Последний министр. Книга 3 - Валерий Гуров

самого авто. Там настало не самое приятное время тяжелых и изнуряющих дум о насущном. И таких же выматывающих разговоров о положении дел, от которых появляется изжога, как от пирожков пожаренных на несвежем подсолнечном масле. Да и, положа руку на сердце, следовало признать, что Протопопову сейчас было самую малость не до разговоров. А ну ка — Александр Дмитриевич провёл больше суток без сна, на ногах, подчас не в самой приятной компании негодяев и от того вытрепал все нервы без остатка. Тут каким бы железным и подготовленным ты не был, а у всего есть собственный предел. У министра внутренних дел такой предел был тоже, хотел этого Протопопов или нет. И на данную минуту Александр Дмитриевич вполне себе ощущал, что даже самые «последние силы» на исходе и процесс самовосстановления тоже перестал работать. Поэтому — если ничего не изменить в кратчайший срок, то срубит так, что затем придётся отлёживаться без задних ног и отсыпаться. Неделю как минимум. А такой роскоши Протопопов позволить себе никак не мог. Только не сейчас.

Уже сейчас, хотел министр того или нет, но его знатно рубило, глаза закрывались. Для порядка, чтобы хоть как-то держать себя в тонусе, пришлось даже пару раз чувствительно ущипнуть себя за ногу. Помогло конечно так себе, но зато не клюнул лицом в руль.

Заснуть не давал и Государь Император, который то и дело задавал уточняющие вопросы министру. Причём вопросы весьма острые и объёмные, такие при которых не получится отвертется дежурными «да» или «нет». Приходилось отвечать развёрнуто, чтобы Николай не имел нужды переспрашивать. Ну и надо ли говорить, что от качества и содержательности ответов зависели дальнейшие решения Императора.вот Протопопов и старался.

Что до Государя Николая, тот, по всей видимости он занимал себя тем, что расставлял фигурки на своей невидимой шахматной доске. Будучи отменным стратегом и хорошим тактиком, самодержец, как опытный гроссмейстер, заранее готовился к розыгрышу своей следующей партии. Ну и прикидывал свои шансы, исходя из новых обстоятельств. А может быть даже готовил первый шаг.

— Гучков мёртв? — это был один из вопросов Государя.

Несмотря на формальный знак вопроса в конце, Император отнюдь не спрашивал. Впрочем, он и не утверждал. Нет, он как будто пробовал вот эту новую реальность, в которой ему довелось теперь оказаться, на вкус. Так что постановка вопроса виделась Александру Дмитриевичу весьма любопытной.

— Насколько я могу доверять этой информации господин министр? — добавил Император ледяным голосом.

Про Гучкова Протопопов подробно рассказывал Государю чуть раньше в приемной (собственно оттуда Николай и узнал о смерти своего злейшего врага, и отреагировал, кстати, весьма сдержанно). Потому нынешний ответ по сути повторил слово в слово прежние слова Александра Дмитриевича.

— Я лично вручил ему в руки пистолет, когда понял, что он готов, как бы так сказать, готов уйти...

— И как это стало понятно? — Николай приподнял бровь, что Протопопов увидел в зеркале заднего обзора. — Никогда бы не подумал, что у такого человека, как Александр Иванович хватит духу расстаться с жизнью... не скажу, что как подобает мужчине, но самовольно. Всегда думал, что он кончит немножечко по другому, с его то нравом и вспыльчивостью.

— Я это понял, когда посмотрел ему в глаза, — охотно ответил Протопопов, не став комментировать слова Государя о вспыльчивости опытного дуэлянта. — А потом раздался выстрел. Звук я узнаю из тысячи.

— Однако вы не видели его тела, господин министр?

— Не видел, — согласился Александр Дмитриевич. — Не было возможности знаете ли проверять, пустил ли Александр Иванович себе в лоб пулю.

— Понятно, — Николай вздохнул.

Просто вздохнул, как будто ему не хватало воздуха, а вовсе не потому что он казался разочарован полученным ответом.

Но и верить в то, что Гучков действительно застрелился Император похоже не хотел.

Или не мог.

Человек, который сидел занозой в заднице самодержца не мог по разумению Николая вот так запросто исчезнуть с политических радаров. Тем более такой фартовый, как Александр Иванович, не раз и охотно проставлявшийся под пулю и при этом каждый раз выбиравшийся сухим из воды. Чего нельзя сказать о его оппонентах. Они то заканчивали известно где. И известно как.

Николай задумался, формулируя новый вопрос. А потом неожиданно сказал, уставившись в одну точку перед собой, что последнее время он делал все чаще.

— Послов, я говорю о сэре Бьюкенене и господине Палеологе, нельзя было оставлять в живых, — заявил он.

Теперь уже бровь приподнял Протопопов — услышать подобное от русского Императора было по крайней мере неожиданно.

— Неожиданно слышать это от вас, — изумился министр..

— Отнюдь. Если вы изложили мне ситуацию с этими господами максимально исчерпывающе, то вы допустили серьёзную оплошность, — продолжил Государь. — Оба посла имеют серьёзный политический вес, как в своих странах, так и в России. К тому же оба потомственные дворяне и своими действиями вы нанесли им глубочайшее оскорбление. Мало того, вам наверняка известно, что в Петрограде у них широкие знакомства в аристократических, правительственных и общественных кругах. И отбытие Бьюкенена и Палеолога будет воспринято крайне в негативном ключе с какой стороны на это не посмотри.

— Я лишь хотел показать в предверии союзнической конференции, что ничего не стоит на месте и привычный для Англии и Франции военный мир больше не будет прежним, — пояснил Протопопов чуть более развёрнуто. — Как следствие мир станет другим и для нашего Отечества. Прежде всего для него.

— Тогда попрошу ещё подробнее. Каким же вы видите этот мир теперь? — настоял Николай, заинтересовавшись.

— Таким, где мое Отечество вновь будет иметь решающее слово, которое за последние годы Россия утратила практически безвозвратно, — честно ответил Протопопов, не пытаясь подбирать слова и хоть сколечки осторожничать.

Николай отреагировал весьма сдержанно. Особенно учитывая тот факт, что хочешь или не хочешь, но утрата влияния во многом была завязана на фигуре самодержца. И таким образом, своими словами Протопопов колол Государя в самое больное место. Запретное.

— Понятно. Ваши бы слова, да богу в уши, Александр Дмитриевич, что я ещё могу сказать в ответ.

Истинного впечатления по лицу Государя, больше напоминающему каменную маску, было не узнать. Государь подобрался, чуть подался вперёд и оперся локтями о колени. Как будто бы занял выжидательную позицию.

Оно и понятно, черт с