Вызываем огонь на себя - Овидий Горчаков

— Самолет стоит Гитлеру примерно столько же, сколько вооружение десяти тысяч солдат, или сто бронетранспортеров, или десять тяжелых орудий. Это «мессер». А «хейнкель» стоит вдвое больше!

Летчики Сещинской авиабазы теряли веру в свои самолеты. Прежде, бывало, Таня Васенкова слышала в казино, как летчики до драки спорили, какой в люфтваффе самый лучший самолет — «Фокке-Вульф-190», «Ме-109» или «Мессершмитт-110Д». Теперь же они ругали все свои самолеты. Как можно верить в эти воздушные гробы, если они взрываются вдруг по неизвестной причине и весь экипаж погибает, не успев радировать, унося в могилу тайну взрывов!… Будь он проклят, профессор Вилли Мессершмитт, и все прочие авиаконструкторы! Таинственная гибель одного самолета повергала в уныние десятки экипажей других самолетов, сбивала спесь с летчиков, начинавших считать себя смертниками, возбуждала подозрения гестаповцев, приводила к арестам среди инженеров и техников, к следствию и судебным разбирательствам. Летчики становились суеверными, распространяли дикие слухи. Дурная слава пошла о Сещинской авиабазе среди летчиков 6-го воздушного флота. Паническая лихорадка трепала не только персонал авиабазы, но и целую цепь штабов, ведомств и предприятий.

Командующий 6-м воздушным флотом фельдмаршал Роберт фон Грейм, которому суждено было сменить Геринга на посту главнокомандующего люфтваффе в дни агонии Третьего рейха, бомбардировал жалобами здание на Лейпцигерштрассе в Берлине, где помещался штаб главнокомандования ВВС, и его полевую ставку в восточно-прусском городе Гольдапе, обвиняя авиационные заводы Германии в саботаже и предательстве. Главнокомандующий люфтваффе рейхсмаршал Герман Геринг и его начальник штаба генерал-полковник Иешонек посылали инспекцию за инспекцией на авиационные заводы Мессершмитта в Аугсбурге, на заводы Юнкерса и Хейнкеля, где иностранные подневольные рабочие и впрямь занимались саботажем. Эхо сещинских взрывов сотрясало не только осиное гнездо в Сеще, но и всю гитлеровскую авиацию…

В те жаркие июльские дни летчикам-новичкам во время инструктажа, при раздаче полетных карт и аэролоций рассказывали о Курской магнитной аномалии — самой значительной в мире аномалии земного магнетизма, которая, выводя из строя компас самолета, могла легко сбить с толку непосвященного летчика. Им показали на карте, где в районе Курска и Орла находятся мощные залежи магнитного железняка.

— Дьявольская страна! — ворчали, расходясь, летчики. — Даже компас и то здесь сходит с ума!

Да, в небе над Курском и Орлом в июле и августе 1943 года совсем размагнитился некогда безотказный компас люфтваффе.

В первые дни сражения на Курской дуге, несмотря на таинственные взрывы, среди летчиков на Сещинской авиабазе царило радостное оживление:

— Хох! Ура! Наступление идет успешно! Хайль дер фюрер!

Но 12 июля началось неожиданное мощное контрнаступление советских войск на орловский выступ. Под Прохоровкой разгорелась небывалая но масштабу танковая битва, в которую каждая из сторон бросила до полутора тысячи танков и самоходных орудий. Жестокое сражение бушевало и в воздухе. Чем хуже шли дела у люфтваффе над Орлом и Курском, тем ниже падало моральное состояние немецких летчиков. Опытные асы вдруг стали замечать, что их укачивает в воздухе, как новичков, что их тошнит от вида крови, что их страшит, а не радует перспектива сразиться с русскими в воздухе. Теперь они не рвались азартно в бой, не стремились, как прежде, увеличить свой боевой счет, уклонялись от встречи не только с превосходящими, но и равными силами, все чаще спасались бегством, особенно над чужой территорией. В штаб Сещинской авиабазы поступало все больше жалоб на неточные бомбежки, на плохое воздушное прикрытие, даже на бомбежку и пулеметный обстрел собственных войск из-за нервозности летчиков. Постоянные бои, непрерывное напряжение, смертельный риск, гибель друзей, пораженческие настроения — все это давило на психику. За три-четыре недели летчики раскупили все вино в казино и штабном буфете. Одни напивались до положения риз и даже вылетали под хмельком, другие спали все свободное время и не могли отоспаться, третьи толпились в очередях в лазаретах — заныли старые раны, открылись старые болезни.

Дошло дело до того, что даже некоторые офицеры-летчики начали «прозревать». Один увешанный крестами лейтенант, которого все звали «Черным Карлом», напившись в казино, задал шепотом такую загадку Венделину:

— Летит самолет с Гитлером, Гиммлером, Герингом и Геббельсом. Наш ас Геринг пилотирует самолет. Вдруг авария, вся четверка разбивается насмерть. Кто спасается?

— Не знаю, — чистосердечно признался Венделин, попивал свое любимое пльзенское пиво.

— Немецкий народ!

За такие шутки Черный Карл через две недели угодил в штрафной батальон полевой дивизии люфтваффе на фронте за Витебском.

И все же эскадры люфтваффе, базировавшиеся в Сеще, были еще грозной силой. Каждый день взлетали бомбардировочные эскадрильи. Каждый день поднимались истребители, выстраивались в «небесную постель» или «дикую свинью» и улетали хищной стаей на восток.

ГЕСТАПО НАПАДАЕТ НА СЛЕД

Когда Ян Маленький понял, что за ним следят, он не стал оглядываться. Он шел по залитой солнцем пыльной дороге в Сердечкино, ясно чувствуя, как чьи-то враждебные глаза сверлят ему спину. Так вот чем объяснялось то беспричинное, казалось, беспокойство, что охватило его с той самой минуты, когда он вышел со склада с украденным у немцев автоматом.

Автомат. Немецкий автомат, завернутый в немецкий прорезиненный плащ. Новенький, густо смазанный «Шмайссер-18». Ян хотел его передать в это воскресенье Марии Иванютиной для партизан. Эх, зря подобрал он ключ к складу оружия, зря выкрал автомат у немцев. Попасться на такой мелочи!… Но целую неделю не приносили мин, а руки у Яна так и чесались… «Что делать? Что делать?» Мысли скачут, обгоняют друг друга.

Вот и Сердечкино скоро…

Ян Маленький достал сигареты «Юнона», спички с черным имперским орлом на желтой коробке, закурил, прижимая свернутый плащ под мышкой. Закуривая, повернулся, словно прикрываясь от ветра, и хотя шпик шел, замедлив шаг, далеко позади и сразу отвернулся, Ян узнал его. Это был дезертир, перебежчик, предатель. В зимнюю блокаду сбежал он из партизанского отряда и, говорят, выдал все, что знал, гестаповцам. Немцы послали его работать на торфоразработки, многие догадывались, что он стал доносчиком гестапо. Это был скользкий, как угорь, парень, и глаза у него были как у копченого угря, мертвые, желтые.

— Холера! — выругался Ян Маленький. Дернуло же его однажды подойти к этому угрю и спросить, не скрывая презрения: «Чем же это вам не понравилось у партизан? Воевать заставляли?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});