Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

пусть только на данный момент.

Благодарность затянулась на его горле, как петля. Благодарю тебя.

Если спасение Сорен из пасти Атласа будет последним, что он когда-либо сделает, это будет достаточным для эпитафии. Это будет тем, чем сможет гордиться его мать, братья и сёстры, чем-то, из-за чего его имя может быть вырезано на воротах замка вместе с остальными почётными мертвецами Никса.

Он мог позволить ей попытаться в последний раз спасти его… она заслужила это доверие. И она была прямо в коридоре. Было несправедливо, что он был единственным, кому было позволено сражаться, чтобы сдержать свои клятвы.

Поэтому он позволит ей испытать удачу. Но в тот миг, когда она поймёт, что это безнадёжно, в ту секунду, когда он увидит возможность, он заберёт своего лучшего друга домой, где они смогут смеяться, препираться и спорить, пока, наконец, не придёт его время прощаться.

Сорен может возненавидеть его за то, что он бросит её. Но, по крайней мере, она будет жива, чтобы ненавидеть.

ГЛАВА 22

СОРЕН

На краю сознания Сорен, между воспоминаниями, которые она могла вспомнить, и воспоминаниями, о которых она могла только мечтать, горел огонь.

Он мурлыкал и трещал, хрустя контурами её мыслей, словно они были бумагой, поднесённой к свече, делая их спутанными, тусклыми и с привкусом копоти. Она была почти уверена, что если поскребёт ногтем язык, то он почернеет и обожжётся.

Но здесь, в этом новом коридоре, в который её раньше не пускали, не было огня; и не у этой красивой розовой двери, наполовину раскрашенной неуклюжими каракулями, вышедшими из-под неопытных рук ребёнка. Эта дверь, которая заставляла её хотеть одновременно пробежать через неё и убежать прочь от всего этого сразу.

Она провела пальцами по этим картинкам, рассеянно покусывая нижнюю губу. Один, два, три, четыре, пять, шесть… семь. Шесть рыжеволосых рисунков, один тёмноволосый.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы все мы были рядом. На случай, если ты начнёшь скучать по нам.

Каждый мускул в её теле подскочил, зубы впились в губу. Она почувствовала вкус крови.

Вдохни, задержи дыхание, выдохни. Контролируй то, что ты можешь.

Но у неё вовсе перехватило дыхание, когда она обернулась и увидела короля Рамзеса, стоящего позади неё. Он стоял, засунув руки в карманы, и пристально глядел на неё поверх очков. Он держался на расстоянии в течение полутора дней после вечеринки. После её «попытки побега» все они стали относиться к ней немного более настороженно, за исключением Особенно Раздражающего Симуса, который по большей части показывал самодовольство в том, что был прав относительно её возможных намерений. Но сейчас Рамзес был здесь: в тёмных брюках, кремовой рубашке с длинными рукавами и оранжево-коричневом жилете, скрепленном медными пуговицами, вместе со странным золотым браслетом на запястье.

— Это часы? — выпалила Сорен, и её взгляд остановился на странной крошечной штуке на его запястье.

Лучше и безопаснее сосредоточиться на этом, а не на его лице, которое вызывало у неё дрожь тоски по дому, которую она не хотела понимать. Ей не хотелось слишком подробно расспрашивать об этом, пока она не сможет вернуться к Энне и услышать её ответы.

Рамзес взглянул на своё запястье, ласковая улыбка разгладила усталые морщинки вокруг глаз.

— И да, и нет. Финн сделал их, когда был мальчиком… Он заметил, что у меня есть плохая привычка опаздывать, куда бы я ни пошёл. Он подумал, что носить время с собой может быть мне полезно.

— Он был прав?

Ещё одна улыбка, чуть более весёлая, и внезапно она смогла увидеть в нём пару сыновей: умную сторону Финна и мягкую сторону Каллиаса.

— К сожалению, нет. Всё, что они на самом деле делают, это говорят мне, что я опаздываю.

Ей удалось выдавить раздражённый смешок из её застрявшего горла, несмотря на нервы, дискомфорт и фантомную боль.

— Я просто…

Просто что? Следовала по следу дыма в комнату, которую она почти узнала? Обводя пальцами старые картины, чтобы увидеть, помнят ли они, как создавали очертания? Будучи полной и абсолютной катастрофой шпиона?

— Хотела бы зайти внутрь? — предложил он, избавляя её от необходимости искать конец своей реплике.

Желание войти было чересчур сильным. И она кивнула.

— Если можно.

— Конечно, всё в порядке. Это твоё.

Но он всё ещё колебался, уставившись на ручку, как будто не мог до конца вспомнить, как её повернуть. Затем он поймал её пристальный взгляд, его рот искривился, преобразившись с нерешительной гримасы на застенчивую улыбку. Его карие глаза смягчились, и он признался:

— Никто из нас не был в этой комнате довольно долгое время.

— Потеряли ключ? — легкомысленно спросила она, но шутка показалась ей неудачной.

Её остроумные замечания здесь неуместны. Не с ним.

Его горло дрогнуло, и что-то в его взгляде потускнело. Он не ответил, просто повернул ручку и позволил двери распахнуться.

Что-то очень холодное скользнуло по крови Сорен, когда она сделала шаг вперёд — словно призрак прошёл в противоположную сторону, мимо неё, сквозь неё, оставляя влажный холод могилы сквозь её кости.

«Это не комната», — подумала она, переступая порог.

Это гробница.

Паутина свисала со всех углов: со смехотворно большой кровати с балдахином, придвинутой к левой стене, с ярко-розовых занавесок, закрывающих огромное окно, и с плюшевого узорчатого подоконника на центральной стене, с туалетного столика из золота и слоновой кости справа. На полу были разбросаны куклы и игровая одежда, как будто маленькая девочка, которая провела здесь свои дни, исчезла в середине путешествия в своё воображение, став грёзами о самой себе наяву. Справа и слева от комнаты были две двери — в ванную и гардеробную, как она догадалась.

Сорен наклонилась и подняла одну из фарфоровых кукол, её тёмно-каштановые волосы были неровно подстрижены, накрашенное лицо наполовину стёрто, на платье были пятна, похожие на шоколад.

Из её груди вырвался визг, и она выхватила свою куклу из рук брата, прижимая её к себе, сжимая в кулаке её испорченные волосы.

— Финн, ты сделал её уродливой! Мне это нравится!

Она пальцами коснулась щетинистых кончиков волос куклы, в её глаза вонзились горячие булавочные уколы. Боги, у неё раскалывалась голова.

Рамзес стоял на страже сразу за дверью, как будто ему поистине было невыносимо последовать за ней внутрь. Он прислонился плечом к дверному косяку, его глаза следили за каждым её шагом, за каждым вздохом.

— Ты вообще это помнишь?

Она покачала головой, крепче прижимая к себе куклу.

— Нет.

«Да. Может быть. Я не знаю».

Его следующий вопрос был ещё мягче, ещё более нерешительным:

— А что ты