Начало России - Валерий Шамбаров

А ко двору Ягайлы хлынули пронырливые поляки, заняли ключевые посты в правительстве и войске, король раздавал им земельные пожалования, рассылал наместниками в города. Началось повальное ополячивание и окатоличивание. Возмутилась даже та часть литовской знати, которая до сих пор поддерживала своего государя против православных. Отпал брат и соратник Скиргайло. Еще один брат, Свидригайло, собрал вокруг себя русских и недовольных литовцев, начал войну. Взял Оршу, Друцк, Витебск. Польских чиновников, попавших к нему в плен, вешал без долгих разговоров.

Но и одолеть Ягайлу не получалось. На его стороне рубились польские рыцари, на католические деньги он набирал немецких и венгерских наемников. А его противники были разрознены. Каждый силился отхватить власть и владения для себя. Литва распалась на уделы. В разгоревшейся усобице лучше всех сыграл Витовт. Реальной помощи Василий I оказать ему не мог, но она и не потребовалась. Сам факт союза оказался мощным козырем. Он стал тестем московского государя, для каждого было очевидно, что он-то и есть самый надежный друг русских и православных. Витовт объявил себя вождем антикатолической партии.

Хотя принципиальностью он никогда не страдал. Войска ему выделил Тевтонский орден. Чтобы получить их, князь принял католицизм, подтвердил, что отвоеванную Жмудь отдаст крестоносцам. А денег на войну Витовт набрал у еврейских ростовщиков, пообещал расплатиться после победы. С армией немецких рыцарей и собравшихся отовсюду сторонников князь осадил Вильно. Далеко не все защитники симпатизировали Ягайле, но они отлично знали нравы тевтонов. Сдаваться отказались, оборонялись стойко, и Витовту пришлось отступить. Ну что ж, тогда он с отрядами крестоносцев начал набеги на земли короля. Жгли, грабили и возвращались на прусскую территорию. Добыча давала князю средства на жизнь, позволяла снарядить следующие вылазки.

Но враги Ягайлы передрались и между собой. Смоленский князь Святослав решил, что настала пора сбросить зависимость от иноплеменников, засылал бояр в Москву, думал, как бы перейти под ее покровительство. Это встревожило правителя Полоцка Скиргайлу. Самому ему было трудно справиться с соседним княжеством, позвал Витовта. Тесть и союзник Василия I в полной мере согласился, что отпускать Смоленск к русским нельзя. Привел к Скиргайле дружины, они помирились. Под стенами Мстиславля их войско сокрушило смолян. Князя Святослава в сшибке конницы насквозь проткнуло рыцарское копье, двоих его сыновей взяли в плен. Витовт и Скиргайло окружили Смоленск. Город остался без князей, многие воины погибли, а осаждающие показывали пленных, требовали капитуляции. Сошлись на том, что Смоленск внес большой выкуп, победители освободили и посадили на престол княжича Юрия Святославовича, но он признал себя уже не союзником, а данником литовцев.

В московском руководстве с 1391 г. обозначились значительные перемены. Блестящий маневр с присоединением нескольких княжеств был подготовлен боярским правительством, которое оставил сыну Дмитрий Донской. Но двадцатилетний Василий после такого выигрыша счел себя уже опытным властителем, похвалы и поздравления кружили ему голову. Он все меньше считался с подсказками бояр. А Софья Витовтовна оказалась вовсе не скромненькой куколкой, какой выглядела сразу после приезда. Характер у нее был властный, жесткий. Проявилась и недюжинная деловая хватка.

Прибыла на Русь бесприданницей, но любящий муж подарил ей богатые вотчины, угодья. У Софьи каждое приобретение вызывало бурную радость, она будто родилась для роли хозяйки. Изучала отчеты старост, тиунов, дотошно опрашивала их. Ездила в села, давала распоряжения, судила и рядила крестьян. Считала все до копеечки, проверяла сданные оброки – хлеб, кожу, сало, мед, сама выбирала, кому и по какой цене продать, куда пустить прибыли. Софья взялась помогать и супругу, разбиралась с состоянием и доходами великокняжеских волостей, промыслов, выявляла ошибки и обманы.

Василий советовался с женой и по политическим вопросам. Она многое слышала от отца, имела собственное мнение. Взгляды государя и государыни во многом совпадали. Василий по-прежнему считал альянс с Литвой наилучшей перспективой, жена укрепляла его в этой мысли. Оба радовались победам Витовта, переживали его неудачи. К их семейным советам примкнул митрополит Киприан. Он-то много лет прожил в Литве, знал ее гораздо лучше, чем Русь. А предполагаемый союз отдавал под его начало паству обеих стран. В результате бояре, старательно оттеснявшие от власти Владимира Серпуховского, сами утрачивали ее. Ключевые решения определял куда более узкий круг: великий князь, его супруга и митрополит.

