Неукротимый босс (СИ) - Крамор Марика

С упавшим сердцем слушаю её речь. И не понимаю. Почему Камиль раньше не сказал? Если бы всё не зашло так далеко, возможно, правда бы легче воспринималась.

Глава 33

Руки дрожат, я листаю негнущимися пальцами контакты и останавливаюсь на его имени.

Тяжело без него. Очень.

Если мы не поговорим и не объяснимся, то…

Он не рассказал и не передал основную суть. Я теперь понимаю причины…

И боюсь, что Маша ещё для него что-то значит. Что он просто сам этого не понимает или не признаёт… А нам все же надо спокойно поговорить.

Слышу долгие гудки в трубке, на душе тягостно.

— Алина… — раздается бархатистый ответ. Голос Камиля растерян. Я знаю, он потрясён. И догадываюсь, что сейчас мужчина подбирает правильные слова. — Привет, солнышко. Я даже не надеялся, что ты позвонишь.

— Камиль… привет. Я не сильно отвлекаю? — нужно было сначала подумать, что я ему скажу. А сейчас буду блеять в трубку. Вот глупая!

— Ну что ты, малыш, нет конечно. Я очень рад слышать твой голос. Скучаю сильно…

Спасибо ему. Спасибо, что он это говорит. Так намного легче.

— Камиль, ко мне Маша приходила.

— Что?! Когда?

— Да вот, недавно ушла. Мы на кухне чай пили.

— Не знал, что она вернулась. Она не у меня живет, Алин, честно.

— Да я не об этом. Она мне рассказала кое-что. Может… — а если он не захочет? А если он скажет «нет»? Что тогда делать? — Может, ты заехать сможешь? Я знаю, что поздно уже, но…

— Приеду, Алин. Прямо сейчас?

— Как получится у тебя.

— Хорошо. Вам привезти что-нибудь?

— Нет-нет. Ничего не нужно. А… — почему-то только сейчас об этом подумала, — ты же голодный? Мы бы могли…

— Нет. Всё нормально. Ты и так устаёшь.

— Тогда жду.

— Не уснёшь? — осторожные нотки его голоса сменяются тёплыми.

— Я поставлю таймер на сорок минут.

— Я буду через три, — замечает уже расслабленно, с ленцой в голосе.

Эмм… в каком смысле? Он под дверью, что ли, сидит?

— Не поняла.

— Я к тебе и так еду. Поговорить хотел. Не могу больше на расстоянии. Ну не могу.

Обожаю его. Как я его обожаю!

— А… ладно. Только мне Артёма уложить надо. И у меня мама ещё дома.

— Мне в машине подождать?

Этот настороженный вопрос на самом деле значит намного больше, чем кажется на первый взгляд. Он глубже. Острее.

На самом деле он означает: мы так и будем прятаться или я могу беспрепятственно находиться рядом?

Ты, наконец, впустишь меня в свою жизнь или мне снова ждать «у обочины»?

Ты готова быть моей женщиной безоговорочно или всё ещё мне не веришь?

— Нет, не нужно. Поднимайся сразу.

— Лилиль!

Артём сразу же бросается Камилю под ноги и виснет на отглаженной штанине, оставляя заломы на ткани.

Зато мама выжидательно поджимает губы и оглядывает мужчину с ног до головы. Я предупредила её, что ожидаю гостя, но она всё равно очень настороженно встречает Камиля.

— Антонина Петровна, — представляется сама, а я понимаю, что очень торможу. Как-то всё очень быстро получилось всё же. Я не сориентировалась.

— Да, это мама моя. Мам, познакомься, это Камиль.

Мужчина подхватывает счастливого Тёмку на руки и вежливо замечает:

— Рад наконец-то познакомиться с мамой своей девушки.

Камиль отвешивает маме пару комплиментов, и я вижу по её реакции, что мужчина ей нравится. Её губы дрогнули и теперь представляют собой лёгкое подобие улыбки.

— Взаимно. Я домой уже собираюсь. Алин, может, Тёмочку с собой забрать до завтра?

Я понимаю, что, возможно, это и неплохое предложение. Именно сегодня.

Но именно сегодня разговор будет серьёзный. И я бы хотела, чтобы Камиль понимал: вот она — моя жизнь. Уложить Артёма, почитать ему сказку на ночь. Уделить ему время и внимание. Что сын — неотъемлемая часть моей жизни, которую уже никуда не выкинуть.

И то, будет ли Артём сегодня с нами или нет, словно является отражением решения Камиля. Принимает ли он всё как есть. Есть ли в дальнейшем мы. Или отдельно я и он…

Перевожу вопросительный взгляд на мужчину, молчаливо спрашивая его мнения. Мне это нужно. Мне нужно понимать, к чему мы идём.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Артём обнимается. Камиль крепко прижимает к себе моего сынишку и, твёрдо глядя на меня, показательно мотает головой.

