Золото и кокаин - Кирилл Бенедиктов

— Час назад, — сказал я, — вы сделали мне одно предложение, а я отказался. Если вы выиграете, я пойду к вам работать.

Дон Эстебан откинул голову и расхохотался.

— Ты… ты мне одолжение, что ли, делаешь, парень? Да ты представляешь себе, что это значит — работать на Эстебана Рамиреса? Любой, у кого в голове есть хоть чуточку мозгов, горло тебе перегрызет за такую возможность. А ты говоришь, что пойдешь ко мне работать, если проиграешь пари? Да катись ты к черту, русский!

— Что ж, — сказал я, чувствуя огромное облегчение, — мне очень жаль, но мне действительно нечего больше поставить. В таком случае я, с вашего разрешения, пойду.

— Стой! — рявкнул дон Эстебан. — Ты, ловкач! Думаешь, обвел меня вокруг пальца? Слушай мои условия. Если я тебя перепью — а это случится наверняка, — ты будешь работать на меня бесплатно в течение года. Ну а если вдруг все-таки случится чудо и ты выиграешь… получишь тысячу долларов. Согласен?

— Нет, конечно! Тысяча долларов и целый год работы — разве это справедливо?

Мулатка, стоявшая за спиной наркобарона, наклонилась к его уху и что-то прошептала.

— Хорошо, — махнул он рукой, — пусть будет десять тысяч.

— Только дайте мне пару минут на подготовку, — попросил я.

Дон Эстебан подозрительно прищурился.

— Две минуты — и не больше. Эй, кто-нибудь, принесите две бутылки рома!

— Рома? — удивился я.

— Это напиток настоящих мужчин, — усмехнулся дон Эстебан. — Ты разве себя таким не считаешь?

Я протолкался сквозь толпу любопытствующих гостей и поспешил к стоящим неподалеку столам с напитками. Знакомый уже кучерявый бармен потянулся за бокалом, но я помотал головой.

— У тебя есть лимон?

— Сколько угодно, — ответил бармен и протянул мне блюдечко с нарезанным лимоном.

— Нет, целый. А теперь нож.

Я быстро разрезал крупный тонкокожий лимон на две половины и на глазах изумленного бармена выжал их себе в нос. Ощущение было такое, словно мне в носоглотку залили расплавленный свинец.

— Спасибо, приятель, — проговорил я, когда мне наконец удалось вдохнуть немного воздуха.

Бармен смотрел на меня как на сумасшедшего.

Этому фокусу научил меня когда-то Руслан. Таким образом он ухитрялся выигрывать пари на большие деньги — спорил, например, что выпьет бутылку водки одним глотком. Хитрость заключается в том, что лимонный сок обжигает вкусовые рецепторы, и водка пьется как простая вода. Оставалось надеяться, что с ромом этот трюк тоже сработает.

— Что ты там делал? — спросил дон Эстебан, когда я вернулся на яхту. Импровизированный танцпол уже был подготовлен для нашего поединка. Посередине палубы стоял легкий деревянный стол, на котором возвышались две бутылки рома «Санта Тереса», и три плетеных кресла. — Мы уже думали, что ты хочешь сбежать. Хотя это глупо — тебя все равно бы поймали.

Сидевшая рядом с ним мулатка плотоядно облизнула полные губы.

— Русские не сдаются, — сказал я, усаживаясь в кресло. — Я готов.

— Что ж, — наркобарон протянул мне наполненный до краев бокал, — тогда начинай.

Я выцедил ром, не моргнув глазом, — метод Руслана сработал безотказно. Знатоки утверждают, что ром «Санта Тереса» обладает уникальным букетом, но я не почувствовал ничего. Вообще ничего. Дон Эстебан дернул уголком рта и, слегка поморщившись, выпил свой бокал.

— Ну, как тебе это нравится? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Нормально.

Колумбиец усмехнулся и велел официанту снова наполнить бокалы.

— Пей, русский!

И снова я почти ничего не почувствовал. Ром оставлял во рту какую-то маслянистую пленку, она ощущалась как что-то чужеродное, но пока не мешала.

— А ты молодец, — хмыкнул дон Эстебан. На этот раз он морщился гораздо сильнее. — Но я все равно тебя сделаю!

— Ваше здоровье, — сказал я, поднимая третий бокал. На этот раз ром ударил в голову, словно мягкое пушечное ядро. Палуба перед глазами закачалась.

— Хитрый лис, — проговорил дон Эстебан, тяжело дыша и вытирая рот тыльной стороной ладони. — Ты принял какое-то лекарство, да?

Мы уже выпили по одной бутылке рома каждый. Официанты принесли еще две.

— Никаких лекарств. — Я с ужасом осознал, что с трудом могу говорить. — Только лимон. Простой лимон — и больше никаких секретов.

Это почему-то очень развеселило дона Эстебана.

