года.

Посвящали ли его в антихрущёвский заговор

В. Казначеев:

— Было это так. В 1964 году вдруг в крае стали появляться высокопоставленные лица, один за другим. Хотя высокими гостями Ставрополье было не удивить, сюда любили приезжать на отдых кремлёвские «небожители», всё же в этот год «звездопад» был особый. Их появление не афишировалось, не было особых встреч, банкетов, всё было буднично, почти обыденно. Появился Кулаков, обычно внимательный и доступный, в этот раз он был немного рассеян и, казалось, чем-то озабочен. А в начале октября грянул пленум, снявший страстного борца с культом личности: за проявление субъективизма и волюнтаризма.

Накануне в крае состоялся традиционный праздник молодёжи «Слава труду!». Этот праздник любили, к нему готовились. Юноши и девушки были нарядными, на виду у всех демонстрировали своё мастерство в разных областях деятельности. Кулаков выступил в Кисловодске с приветственной речью, отметил замечательные дела молодых, благодарил ЦК партии, лично Н.С. Хрущёва.

Несмотря на просьбы остаться на торжестве, Фёдор Давыдович сразу уехал. Мы считали, что в Левокумский район, а он отбыл в Москву, где принял самое активное участие в подготовке знаменитого октябрьского Пленума ЦК КПСС. Это не случайно. Ф.Д. Кулаков, человек энергичный, волевой, деятельный, независимый, имевший собственные идеи по вопросу преобразования страны, был послан по капризу Хрущёва в Ставропольский край. Так вот именно при нём в глуши Тебердинского заповедника, под руководством Л.И. Брежнева, вызревал антихрущёвский заговор.

Всё было продумано и выверено до мелочей. Горбачёв из-за молодости и незначительности номенклатурного веса в заговор не был посвящён. Но вряд ли он ни о чём не догадывался. Во-первых, Кулаков был с ним довольно откровенен; во-вторых, понаехало в заповедник столько «тузов», что не заметить их он не мог. Между тем край жил обычной жизнью, мы были заняты повседневными заботами. Правда, втихаря шли разговоры, что в Москве неспокойно, но я не придавал этому значения. И вдруг, как гром среди ясного неба — официальное сообщение об освобождении Н.С. Хрущёва от должности Первого секретаря ЦК КПСС за волюнтаризм.

М. Горбачёв:

«Кулаков, как я узнал позднее, принимал самое непосредственное участие в «подготовительном процессе» смещения Хрущёва. Он входил в группу секретарей, которых вызвали в Москву накануне октябрьского Пленума для выполнения особой задачи. Они должны были предъявить свой счёт Хрущёву в случае, если у членов Президиума ЦК не хватит аргументов, убеждающих его добровольно уйти в отставку. И эту готовность Кулакова Брежнев оценил. Сразу после октябрьского Пленума Фёдора Давыдовича утвердили заведующим сельскохозяйственным отделом ЦК, а через одиннадцать месяцев, в сентябре 1965 года, избрали секретарём ЦК КПСС».

Борьба с хрущёвским наследием

М. Горбачёв:

«В начале 1969 года исполняющий обязанности заведующего кафедрой философии Ставропольского сельхозинститута Ф.Б. Садыков выпустил в краевом издательстве книгу «Единство народа и противоречия социализма». Написана она была раньше, на волне тех самых надежд и ожиданий, которые породили хрущёвские, а отчасти и «косыгинские реформы». Рукопись книги за год до её выхода обсуждали на кафедре, возил он её в Москву, показывал даже кому-то из аппарата ЦК, напечатал статью в «Вопросах философии».

По существу, Садыков сформулировал ряд идей, которые стали находить своё решение лишь с началом перестройки. Но до перестройки надо было ещё прожить более пятнадцати лет. А тогда… Даже то, что с грехом пополам могли принять в 1964–1967 годах, в 1969-м уже квалифицировалось как «крамола».

Из Москвы поступил сигнал — «проработать». И вот 13 мая состоялось бюро крайкома, рассмотревшее вопрос «О серьёзных ошибках в книге доцента кафедры философии Ставропольского сельскохозяйственного института Садыкова Ф.Б.». Разделали мы его на бюро, что называется, под орех. Да, это был «долбёж». Главный наш «идеолог» Лихота требовал исключения из партии. Ефремов не поддержал. Острокритичным было моё выступление. Садыкову объявили строгий выговор, освободив от заведования кафедрой. Вскоре он уехал из Ставрополя, если память не изменяет, в Уфу».

Далее М. Горбачёв пишет, что лично его мучила совесть за расправу над Садыковым. Если это так, то почему он не реабилитировал, не возвысил учёного в годы своей «перестройки», тем более, что ей были созвучны идеи книги? Или не хотелось обнародовать имя подлинного автора нестандартных мыслей, которые были выданы за его, горбачёвские мысли?

Михаил Сергеевич, как всегда, ни в чём не виноват. Виноваты общество, кремлёвские верхи, ЦК КПСС, которые требовали от местных органов решительных действий в идеологии. По мнению Горбачёва, в стране чувствовалось наступление реакции. Он так и написал — «реакции». Точно так же характеризовался столыпинский период, наступивший после поражения первой революции в России 1905–1907 гг.

Секретарь Ставропольского края

М. Горбачёв:

«26 сентября 1966 года пленум Ставропольского горкома КПСС единогласно избрал меня первым секретарём. По номенклатурной шкале (а соответственно и по зарплате) эта должность была ниже поста заворга крайкома. Но меня привлекала большая самостоятельность в работе. Встретили меня в горкоме хорошо. Многие помнили ещё по работе в комсомоле, да и в последующие годы связи с городским активом я не терял: знал большинство руководителей, работников науки и культуры, партийного аппарата.

Забот навалилось великое множество. До середины 60-х годов вся городская инфраструктура была убогой — это касалось здравоохранения, образования, культуры, сферы быта, транспорта, водо- и теплоснабжения и особенно канализации. Нечистоты нередко сливались прямо в канавы, тянувшиеся вдоль улиц. И как раз в сентябре 1966 года, когда я стал секретарём горкома, городской Совет утвердил генеральный план развития Ставрополя на 25 лет, предусматривавший реконструкцию центра и освоение новых свободных территорий, особенно на его западе, между двумя лесными массивами. Мы, работники горкома, чуть ли не поголовно превратились в прорабов».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});