Тихие сказки - Зинаида Александровна Миркина

— дворцы целые. И все-таки они стали бездомными. И были такие, которые это ясно чувствовали и всем сердцем помнили про покинутый Дом. Ну, а другие смутно помнили, как сон. А третьи и совсем не помнили и даже не верили тем, кто помнил.

Но Том помнил. И как помнил! И чувствовал себя бездомным. Он совсем не понимал, как это он мог когда-то выйти из Дома! Но это случилось. Он вышел. А та, которую он любил больше всего на свете, осталась в Доме. Как будто его душа осталась в Доме. А он оказался снаружи. И ему надо было только одно: вернуться. Но как?

Дом был близко, рукой подать, но в него не войдешь!

Сколько в этом мире чужих! А в Доме не было ни одного чужого. Все были родные друг другу и так друг друга любили! И никто не заглушал тишины, и еще — никто не заглушал песню. Да, там пелась удивительная песня. Они все вместе пели ее. Но что это была за песня, он совсем не помнит. Вот если бы попасть в Дом!..

— Дом, Дом… что ты заладил про Дом? Ты же вышел из него на свободу, и опять потянуло в четыре стены?

Это сказала какая-то странная женщина в платье с шлейфом. Длинный такой роскошный шлейф вечернего платья… Но почему-то он напоминал Тому метлу. Откуда она взялась? Не на метле ли прилетела? Какой у нее скрипучий голос…

А женщина продолжала: — В твоем Доме сплошные запреты. То нельзя, это нельзя. Можно желать только то, что есть в Доме… Ну и скучища! То ли дело у нас! У нас — все позволено. Же¬лай, что хочешь. Делай, что хочешь!

— Но если у меня нет никакого желания, кроме одного-единственного?

— Какого? Мы дадим тебе все, что ты хочешь. Хочешь, вот этот золотой дворец будет твой?

— Нет. Он мне не нужен.

— Не нужен?! Я еще не встречала человека, которому не был бы нужен такой дворец. Ты что, не человек, что ли?

— Человек, конечно. Самый обыкновенный.

— А хочешь, мы дадим тебе власть над всеми другими людьми? Все будут бить в литавры и петь славу тебе, хочешь?

— Да что ты! Зачем мне столько шума? Куда мне от него деваться?!

— И этого не хочешь? Чего же ты хочешь? Хочешь, будешь летать, как птица, и плавать в глубине моря, как рыба?

— А зачем мне это? Пусть птицы летают, рыбы плавают. Я человек, у меня своя задача.

— Какая это задача? И чего же ты, наконец, хочешь?

— Только одного — вернуться в Дом.

— Ну так ты настоящий враг свободы. И мы будем бороться с тобой. Ты еще раскаешься в том, что нажил себе столько врагов.

— Я вам вовсе не враг. Я только напоминаю вам о Доме. Мы все из него вышли. И об этом надо помнить.

— Помнить о Доме? А чего о нем помнить? Вот он стоит. Никуда не делся. И для такого убожества ты отказался от золото¬го дворца?!

Как прошумел ее шлейф! Исчезла. А может, правда улетела на метле? Очень похоже… Но снова стало тихо. И опять видны огоньки Дома, слышен плеск озера. А на берегу озера кто-то сидит. Какой-то босоногий мальчишка в заплатанных штанах. Сидит на пучке соломы… Спит, что ли?

— Спишь?

— Нет, не сплю.

— А почему у тебя глаза закрыты?

— Потому что я живу в двух мирах. С открытыми глазами — в одном, а с закрытыми — в другом. Когда я закрываю глаза, я вижу такое!…

— Что же ты видишь?

— Этого рассказать нельзя. Вот закрой глаза, и если у тебя есть что-нибудь заветное, то, что ты помнишь постоянно, — ты, может быть, это увидишь.

— Есть ли у меня что-то заветное… Еще бы!

— Ну тогда закрой глаза!

И Том закрыл глаза и перестал видеть этот мир…. И вдруг услышал далекую музыку. Удивительно знакомую, родную. Эта музыка как будто светилась. Ну да, из озера поднималось свечение. Какое свечение! То самое! Его ни с чем не спутаешь. Но… ведь оно ни от чего не отражалось. Света в его глазах не было. Они были закрыты. Значит, оно само по себе где-то есть. Есть и все. Но — ничего больше нет. Дома нет. Да и от озера остался только легкий туман. И — земли под ногами нет. Он почувствовал, что завис в воздухе, вздрогнул и — открыл глаза.

Свечение исчезло. Но и Дома тоже не было. Его такие близкие светящиеся окошки, где они? Вокруг был черный ночной лес. И где-то высоко в небе зажигались звезды. Они просвечивали в ветках деревьев, мерцали, манили. И вдруг он почувствовал, что это и есть окошки Дома, что ему только казалось, что они близко. На самом деле они далеко, бесконечно далеко. Как звезды. Так это только казалось, что я подхожу к Дому! Вот почему он никогда не открывался! Он был далеко, так бесконечно далеко… Разве можно дойти до звезды?! Значит, до Дома дойти нельзя? Никогда?!

Как сжалось у него сердце! Какая тоска навалилась! И вот тогда-то внезапно послышалась знакомая с детства песенка и высветилось в темноте доброе лукавое лицо и шапка с помпончиком.

— А я что-то знаю…

Знает, конечно, знает. И знание это пересекает отчаянье, как луч темноту. Друг детства, самый верный на свете, с детским име-нем Помпончик.

— Ты здесь?

— Ну конечно.

— Ты пришел на помощь?

— Разумеется.

— Ты что-то знаешь… Но вот что? Ты когда-то пел:

Среди темных веток

Щелочка сквозная,

Загляни, увидишь

Звездочку свою.

Вот я и заглянул. И увидел. Я даже знаю, что такое счастье. Но я знаю, что до него не дойти. Оно далеко, как звезда.

— А кто тебе сказал, что до звезды нельзя дойти?

— Ну это же очевидно.

— Для тебя было очевидно, что Дом рядом. А оказалось, что он очень далеко. Очевидность обманывает. А теперь ты видишь не только глазами. Твое сердце стало зрячим. И ты увидел, что Дом очень далеко. Как звезды. И ты можешь теперь начать путь к звездам.

— Разве это возможно?

— А разговаривать со звездами возможно? Ты что, забыл, что есть те, кто разговаривает со звездами? Сидят тихо-тихо.