Одного поля ягоды (ЛП) - Браун Рита Мэй

Луиза подумала, что если Перли притащит в дом еще одну статуэтку, она начнет кричать. А еще перед каждым государственным праздником кто-то постоянно надевал на памятник героям войны старые шины на манер венков, и это очень беспокоило Луизу. Она понятия не имела, почему.

- Мамочка, я хочу поиграть в купалке для птичек, - проныла Мери.

- Нет, там полно птичьего помета!

- А мне хочется...

- Ничего, перехочется!

Мери потопала к манежу. Угомонить свою вредность было не в ее силах - в такие дни, как сегодня, их и без того небольшой запас просто испарялся. А тут еще Мейзи ставила рекорды по громкости воплей и добавляла неприятных ощущений.

- Мамочка, пусть она замолчит!

- У нее прыщики на попе.

- Пусть лежит на животике!

- Она еще маленькая и ничего не понимает. Оставь ее в покое!

- Я ее поверну, - Мери перелезла через стенку манежа и перевернула сестру на живот.

Мейзи, какой бы маленькой она ни была, отлично понимала, когда ее права нарушаются, поэтому тут же лягнула Мери и попала ей прямо по губе.

Ни секунды не колеблясь, Мери с разворота припечатала сестру к манежу.

- Девочки! - Луиза бросила глажку и побежала их разнимать. Это оказалось трудной задачей, потому что Мейзи верещала уже не столько от докучливой потницы, сколько от жажды мести. А Мери вопила не только из-за разбитой губы, но и от страха перед Луизой. В процессе борьбы Мейзи до крови укусила мать за руку, и Луиза утратила остатки терпения. Она шлепнула Мейзи и треснула Мери - для равновесия. Обе девчонки уселись посреди погремушек и завыли, а Луиза тем временем учуяла дым - это утюг прожег выходную рубашку Перли. Луиза рванулась к гладильной доске, споткнулась о стратегически искусно брошенную на полу игрушку и рухнула ничком. Донельзя разозленная, она перевернулась на бок и при этом подбила гладильную доску. Чертова штука перевернулась, утюг с шипением проехался по полу. Луиза осталась лежать и истерически разрыдалась. Дети при виде бедственного положения матери было притихли, а потом, то ли от ужаса, что она могла пораниться, то ли от эгоистичной озабоченности собственной судьбой, разрыдались дуэтом.

Кора сидела на симпатичном заднем крыльце в доме Селесты и созерцала классический, в английском стиле, сад, а Фанни Джамп, Рамелль и сама Селеста обсуждали последнее письмо Фейри Тетчер. Спотти уселась под белой акацией и читала "Маленьких женщин"[67]. Она была высокой девятилетней девчонкой и всякий раз, глядя на нее, Рамелль и Селеста сдерживались, чтобы не произнести: "Как время летит!"

- Избранник Фейри беден. Я уж почти было решилась переплыть океан, добраться до Германии и вправить ей мозги! - в такую жару слова Фанни звучали не очень убедительно.

- Кажется, она по-настоящему счастлива, - сказала Рамелль.

- Кто может быть счастлив, живя в берлинской лачуге и проедая свои драгоценности? Она рехнулась, - Фанни втянула в рот листик мяты из своего напитка.

- Что одному хорошо, то другому смерть, - Селеста лихо расстегнула еще одну пуговку на блузке, приоткрывая прекрасную вспотевшую ложбинку между грудей.

- Ты ее лучше не защищай! А то я нервничаю!

- Фанни, в такой жаркий день ссориться не годится, - сказала Кора.

- А я не ссорюсь! Я обсуждаю Фейри Тетчер, которая носится со своим немчиком, как с писаной торбой!

- У нее есть храбрость бороться за свои убеждения. Не унижай ее, - мягко поправила разошедшуюся Фанни Рамелль.

- Я ее не унижаю. Я беспокоюсь. В конце концов, Фейри с Селестой мои самые близкие друзья на всем белом свете, - Фанни помолчала, а потом, сообразив, что нельзя обижать присутствующих, быстро добавила: - Это совсем не значит, что ты мне не дорога, Рамелль, и ты, Кора, тоже, но с ними мы знаем друг друга с пеленок. И я беспокоюсь! Черт, да она вскорости заложит последнюю безделушку, а когда профукает денежки, то ей только и останется, что податься в зоопарк и молиться, чтобы обезьяны кидались в нее орешками!

