Месть валькирий - Дмитрий Емец

– Привет! И где ты был? – раздался совсем близко знакомый голос.

Мила стояла рядом и грозила ему коробкой с зубной пастой, видно, только что купленной.

– Я БЫЛ? ГДЕ ТЫ БЫЛА? – взвился Эдя.

– Ну хватит ссориться! Поцелуй меня в носик! Теперь в ушко!..

– Не хочу! Там попугаи сдохли в витрине! Ты видела? – хмуро сказал Хаврон. Мила сдула с глаз челку.

– Бедные маленькие птички! – воскликнула она. – Так что, ты идешь?

В эту самую минуту у себя дома Зозо разговаривала по телефону с доцентом Тесовым. Смеялась над его шутками, болтала приятные глупости, договаривалась о завтрашнем свидании и – думала про себя: «Боже! Какой тормоз! Как несчастны женщины, которые вынуждены выбирать из того мизера, что сам падает им в руки!»

Разговаривая с Зозо по телефону, Тесов хотел умереть от счастья, но вместо этого без причины разворчался и вынул ватку из пупка. О свидании они впрочем, договориться сумели. Однако свиданию этому не суждено было состояться.

Тухломон, прятавшийся в телефонной трубке где-то в районе мембраны (при большой необходимости он сумел бы усесться по-турецки даже на конце иглы), зевнул и записал себе несколько слов на ладони. Просто чтобы не забыть. Самый тупой карандаш, как известно, лучше самой острой памяти.

Еще год назад, вплотную занявшись историей Мефодия, Тухломон регулярно отслеживал все встречи его матери. На эйдосы Зозо и Эди лучший из комиссионеров мрака пока не посягал – рассвирепеет Меф, недолго и самому сгинуть, – а вот эйдосы женихов Зозо прикарманивал с завидной регулярностью.

«И где она только находит таких вкусных болванов, с которыми так просто, так легко работается?» – думал порой Тухломон не без зависти. С точки зрения охоты за легкими эйдосами, у Тухломона был, как говорится, глаз-алмаз.

Глава десятая.

NON EST ORNAMENTUM VIRILE CONCINNITAS[3]

Узнав, что Бог сотворил женщину, мрак в ударном темпе разработал психозы, неврозы и ревность.

«Трактат о сущности мрака». Циническое заключение № 1

Улита с ненавистью посмотрела на плитку шоколада. Размахнулась, чтобы забросить ее в угол, но не справилась с искушением и откусила.

– Каждый человек идет по жизни в майке, – обратилась она к Даф с невнятной дикцией жующего человека. – На майке у одного написано: «Пни меня!», на майке другого: «Влюбитесь в меня хоть кто-нибудь», на майке третьего: «Посмотрите, какой я умный!», на майке четвертого: «Слишком много знал. Был придавлен энциклопедией». На моей майке, к примеру, можно было бы написать: «Толстая некрасивая девица без эйдоса. Кусает всех, чтобы не начали кусать ее». А, что скажешь?

– Я никогда не понимаю, когда ты говоришь серьезно, а когда шутишь, – заметила Даф.

– Я шучу всерьез, – вот и объяснение.

– Именно поэтому легко запутаться, – сказала Улита. – МОЙ бедный Эся, ну Эссиорх, тоже вечно не врубается. И знаешь какой у него становится вид? Обиженный, как у твоего кота, которому пообещали хорошую драку с кавказской овчаркой, а подсунули болонку.

– А что написано на моей майке? – спросила Даф.

– На твоей? Написано «Хорошая девочка, которая начинает понимать, что быть хорошей девочкой – это не профессия! Будь пушистым внутри и бронированным снаружи!» – сказала Улита.

– Нет, я так не хочу, – возразила Даф. – Бронированные люди будут звякать друг о друга, как пустые ведра в кузове грузовика. Лучше уж быть снаружи пушистым, а внутри твердым.

– Да завсегда пожалуйста! – разрешила Улита. Доев шоколадку, она торопливо скомкала фольгу и сделала не меткую попытку забросить ее в корзину.

– Чтобы мой желудок не видел, сколько авиа снарядов в него упало. А то еще упадет в обморок, придется тогда пить нашатырь, чтобы он очнулся, – пояснила она.

В приемную вошел Петруччо. Он шел, заглядывая под стулья, и качал головой.

– Чего пыхтите, юноша? – поинтересовалась ведьма.

– Зудуку никто не видел?

– Я – нет, – сказала Дафна.

– А я – да, – отозвалась Улита.

– Где? – воспрял Чимоданов.

– В гробу в белых тапочках. Гроб производства лысегорской фабрики пиломатериалов. Осиновые колья, кстати, тоже там делают, – сказала Улита.

– Не смешно. Твое чувство юмора просрочено – произнес Петруччо и пошел дальше. Улита оскорбилась.

– Чего не смешно-то? А, знаю, что тебе будет смешно! Эй, кто-нибудь, врубите фонограмму с хохотом! Хочешь, я поскользнусь на банановой кожуре и – бац! – носом в торт?

– Лучше в дорожный знак! Ой! – поправила Даф и тотчас с кающимся видом уставилась в потолок. «Полпера... полпера...» – прошептала она.

Чимоданов остановился и посмотрел на Дафну с укоризной.

– Вы, люди, меня достали! – мрачно сказал он. «О, еще полпера! Меня называют человеком!» – с беспокойством отметила Даф.

– Погоди! А ты, Петя, что ли, не людь? – заинтересовалась Улита.

– Да людь я, людь. Но люди меня достали! И вообще, не называй меня Петя! Ненавижу! – сказал Чимоданов.

Отвернувшись, Чимоданов уплелся в пространство подчеркивать и брать на заметку. Он еще не ушел, когда бумаги в корзине зашевелились. Из корзины осторожно высунулся красный картонный нос ракеты из тех, что продают в одном отделе с петардами. Нос ракеты некоторое время поерзал в задумчивости, а затем уверенно нацелился между лопаток Чимоданову. Зудука торопливо зачиркал спичками поджигая фитиль.

– Да-а-аф!.. – крикнула Улита, вскакивая. Дафна успела выхватить из рюкзака флейту. Защитная маголодия прозвучала одновременно с тем, как догорел фитиль. Не долетев до спины Чимоданова, ракета остановилась, по дуге проделала обратный путь и с грохотом взорвалась в корзине, из которой за миг до этого кубарем вылетел паникующий Зудука.

Чимоданов как ни в чем не бывало, взял Зудуку за ногу, снисходительно кивнул Даф, будто не она ему, а он ей сделал одолжение, и стал подниматься по лестнице. Зудука болтался головой вниз и корчил злодейские рожи. Даф спрятала флейту.

– А где Мефодий? Куда он подевался? – спросила она.

– Да он вечно так. Договариваешься с ним, что он придет через восемь минут, а он приходит через восемь часов. Он тот еще опоздун! – сказала Улита.

– Но где он все-таки?

– Не знаю. Таскается где-то. Приходится мне одной, бедной, комиссионеров учить! Вот этими вот хрупкими женскими руками! – пожаловалась ведьма.

Даф посмотрела на хрупкие руки Улиты, которые были толщиной в ее ногу.

– А ты что, скучаешь? – вкрадчиво продолжала ведьма.

Даф спохватилась, что едва не выдала себя.

– Кто, я? Нет, конечно! Но самое возмутительное, что он свистнул моего кота! Гадство, да?

– Ну и что? Я бы на твоем месте не беспокоилась. На шапки таких лысых не принимают, – утешила ее Улита.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});