Заботы перед Василием Дмитриевичем вставали не простые. Смена государя на престоле прошла все же не так гладко и безболезненно, как хотелось бы. Удельные князья его признали, даже Нижний Новгород удалось присоединить, но понесло во все тяжкие Великий Новгород. Это уже стало как бы традицией боярской республики, испробовать на прочность нового государя. С новгородских разборок приходилось начинать свое правление и Симеону Гордому, и Ивану Красному, и Дмитрию Донскому. Совсем недавно «золотые пояса» склонились перед Дмитрием Ивановичем, подписали договор почитать власть Москвы, подчиняться митрополии, платить дань. А Василию объявили: договор заключали персонально с его отцом, он теперь не действует.

Пока у Тохтамыша добывали ярлык на великое княжение, пока Василий водил рать к хану и обратно, Новгород не трогали, силились миром выработать приемлемые условия. Увидят вечевики, что власть Василия держится прочно, и образумятся. Не тут-то было. Заносились чем дальше, тем больше. Выплаты дани прекратились. Из разодравшейся Литвы к новгородцам приехал очередной эмигрант, князь Роман. Его взяли на службу, даже не подумав спросить разрешения у Василия Дмитриевича. А у князя Константина Белозерского дед и отец давно уже не властвовали в родовом уделе, служили Донскому и сложили головы на Куликовом поле. Но внук обозлился, что Белозерским княжеством распоряжается Москва, тоже ушел в Новгород.

В 1392 г. туда отправился Киприан. Торжественно отслужил в храме Св. Софии, его чествовали подарками, пирами. Но когда он вздумал разбирать местные споры, его тут же одернули и предъявили решение веча, что Новгород отделился от Московской митрополии и не признает над собой митрополичьего суда. «Золотые пояса» не забыли послать делегатов и в Константинополь, опять облили Москву ушатом грязи. Это стало последней каплей. Василий I и Киприан в последний раз потребовали от новгородцев соблюдать договор 1386 г. Не подействовало. Тешили себя, что Василий – не Дмитрий. Не зря же он целых три года терпит их своевольство. Значит, слаб, не уверен в себе. Но дальше терпеть государь не стал, в 1393 г. поднял войско. Повел его Владимир Андреевич Храбрый.

Его племянник и московские бояре все же не хотели раздувать серьезную войну. Серпуховскому князю поручили только попугать строптивцев. Он занял Торжок, прошелся рейдом по селениям, разоряя их. Однако выяснилось, что на этот раз сами новгородцы вознамерились всыпать москвичам. Собрали рать, ее возглавили князья Роман Литовский и Константин Белозерский. С полками великого князя они предпочли разминуться, вместо этого ринулись в набег по северным рекам. Разорили и сожгли Устюг, Устюжну, Белозерск, Кличен, обчистили даже храмы, зажиточных людей пытали, вымогая деньги и ценности. А в Торжке, едва оттуда ушла государева рать, новгородские посланцы организовали бунт. Убили наместника, боярина Максима, оставленных в городе чиновников и воинов.

Но сейчас Василий Дмитриевич разгневался не на шутку. Его войско быстро вернулось к Торжку, город не сопротивлялся – большинство жителей не желало воевать против Москвы, а виновных в мятеже и убийствах великий князь велел изловить, к нему доставили 70 человек. Софья Витовтовна советовала мужу поступить так же, как делают в Литве и Пруссии. На Руси редко устраивали публичные казни, а на западе они были обычным зрелищем, Софья и сама не раз ходила поглазеть, как сжигают, расчленяют, вешают преступников, объясняла мужу, насколько полезно устрашить непокорных.

Василий приговорил всех схваченных бунтовщиков к четвертованию. На глазах собравшихся москвичей им поочередно рубили руки, ноги, и после каждого удара провозглашалось: так гибнут враги государя. Впечатление это произвело отталкивающее, народ зароптал. Бояре и священнослужители откровенно намекнули великому князю, что повторять подобные сцены не стоит. Однако новгородцы и в самом деле опомнились. Сообразили, что за свои выходки они могут заплатить чересчур дорого. Городская верхушка явилась к Василию, просила прощения, подтвердила прежний договор.

Ликвидировать внутренний раздрай было для Руси крайне важно. Всего два года назад казалось, что на Орду уже можно не обращать внимания, но все-таки она была могучим организмом – еще раз сумела оправиться от разгрома. Тохтамыш возвратился в Сарай, сплотил вокруг себя мурз и воинов. Его враги, царевичи зауральских татар, ссорились друг с другом и не смогли собрать крупных контигнентов. А Тохтамыш провозглашал, что они – ставленники Тимура. С Тимуром у золотоордынцев были теперь кровные счеты за погибших родственников, уничтоженные селения, его степных вассалов отбросили.