- Чего не имеешь, того не удержишь, - Кора утерла лоб.

Фанни Джамп не поняла смысла этого выражения, но на минутку притихла.

- Как раз сейчас Германия многого не имеет, - поддержала разговор Рамелль.

- Это ты о чем? - Фанни прожевала еще один листик мяты.

- Этой зимой, когда мы с Селестой в первый раз возили Спотти в тур по Европе, мы все беспокоились о судьбе Германии. Инфляция там ужасающая, правительство не пользуется доверием, а группы негодяев прикрываются противоположными политическими идеологиями.

- Дажее Кертис был потрясен, - добавила Селеста, - а уж если у кого-то из нас и есть повод для кровной мести, то это у Кертиса.

- Фейри сидит на пороховой бочке, - пробурчала Фанни.

- Да, так и есть. Крохотный островок социализма посреди моря рушащегося капитализма, - Селеста расстегнула еще пуговку.

- А я повторяю, что она счастлива, а если эта жара не уляжется, то мы все здесь перегрыземся, как бешеные собаки, - Рамелль стала обмахивать себя.

- Селеста, милая, почему ты не заведешь бассейн? Ну, знаешь, как в этих журналах о кино, - сменила тему разговора Фанни.

- Милочка, и почему это когда речь заходит о том, чтобы потратить деньги, ты так охотно готова потратить мои и сэкономить свои?

- Ты прекрасно знаешь, что Крейгтон выдает мне на расходы определенную сумму.

- Вряд ли тебе приходится довольствоваться сущими грошами, - саркастически заметила Селеста.

- Ну, скажем так, на бассейн их тоже вряд ли хватит.

- Почему бы тебе не откладывать часть суммы в течение нескольких месяцев? И не сократить количество безделушек, которые ты покупаешь своим молоденьким ухажерам?

- Селеста, заткнись. Это единственное развлечение в моей жизни, не считая сплетен. Зато ты можешь делать со своими деньгами что захочешь. Это ведь твои деньги.

- Да, дорогая. Это одно из преимуществ незамужнего положения.

- Давай-давай, издевайся, - Фанни снова обрела привычно хорошее настроение. - Крейгтон гребет деньги лопатой на бирже, между прочим. Интересно, сколько он сейчас стоит.

- Ты не знаешь? - удивилась Рамелль.

- Нет, конечно. Я получаю свою сумму на расходы, счета оплачиваются в его офисе. Я понятия не имею, стоим мы миллион или десять центов.

- А вы вкладываете деньги в землю? - Селеста разбиралась в бизнесе куда лучше, чем говорила. Она сражалась как лев, чтобы получить свою долю наследства Чальфонте, когда в 1897 году умер их отец и Стерлинг, самый старший брат, захотел распоряжаться долями Селесты и Карлотты. Но он оказался не готов к схватке с двумя злобными фуриями, налетевшими на него. Обе сестры, однако, согласились оставить часть своих денег в семейном предприятии, и к чести Стерлинга, он обращался с ними разумно.

- Ну, наш дом стоит на нашей земле.

- Нет, Фанни. Я имею в виду недвижимость. Отдельные участки земли, угодья.

- У меня вот есть клочок земли на Бамблби Хилл. Земля делает тебя ближе к Господу, - улыбнулась Кора.

- Я как-то не задумывалась... Ни над тем, ни над другим, - нахмурилась Фанни.

- Покупай землю, девочка. Если приключится война, на асфальте от нее не спрячешься, - рассмеялась Кора.

- Кора права, - сказала Селеста.

- Об этом пусть у Крейгтона голова болит, а не у меня.

- Фондовый рынок это те же азартные игры, только куда серьезнее, дорогая. И это замечательно, но никогда нельзя ставить на кон больше, чем ты можешь позволить себе потерять. Я немного играю, но большинство моих средств вложены в землю и обувной бизнес. Благодарение господу за янки и их холодный климат. Им нужна обувь.

- Я подумаю над этим. Только что мне делать? Прийти к нему и потребовать отчета, где наши деньги? - Фанни проглотила содержимое бокала, давно нагревшееся от непереносимой жары.

- Брак это партнерство, - заметила Рамелль.

- Ха! - в это восклицание Фанни вложила все свое неверие.

Донесшийся из-за угла визг отвлек их внимание. Рядом с гортензиями появилась Луиза и ее бунтующие отпрыски.