— Лимон? — переспросил он. — Представь, у меня тоже есть свой лимон. И он мне тоже очень помогает. Ты как-нибудь с ним познакомишься, обещаю… Ну ладно, хватит болтать. Продолжим!

Не знаю, каким чудом я выдержал этот марафон. Звуки окружающего меня мира то пропадали, то вновь возвращались, ударяя в барабанные перепонки. Палуба кренилась так, словно яхта вышла в открытое море и попала бы в разыгравшийся шторм. В какой-то момент я расплывающимся уже взглядом увидел, как дон Эстебан внезапно подался вперед, словно хотел боднуть меня головой в лицо, и ткнулся бы носом в стол, если бы сидевшая рядом с ним мулатка не успела придержать его за плечи.

— Эстебан! — воскликнула она глубоким грудным голосом. — Сердце мое, ты в порядке?

Наркобарон пробормотал что-то неразборчивое. Судя по всему, он находился сейчас в том же состоянии, что и Кэп после поединка с хрустальной чашей.

— Вы проиграли, сеньор, — сказал я, поднимаясь на ноги. Меня тут же шатнуло в сторону, я задел легкий столик, и пустая бутылка из-под рома, звеня, покатилась по палубе. — Не забудьте… прислать мой выигрыш… в отель «Эксельсиор». — Повернулся и пошел к сходням. Никто не пытался меня остановить.

Мне было очень скверно. Мир перед глазами плыл и медленно вращался, словно начинающие раскручиваться вертолетные лопасти. Выпитый ром настойчиво просился наружу. Я шел по берегу, спотыкаясь и натыкаясь на каких-то людей, а один раз едва не опрокинул жаровню. В конце концов мне удалось уйти подальше от оживленного пляжа, за пределы освещенного прожекторами пространства. Там я забрел в воду (океан был на удивление спокоен в тот час), встал на колени и опустил лицо в прохладные волны.

Соленая вода тут же попала мне в нос, и меня начало неудержимо рвать.

Прошло довольно много времени, прежде чем я вернулся обратно на берег. Я вымок до нитки и дрожал от холода и слабости. Но морская вода сделала свое дело — я почти протрезвел, или, по крайней мере, не чувствовал себя таким безобразно пьяным.

Я уселся на холодный песок и стащил с себя футболку. Выжал ее, свернув в тугой жгут и положил рядом. Надевать ее снова не хотелось.

— Прохладная ночь для купания, — произнес чей-то знакомый голос из темноты.

Я обернулся и увидел жену дона Эстебана.

Амаранту.

Позже я много раз вспоминал эту нашу встречу. Судьба любит жестокие шутки, но эта была, по-моему, не только жестокой, но и несмешной. Я сидел на песке, полуголый, пьяный, похожий на бродягу-бича. А она… сколько времени она за мной наблюдала? Возможно, даже слышала, как меня выворачивало наизнанку в волнах…

— Я не купался, — сказал я довольно грубо.

— Да? Значит, мне показалось. А разделись вы, чтобы загар был получше?

Я торопливо натянул мокрую и противную, словно дохлая рыба, футболку.

— А вы-то что здесь делаете? Кажется, вы собирались выцарапать глаза мулатке, которая вешалась на вашего мужа…

В этот момент мне больше всего хотелось, чтобы Амаранта ушла. Не потому, что я не хотел ее видеть, а потому, что мне было невыносимо стыдно.

— Она больше на него не вешается. Моего мужа кто-то напоил до состояния бревна.

— Это был я, — хмуро признался я. — Мы заключили пари.

— Могу предположить, что ты выиграл.

— Это оказалась пиррова победа.

— Как же тебя зовут, герой?

— Денис, — буркнул я, героически пытаясь не стучать зубами от холода.

— Какое странное имя!

— Я русский. У нас все имена странные.

— О! — изумленно сказала Амаранта.

Некоторое время мы молчали. Потом она нерешительно спросила:

— А ты давно живешь в Венесуэле, Денис?

— Шестой день. Новый год я встречал еще в Москве.

— Откуда же ты так хорошо знаешь язык?

— Учил в институте, — брякнул я.

Видимо, я был еще слишком пьян, если не использовал испытанную отмазку насчет мамы — преподавательницы испанского. Амаранта тут же с любопытством спросила:

— А в каком институте ты учился?

— В институте иностранных языков, — соврал я.

— В Москве?

Это уже походило на допрос.

— Да, в Москве. А вы что, знаете этот институт?

Амаранта тихо засмеялась.

— Нет, но мой папа тоже учился в Москве, в Первом Медицинском институте. Правда, это было двадцать лет назад.

— Ничего себе! — искренне удивился я. — Значит, вы бывали в России?

— Нет, конечно! Я в это время была совсем маленькой. Но папа много рассказывал о Советском Союзе. Ему там очень нравилось…