КГБ во Франции - Тьерри Вольтон

После ареста он во всем признался, и УОТ смогло в полном объеме представить тот вред, который нанесли стране эти агенты. Список весьма впечатляет.

С помощью Марка Лефевра – несомненно, самого значительного агента группы – ГРУ удалось получить отчеты НИОБР, планы компьютеров для пусковых установок, компьютеров, контролировавших запуск ракет класса "земля-земля" (баллистическо-стратегических), патент на электронное отключение посадочных полос. Короче, он дал возможность "связать по рукам и ногам наши ударные силы", как выразился в обвинительной речи заместитель прокурора Колетти.

Джованни Ферреро передал почти 1,5 кубометра документов, в частности касающихся: автоматической системы НАТО для наземного управления средствами ПВО; консультативной промышленной группы НАТО (организации, занимающейся стандартизацией промышленного оборудования для армий стран НАТО); программы совместных исследований в области вооружений (американской организации, занимающейся осуществлением некоторых военных проектов стран-членов НАТО); организации снабжения вооруженных сил НАТО; европейской научно-исследовательской организации по ракетам; сведений об американском самолете "F-104", в числе которых отчет о летных испытаниях, сопоставительный доклад ВВС США о летных испытаниях американского истребителя "Т-33" и итальянского истребителя "G-91 Fiat"; отчетов о различных совещаниях и исследованиях ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития, штаб которой находился в Париже).

Во время допросов у Роже Лаваля начались провалы в памяти. Его поместили в психиатрическую лечебницу с диагнозом "слабоумие". На суде он не появился. По словам Фабиева, Лаваль передал ГРУ подробные планы около сотни французских аэродромов, гражданских и военных; документы о радарах из управления авиабазами в генеральном секретариате гражданской авиации (ГСГА); различные документы управления аэронавигации, технической службы гражданской авиации; досье архивно-библиотечной службы ГСГА; планы центра телекоммуникаций национального флота в Росне, учреждения, очень интересного с точки зрения обороны страны.

При обыске, проведенном дома у Сергея Фабиева, были обнаружены химические вещества для тайной переписки (симпатические чернила, белая копирка и т.д.) и частичная отчетность группы с 1969 по 1974 год. Он брал деньги, предназначенные для оплаты агентов из специально оборудованных тайников в лесах Виль-д'Авре и Медона. Контрразведка также конфисковала ультрасовременное радиооборудование, выданное ГРУ, для того чтобы получать приказы и передавать закодированные сообщения – либо в советское посольство в Париже, либо прямо в Москву; приемно-передающую коротковолновую радиостанцию и передатчик, замаскированный в автомобильном радиоприемнике, – для тайной связи с посольством. В военной миссии в Париже Фабиев за 48 часов получил специальную радиоподготовку. Поскольку за зданием миссии постоянно ведется наблюдение, то вполне понятно, что ГРУ пошло на такой риск только ради своего исключительно ценного агента.

В распоряжении Фабиева имелись также многочисленные "почтовые ящики" в Париже и один "живой почтовый ящик" для передачи наиболее объемистых документов. Этот "ящик" содержал Раймон X., попавшийся крайне глупо. Он сам об этом рассказал вскоре после того, как был отпущен под залог.

"Для меня все началось в 1967 году, – утверждал он. – В то время я делал в одном издательстве серию рекламных открыток для фармацевтической фирмы. На каждой открытке был изображен туристический корабль и указаны его технические характеристики. Я хотел, чтобы моя коллекция была по возможности более полной. У меня уже имелись "Франс", "Куин Мэри", греческие корабли, итальянские. Отсутствовали только советские теплоходы, курсирующие по Черному морю. Я поступил так же, как и с западными компаниями, которые запрашивал: позвонил в посольство СССР.

Мне посоветовали связаться с торговой миссией, а точнее, с "Морфлотом" на улице Фезандери. Я пошел туда, показал открытки, которые мы издаем, объяснил цель нашей работы. Сказал, что это, конечно, послужит и рекламой для их компании. Уточнил, что мы не сможем заплатить за авторские права, но в знак благодарности предоставим сотню открыток без рекламных надписей. Мой собеседник, Игорь Мосенков, пообещал проинформировать свою дирекцию, сказав, что сделает все возможное, чтобы мне помочь. Я много раз возвращался к этому вопросу. В один прекрасный день он мне объявил: "У меня есть для вас два диапозитива с нашими кораблями". Он мне также передал их технические характеристики, число пассажиров, название линии и т.п. Мосенков попросил меня поместить аббревиатуру его компании на открытки. Закончив работу, я вернул ему документы: он был восхищен качеством репродукций. Я остался доволен, он дал мне понять, что его компания могла бы мне сделать кое-какие заказы.