Нет. Он не разрешает отдавать Артёма. Он думает о том же, о чем и я.

— Нет, мам, мы вместе сегодня.

— Ну смотрите. Как скажете.

Как только дверь за её спиной закрывается, Камиль проходит и свободной рукой обнимает за талию. Прижимает к себе и обрушивает на меня голодный поцелуй.

— Разувайся. И руки не забудь помыть, — шутливо замечаю, и Камиль улыбается.

Артёмка уснул быстро. Но перед этим целый час они с Камилем играли: смеялись, бросались шариками из бассейна, устраивали гоночные соревнования. Я даже купать сына не стала. Он уже еле на ногах стоял. Время давно перевалило за привычные десять вечера.

— Ну что, уснул? — уточняет Камиль, как только я оказываюсь на кухне.

— Да. Почему ты отказываешься от ужина? Ты ведь голодный.

— Успеем.

Подходит и обнимает меня, бережно прижимая к себе. Пятится назад и опускается на стул, а я, получается, уже сижу у него на коленях.

И выдаю один из главных вопросов, что жужжат в голове и не дают покоя.

— Почему ты пошёл на такой шаг? Ты рисковал и собой, и братом, и перспективами своей личной жизни.

— Кроме меня некому было вступиться.

— Нет, не поэтому. Она для тебя много значила. А сейчас что?

— Ты хочешь посмотреть на всё моими глазами?

— Если ты не против.

— Хорошо. Слушай…

Вздыхает.

— Мы с Машей вместе учились в школе. Как это бывает: дергал её за косички. Просил списать домашние задания. Потом подросли. Повзрослели. Стали время проводить в общих компаниях. У неё мальчишек много было. У меня — девчонок. Дружили просто. Без всякого. Потом вышка. В разных ВУЗах были, но гуляли также вместе. Её парень как-то бросил. И она какое-то время перестала в наших кругах быть. Говорила, не хочет в шумную компанию. Ну я её стал гулять звать. Мы с ней сблизились. Не в том смысле! — мгновенно реагирует Камиль на мой прищуренный взгляд.

— А потом я девушку встретил. Думал тогда, что она самая красивая. Дурак такой был мелкий. Знал бы, что моя самая красивая будет меня ждать через несколько лет… в будущем… внимания бы даже не обратил. Но тогда влюбился по уши. Сама знаешь, в юношестве всё воспринимается очень остро, а чувства первые тем более. В общем, долго я за той девушкой бегал. А она держала меня на расстоянии. Говорила, что вся такая правильная. Ни с кем ни-ни. А я капец как хотел первым у неё быть. Прям свет клином на ней сошёлся. Думал, любовь до гроба. Я за ней ходил как привязанный. А потом знаешь что? Она как-то пришла ко мне вся в слезах и заявила, что беременна от друга моего. Это такой удар был… страшное потрясение. Я слишком близко к сердцу это воспринял. Перестал общаться со всеми ребятами из нашей компании. На универ забил. Думал, что я лопух никчемный. Что все не так делал и ни на что не способен. Мою самооценку нужно было отскребать от плинтуса. И знаешь, кто сделал это?

— Маша?

— Угу, — обнимает крепко и щекой моего виска касается, — она меня за уши вытянула из запоев. А я тогда уже у брата ключи от машины тырил. Он узнал как-то… ты ж знаешь, да, что он всю жизнь киукушином занимается? В общем, я после этого поспешил тоже на рукопашку записаться. Тот период моей жизни был не слишком приятным. Гордиться мне нечем. И отец постоянно нотации читал, что я под откос пошёл.

— А мама?

— А мамы у нас с Марибом, можно сказать, не было. Она от отца ушла, когда мне три года было.

— Ужас.

— Ну да. У нас в семье это не обсуждалось никогда. Не принято у нас разводиться. В общем, отец с Марибом меня лишь добивали. А Маша… ну как-то она меня вытянула из этого постоянного блядства. Но у нас ней реально ничего никогда не было, Алин. Мы просто сдружились. Везде вместе ходили. Совета друг у друга спрашивали. Потом она со мной поделилась, что познакомилась кое с кем. Пропадать стала. Рассказывала мало. Говорила, что старше он. Подарки дарит. К себе забирает часто. А потом я её как-то нашёл на улице. Всю в слезах. И кровоподтеках. Ты думаешь, я бы мимо прошёл? Я к Марибу, а он… чуть голову мне не открутил. Сказал даже не приближаться к Маше и не лезть. Мол, меня в могилу положат и живьём закопают. Вараздат Машкин — отмороженный. Он по наркоте главным был. И там общие правила не работали.