Она любит плохих парней - Алекс Хилл

ездят медленно.

— Не надо больше притворяться, я все поняла!

— Притворяться? О чем ты?

Неужели он и правда хочет, чтобы я раскаялась? Машина выскакивает на встречную полосу, яркий свет фар слепит. Зажмуриваюсь и кричу во все горло:

— Я ляпнула глупость! Признаю, слышишь?! Не нужно больше притворяться плохим!

Меня кидает в сторону, и я медленно открываю глаза. За лобовым стеклом видны красные лампочки автомобильных фар, а чуть выше и красный сигнал светофора. С облегчением выдыхаю, дрожь пронзает плечи острыми иглами, и я слышу обволакивающий темным спокойствием голос:

— А что, если я притворялся хорошим?

Машина вновь трогается с места, набирая скорость. В моей голове еще никогда не было так тихо и пусто. Не могу свести ни одну ниточку, никаких предположений или догадок. Смотрю на свои колени, не в силах пошевелиться, а мы мчим все дальше по ночному городу. Свет фонарей касается лица быстрыми мазками, не решаюсь раскрыть рот, потому что попросту не понимаю, что говорить. Несколько минут давящего молчания запаковывают тело в плотный кокон, не двигаюсь даже тогда, когда машина полностью останавливается, а мотор затихает.

Дарий придвигается ближе, и я скашиваю взгляд, уставившись в его плечо. И что дальше? Что дальше?!

«Он нас убьет. Пора прощаться с жизнью», — дрожащим голосом шепчет внутренний редактор.

— Прости, — ласково говорит Дарий и его ладонь мягко опускается мне на макушку. — Ты казалась смелее.

Голова становится невыносимо тяжелой, а шея мягкой. Упираюсь лбом в плечо Дария, обмякая, и он чуть крепче прижимает меня к себе. Принимаю невесомые поглаживания по волосам, дыхание постепенно выравнивается, благодаря знакомому аромату парфюма, которым пропитана куртка и рубашка.

— Я тебя ненавижу, — выдавливаю я, пряча лицо у него на груди.

— Ничего. Это пройдет.

— Ты разбил стекло на чужой машине.

— Будем надеяться, что у ее хозяина хорошая страховая.

— Ты гнал, как сумасшедший!

— Мои кости срослись, и я соскучился по скорости.

— А я-то здесь при чем?! Что сегодня за день такой, а?! — взрываюсь я, теряя контроль от бессилия и непонимания. 

Дарий обнимает меня так, словно хочет укрыть и защитить. Причем непонятно: меня от всего мира или весь мир от меня.

— Какой? — спокойно спрашивает он, удерживая мою истерику в своих теплых и сильных руках.

— Я собиралась поставить точку в отношениях с Ромой, вернуться домой и пить шампанское в честь освобождения, а ты… ты...

— А я все испортил. Мне жаль. Не знал, что у тебя миссия.

— Была! Была миссия, а теперь все считают меня шлюхой!

— Кто тебе такое сказал? Та парочка, что зашла за тобой в туалет? Это с ними ты на меня спорила?

— Да! И они правы! Все так и есть!

— Почему? Потому что ты танцевала с бывшим, а потом со мной?

— Потому что целовалась с тобой! Зачем ты это сделал?! Ну зачем?! Чего ты хочешь?!

— Я уже отвечал на этот вопрос, и не раз. Ты мне нравишься, Катюш. А поцеловал я тебя, потому что захотел. И это, как мы уже выяснили, было взаимно. А еще, ты не шлюха. Только поцелуями это звание не заработать.

Отстраняюсь и поднимаю голову. Пустота  взгляда Дария почему-то причиняет тупую боль. 

— Нравлюсь? Что за бред?! У тебя пластинку заело?! Правда думаешь, что я в это поверю? Как будто ты и впрямь мог заинтересоваться мной. Увидел, и такой: Ах, какая прелестница, давай-ка я за ней приударю. Так не бывает, ясно?! Не бывает, и все! Должны быть причины, цели, что угодно, но только не…

— Симпатия? — насмешливо бросает Дарий.

— Да!

Он морщит лоб и прижимает пальцы к виску, оттягивая кожу. Гневно пыхчу, подбирая слова, но цензурные кончились.

— Катюш, а ты и правда помешана на романах, да? У тебя передоз сценарных клише, где у героя по отношению к героине обязательно должна быть болезненная мотивация на почве мести или прошлой неразделенной любви, а еще целый шкаф скелетов и багажник страшных тайн с гниющими трупами. Это жизнь, раскрой глазки, прошу тебя. Ты сама ко мне пришла. Тебе было грустно, а мне скучно, вот и вся моя мотивация. Рядом появилась красивая интересная девочка, которая вела себя странно, но при этом забавно и мило, и я сделал ровно то, что хотел. Мое внимание и наше общение не было игрой. Это было желанием, обычным человеческим желанием, только и всего.

— Было скучно? — хмуро переспрашиваю я.

— Так случается, когда твою жизнь разделяют на «можно» и «нельзя». Я к этому не привык, вот и заскучал.

— И что теперь? Развлекся?

— Все еще развлекаюсь. — Пожимает плечами Дарий. — Перестань хмуриться, Катюш. Что плохого в развлечениях? Еще скажи, что тебе не понравилось. Разве я плохо справился? Наша поездка вышла очень даже киношной.

Так он все-таки играл, притворялся плохим. Ему бы в актерское, через пару лет смог бы заменить Петрова. Отворачиваюсь и растерянно хлопаю ресницами.

— А это что, разочарование? — спрашивает Дарий уже в образе добродушного старикана. — Я снова пролетел по качествам на роль героя твоего романа?

— Ты такой странный.

— Покажи мне хоть одного нормального, и я дам тебе все, что попросишь. 

Если бы я знала хоть одного нормального. Делаю глубокий вдох и долгий выдох, окончательно успокаиваясь. Вот это да, кажется, я побила свой рекорд по приключениям.

— Идем, я угощу тебя ужином, — говорит Дарий приободренно. — Должен же я загладить свою вину.

Упоминание о еде заставляет полупустой желудок требовательно сжаться, и я возмущенно выпаливаю:

— Конечно должен! Я чуть не поседела!

— Мясо или рыба? Здесь отличный повар, делает такие соусы… м-м-м… Кисло-сладкие, с легкой горчинкой и травами.

Живот урчит, а во рту скапливается слюна. Мозг отказывается думать, голод после адреналинового всплеска затмевает все на свете. Распахиваю дверь, едко бросая через плечо:

— Готовь кошелек!

Дарий следом выходит из машины, обходит ее и останавливается рядом, протягивая мне согнутый локоть и довольно улыбаясь.

— Это была манипуляция, — горько хмыкаю я. — Ты всегда так делаешь. Просишь у меня что-то в качестве благодарности или заставляешь принять в качестве извинений. 

— И ты всегда соглашаешься, хоть и знаешь об этом. Получается, это не совсем манипуляция. 

— Ты не оставляешь выбора.

— Почему же?

— То есть, я могу