Четвертый муж не нужен - Мила Морес

еще и дешевый букет приволок. — Мне сообщили, что ты пришла в себя, я примчался, как только узнал! — сколько наигранной заботы в этом голосе. Что он вообще здесь делает?

— Наташа, — вкрадчивый голос Варвары Петровны едва меня не добил, ее припухшее лицо высунулось сбоку, мышиные глаза взглянули на меня с разыгрываемым сочувствием. Зачем только этот участливый цирк устроили?

— Так, пациентке нужен покой! — пробасил добрый доктор на всю палату. — Максимум по одному и не дольше пяти минут.

— Я бы хотел поговорить с Наташей, — Коленька проявил инициативу, а мне почему-то наедине с ним оставаться совсем не хочется. Хотя чего уж бояться… Если отключит какой-нибудь из аппаратов, мне будет легче. Он все равно ничего от этого не выиграет, только грех на душу возьмет. — Наташа, я так рад, — присел рядом, когда остальные вышли, мою недовольную маму увлекла лицемерная Варвара Петровна, рассказывая о том, сколько счастливых лет «детки» прожили вместе и надо же было такому случиться, непутевая Люська все испортила, а Коленька вообще ни при чем, он — невинная жертва.

Жду, что скажет благоверный, какого еще кота он прячет в мешке. В искренность его переживаний верится с трудом, но спектакль кажется отрепетированным, придется досматривать до конца, тем более деваться мне некуда.

— Чего тебе? — бурчу вялым голосом.

— Наташа, а ты сразу к делу… Все, как раньше, — криво усмехается, противный до ужаса, как я могла с ним делить постель, не представляю. Вспоминаю красивые лица Лосов, их взгляды, прикосновения, улыбки, становится теплее, и есть уверенность, что я к ним еще вернусь. Мое место точно не здесь, не в этом искалеченном теле.

— Давай уже, не томи, — звучит немного обреченно.

— Подпиши вот здесь, — тычет мне листок на плотной подставке, вкладывает ручку между слабыми пальцами, — просто черкани и все.

— Мы уже развелись… — Не понимаю, что он мне дает подписывать, если нас давно ничего не связывает, ни моя смерть, ни моя жизнь никак на него не должны повлиять. Детей общих не было, имущества как такового нет, только… — Что это?

— Формальность, ничего больше… Когда тебя сюда привезли, вызвали меня, я был указан, как доверенное лицо. Все твои вещи передали мне, — Коленька говорит решительнее, точно начал проговаривать заученный текст, небось, написанный Варварой Петровной, — я нашел среди них ключи от твоей квартиры, съездил туда… Столько интересного обнаружил… Эх, Наташка, до чего ты докатилась, — смеется, меня начинает тошнить.

— Чего ты хочешь?

Он придвинулся ближе, наклонился, перешел на шепот.

— Подпиши этот документ, если не хочешь, чтобы твои родители узнали, чем ты промышляла в последние годы, — а лицо-то какое довольное, как же хочется плюнуть ему в рожу, — этой бумажкой ты передашь мне права на свой банковский счет. Плата за молчание, — усмехается так, будто все решено. Похоже, мысленно он уже и мои деньги потратил. Только вот откуда узнал? Может электронный кошелек проверил, я ведь сто лет пароль не меняла. Сумма там крупная, я на половину квартиры собрала. И сейчас этот подонок думает, что я испугаюсь, дам ему то, чего он хочет, лишь бы очистить свое имя. Он уверенно списал меня со счетов, значит, в этом мире я стою одной ногой, только меня в это пока не посвятили.

— Позови мою маму, — говорю холодно, но таким тоном, которому не перечат. Мне уже все равно, какая слава пойдет о Наташе Ивановой, она давно умерла, осталось лишь искалеченное тело. Соседи поговорят обо мне два дня, пережуют скандал, насладятся, пусть даже мое эротическое белье вывесят на балкон, мне все равно.

Мама вошла в компании Варвары Петровны, которую сюда никто не звал, но таких людей обычно и не зовут, они сами приходят туда, где им не место, суют свой нос в чужие дела, дают непрошенные советы.

— Варвара Петровна, оставьте меня с мамой наедине, — мой голос кажется чужим, но рада, что я хотя бы говорить могу.

— Да что же ты, Наташенька, мы ведь одна семья, я поддержать вас хочу. Вот яблок привезла, — тычет на тканевую сумку на сгибе локтя, напоминает мне прошлую убогую жизнь, когда даже со своим пакетом в магазин приходилось ходить, а потом и с тканевой сумкой, потому что любимая свекровь медово-язвительно отчитывала, если я брала на кассе пакет.

— Да идите вы в жопу со своими яблоками, Варвара Петровна! И оставьте меня с мамой наедине!

Как бы тяжело мне ни было смотреть по сторонам, я все же отследила реакцию бывшей свекрови. Она побагровела, затем позеленела, и закончила парад красок чистой белизной. На некоторое время застыла на месте, затем моя мудрая мама любезно развернула ее к двери и слегка подтолкнула.

— Мама, присядь, — указываю глазами на свою койку, сама не знаю, есть ли в этой палате подобие дивана. — Нам нужно поговорить, но очень быстро. Я хочу уйти в другой мир, — мама тяжело вздохнула и всхлипнула, — это не небеса, если что, может другая планета или что-то вроде того. Но только там я буду счастлива. В теле юной девушки с тремя красавцами мужьями. Они носят меня на руках, задаривают, обожают. Я хочу быть с ними… — Делаю паузы, силы на исходе. — Ничего не говори, просто слушай. На моем банковском счету есть крупная сумма, я ее заработала не самым приличным способом, но это не имеет значения. Ты ведь давно догадывалась, что я чем-то таким в интернете занималась. Я прошу, возьмите эти деньги, купите путевку на остров и поезжайте с папой отдыхать. В самое ближайшее время. Отрывайтесь там от души, наслаждайтесь жизнью. Проведите месяц или два на островах, сколько захотите. Это мой вам подарок. И знайте, что я счастлива быть в другом мире.

— Доченька моя, — на пороге появился отец с букетом, медленно подошел, склонился надо мной с глазами полными слез.

— Папа, я буду счастлива там. Пожалуйста, отпустите. Зачем мне быть здесь овощем, если я могу полноценно и счастливо жить в другом мире? Мама тебе расскажет подробнее. Просто отпустите меня. Повторите трижды: я тебя отпускаю. Пожалуйста.

Не знаю, откуда в моей голове эти инструкции, но я чувствую, что все делаю правильно. Кто-то невидимый помогает мне, ведет, придает храбрости и сил, даже чувства к родителям приглушает, чтобы мне самой было легче уйти.

— Я тебя отпускаю, — после долгого молчания со всхлипами сказала мама, — я тебя отпускаю… — она сдерживает рыдания, — я тебя отпускаю.

— Мама, ты еще готовишь пирожки по воскресеньям? — стараюсь улыбнуться, мама на время успокоилась, лишь вытирает нос платком.

— Да, милая, всегда.

— Если у тебя когда-нибудь