Смерть на сон грядущий - Гор Видал

вскричал вице-президент, внешне напоминавший чау-чау.

— Мистер Саржент, я так рада, что вы приехали! Уверена, у вас горели уши.

— Пит знает, как его ценят в нашей фирме, — сказал «чау-чау» и подался вперед, протягивая для рукопожатия мясистую лапу. Я поспешил тряхнуть ее и отпустил. Потом на миг склонился к ручке миссис Голдмаунтин, как, по моим предположениям, делают дипломаты.

— По многим признакам, — заявил «чау-чау», — это должно стать настоящей сенсацией! Вы представляете?

— За что мне платят деньги? — скромно потупился я, прикидывая, стоит ли запросить процент с навара от концертов Гермионы. Я размышлял, не будет ли этот гонорар чрезмерным, когда миссис Голдмаунтин отвлекла меня от алчных размышлений.

— Я в принципе против эксплуатации, хотя прекрасно понимаю, что не могу позволить моей девочке упустить такую прекрасную возможность и быть такой жестокой, чтобы держать ее талант под спудом.

Я воздержался от комментариев, полагая, что именно там ему и место.

— Вы абсолютно правы, — восторгался вице-президент, на которого неизгладимое впечатление произвели резиденция миссис Голдмаунтин, ее с таким трудом завоеванное социальное положение и прекрасные отношения с прессой, хотя весь этот блеск и не означал гор золота.[4] Я чувствовал, что нужно бы его предупредить, по в моих интересах было затянуть этот фарс как можно дольше.

— Вы уже переговорили об аренде зала мэрии?

Он кивнул.

— Все подготовлено. Я уже начинаю работать с прессой.

— Я мог бы этим заняться, — поспешил вмешаться я. — В конце концов, это моя работа.

— Не беспокойтесь, и у вас работы хватит. Фирма будет всячески раскручивать это мероприятие. Мы закупили даже время на радиостанциях.

Мне слышался звон денег, убаюкивающий, как пение сирен; но прежде чем я успел им насладиться, раздалось пение отнюдь не сирен, а Гермионы.

Ее принесли в большую гостиную по соседству, и аккомпаниатор сел за рояль.

Протяжный вой заставил мою кровь заледенеть; еще сильнее пугало то, что, несмотря на явно собачий голос, Гермиона обладала абсолютным слухом.

Миссис Голдмаунтин мечтательно смотрела на открытую дверь, из-за которой доносился вой пуделя.

— Она репетирует каждый день, хотя и не подолгу. Я не хочу, чтобы она сорвала голос.

— Возможно, следует его застраховать, — забеспокоился поставщик собачьей пищи, — не хотелось бы, чтобы что-нибудь случилось. Компания Ллойда рада будет оказать нам услугу.

— Если хотите… Хотя я уверена, что ничего не случится, она постоянно под пристальным наблюдением.

Гермиона провыла арию из оперы «Лакме». Хотя мои нервы оказались изодраны в клочья, а уши гудели, как старые барабаны, я громко аплодировал вместе с официальным представителем фирмы «Хей-Хо». Миссис Голдмаунтин только улыбнулась.

Потом, когда были оговорены оставшиеся проблемы, мы с миссис Голдмаунтин остались одни, вице-президент отправился в Нью-Йорк, чтобы дать объявления в прессу, а Гермиона вернулась к банке жирной печенки, которую обычно получала после пения.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы разговор с Гермионы перевести на семейство Роудсов, а точнее, на Ледбеттера, который занимал сейчас мысли хозяйки.

— Джонсон звонил мне сегодня утром… Вы же знаете, что мы очень близки… Он был в ужасном состоянии.

— Да, знаю, я видел его сегодня в отеле «Мэйфлауер». Вместе с Элмером Бушем.

— По крайней мере, Элмер, несмотря ни на что, остается с ним; а Джонсону сейчас очень нужны друзья.

Я согласился, что это весьма возможно.

— Утром я звонила вице-президенту, чтобы сказать: я уверена, что Джонсон ничего противозаконного не делал.

— И что ответил вице-президент?

— Он был на заседании. Я не смогла связаться с ним, но секретарь сказала, что передаст мои слова.

— Пока, судя по публикациям, он виновен не меньше двоих других.

— Сомневаюсь, но должна признаться, что никогда не читаю газет… По крайней мере, политические рубрики. Там вечно лгут о моих близких друзьях и вообще никогда не знают, что происходит, пока все не кончится, — улыбка сфинкса означала, что уж она-то знает все; смешно, но так могло и быть на самом деле.

— Во всяком случае, он вряд ли усидит.

— А я уверена, что все уладится, — возразила она. — Вы же знаете, как он им нужен.

Пришлось промолчать.

— Я во всем виню того ужасного коротышку — секретаря, который покончил с собой. Уверена, он сделал это нарочно… так подтасовал документы, чтобы впутать Джонсона. Омерзительный тип, я всегда так считала! Он безжалостно убил Ли, а потом сознательно впутал бедного Джонсона.

Для меня это было новостью.

— А вы его знали?

— Кого? Секретаря? Мельком; но в тех немногих случаях, когда я с ним встречалась, он мне совсем не нравился. И Джонсон пострадал из-за него. Он мне клянется, что это был заговор, и я ему верю. Они поссорились в ту ночь, когда тот умер.

— Кто с кем поссорился?

— Ну, вы же знаете, Джонсон и этот коротышка, как его, Холлистер.

— Откуда вы знаете?

— Джонсон сказал. Но это не секрет, и вскоре все узнают.

— Но где это произошло? — перед глазами редела завеса, фигуры в центре головоломки становились все отчетливее.

— В тот вечер, когда Холлистер застрелился, Джонсон был у Роудсов, у миссис Роудс. Вы его не видели? Ну, разумеется, не видели, вы были на моем приеме. И Джонсон тоже собирался, но решил, что первый вечер в Вашингтоне в качестве сенатора лучше провести со вдовой предшественника. Он очень воспитанный человек…

— Вы хотите сказать, что он был в доме, когда погиб Холлистер?

— Ну конечно! И у них с Холлистером состоялся очень неприятный разговор.

— Без свидетелей?

— Вряд ли там были свидетели — разговор сугубо личный.

— Интересно, почему газеты не упомянули, что губернатор был в доме, когда там произошло убийство.

— Потому что никто и не подумал им сказать… Они никогда ничего не знают.

3

Некоторое время я предавался буйным фантазиям насчет того, как Вербена Прюитт, миссис Роудс и свежеиспеченный сенатор (только они втроем и были тогда в доме) сговорились и прикончили Руфуса. У каждого из них был мотив для убийства, пожалуй, если не считать Вербены. Но слишком смехотворно выглядели трое пожилых типов, на цыпочках взбиравшихся по лестнице, чтобы прикончить Руфуса Холлистера.

Домой я вернулся незадолго до ужина. На улице уже стемнело, и шторы затянули на ночь. Полицейского в штатском нигде видно не было.

В гостиной я обнаружил миссис Роудс, которая в полном одиночестве раскладывала пасьянс за изящным столиком времен королевы Анны. Она поздоровалась и улыбнулась своей обычной рассеянной улыбкой.

— Думаю, — сказал я, — вы рады видеть последнего из гостей.

— Гостям мы всегда рады, — вежливо ответила она, жестом приглашая меня сесть рядом.

— Что вы собираетесь делать, когда все