Через несколько дней Мосенков снова встретился со мной, для того чтобы попросить у меня эскиз с эмблемой его компании. Возможный клиент? Я с удовольствием дал Мосенкову этот эскиз. Он пригласил меня выпить по стаканчику. Потом мы еще раз ходили в ближайший ресторан пообедать без всяких формальностей. Говорили о детях, о спорте, о делах тоже. "Увидимся", – сказал он мне, когда мы прощались. И мы действительно встречались еще не раз. Наши встречи стали дружескими. Однажды он пришел с крайне встревоженным видом. "У меня сложности, – признался он. – Я хотел бы получать письма от одной приятельницы, но так, чтобы жена ничего не знала". Я посоветовал ему получать письма до востребования, но он заявил, что как иностранец не имеет на это права. Я поверил ему на слово. Тогда я сказал, что, возможно, кто-то из его сослуживцев мог бы ему помочь. "Невозможно, – ответил он, – я знаю только директоров, генеральных директоров. А ты мой приятель, и я счастлив, что у меня есть друг-француз, с которым я могу говорить обо всем на свете…" Тогда я согласился.

Через две недели я получил первое письмо в зеленом конверте, отправленное из пригорода. Это действительно было похоже на любовную переписку. Я поспешил передать его Мосенкову. Через три недели – новый зеленый конверт, и так дальше в течение нескольких месяцев. Один раз я решил, что хватит быть почтовым ящиком. Он пообещал что-нибудь придумать. Но ничего не изменилось, письма продолжали приходить ко мне – примерно одно письмо в месяц. Потом Мосенков перестал говорить дружеским тоном. Он начал мне передавать небольшие суммы за оказанные услуги. Тогда-то я и подумал в первый раз о шпионаже. Предупредить полицию? Я колебался. Я зашел уже слишком далеко и боялся, что меня арестуют. Что тогда будет с моей женой и дочерью? Они останутся одни, без средств к существованию. Петля затянулась. Такой шпион, как я, остается один на один со своим страхом. Он не осмеливается поговорить с женой, с родителями или друзьями. Он один, совсем один".

Суд государственной безопасности, рассматривавший в январе 1978 года дело группы Фабиева, принял во внимание его смятение. Раймон X. был осужден к двум годам тюрьмы, из них полтора с отсрочкой.

Что касается остальных членов группы, то заместитель прокурора Колетти потребовал примерного наказания. "Сурово осудив этих людей, – сказал он, – вы дадите понять остальным, тем, кто во тьме продолжает аналогичную работу, что их ждет". Генеральный прокурор Бетей был еще суровее: "Из этого зала я обращаюсь к тем, кто плетет гигантскую агентурную сеть, лишь одной из составляющих которой является группа Фабиева. Вы должны знать: если человек говорит о себе, что он француз, и продает большие и маленькие секреты Франции, то ему дорого будут стоить "радости белой копирки" и служение советской стороне".

Ранее Дезире Паран, заместитель директора УОТ, пояснил: "Впервые после второй мировой войны мы видим группу ГРУ, полностью состоящую из французов. Ее целью было систематическое ограбление наших передовых технологий. Никогда во Франции мы не встречали ничего подобного, но уверены, что существуют, к несчастью, и другие, те, которых мы еще не обнаружили".

Исключительной группе – образцовое наказание. Сергей Фабиев приговорен к 20 годам тюрьмы, Марк Лефевр – к 15 годам, Джованни Ферреро – к восьми годам, а потом (через год, после обжалования приговора) его срок был сокращен до шести лет.

Дело Вальдимара Золотаренко (несколько лет спустя) во многом похоже на дело группы Фабиева. Также как и в случае с деловым человеком из SERGI, КГБ сыграл на русском происхождении этого нового агента, с тем чтобы заставить его служить матери-родине, даже если сегодняшний СССР и не имеет ничего общего с той Россией, которую столь чтил Золотаренко.

Для него первый контакт состоялся во второй половине дня в ноябре 1962 года на улице Бюси в Париже, в библиотеке "Глоб", специализирующейся на русских и советских книгах. Золотаренко, довольный тем, что есть возможность поговорить на родном языке, легко поддался очарованию корреспондента ТАСС, который в лирических выражениях говорил о вечной России. Они встретились еще несколько раз, разговаривали о литературе, музыке, религии. Андрей Зыков, отлично подготовленный офицер КГБ (под журналистской крышей), сразу почувствовал слабое место этого сына эмигрантов. "Никогда в разговоре со мной он не произносил слов "Советский Союз" или "коммунистическая партия"", – рассказывал Золотаренко на суде в феврале 1984 года, вспоминая четырех офицеров-агентуристов, которые вели его в течение 17 лет предательства.