Залетная гостья (СИ) - Яна Ладина

от которого начинало рябить в глазах, один из веселых вихрей решил почтить меня своим вниманием… Громадная, с красно-желтым оперением и по орлиному крючковатым клювом тварь взглянула на меня своими бриллиантовыми глазами и понеслась в направлении головы! Отчего окружающие ничего странного в поведении фейерверка не заметили, остается гадать.

А я не придумала ничего умнее, как побежать с криком раненого животного обратно в дом. Но тварь нагоняла! Я споткнулась о крыльцо, развалилась на нем в не самой элегантной позе, успела повернуться лицом навстречу опасности и выставить вперед руки. Незнакомое мне заклинание само сорвалось с губ, виски обожгло жаром, кончики пальцев задрожали, и из них вырвался луч ослепляюще белого света.

Сколько прошло времени не знала, поскольку боялась открыть глаза и взглянуть на результат самозащиты. Из оцепенения вырвали аплодисменты. Аплодисменты? Приоткрыв один глаз, оценила обстановку: хлопал Кэнит, а Дар готовился оторвать ему голову.

— Что случилось? — спросила я, опираясь на подставленную подбежавшей сестрой руку.

— Инициация! Инициация! Ты теперь официально считаешься волшебницей! — заорал Кэнит, вырываясь из-под захвата старшего брата. — Теперь Даргомас попляшет! С твоим запасом неистраченной за четверть века энергией ты можешь заставить его сплясать польку! — продолжал веселиться младший сын, когда отец ухватил его за отделанный кружевами рукав камзола.

— Уймись! — прогремел он, прилично встряхивая парня. — Что, если бы она не успела отреагировать? К испытаниям такого рода готовятся не год и не два!

— Но, отец, ты не видел, как она врезала ему в челюсть и как он отлетел в сторону… — принялся оправдываться Кэнит, не оставляя попыток освободиться.

Тогда я еще не могла оценить последствий этой некой инициации, из-за которой так перепугался Магорус, что не пожалел своей строгости по отношению к сыну. Зато последующие два дня прошли в глубоком обдумывании отвешенной брату оплеухи и открытии в себе новых граней. Стихийность уже успела проявить себя, поэтому ее проявлениям — то тут то там загорающейся мебели, шторам, обрушившемуся с потолка дождю и прогремевшей грозе — с легкой подачи Дара никто не удивлялся. А вот когда я внезапно принялась левитировать в неподходящей для этого библиотеке и приземлилась на одном из самых высоких стеллажей — стало не до шуток. Никого рядом не было, Кир занимался своими прямыми обязанности. Пришлось проявить сноровку и чудеса ловкости при приземлении вместе с книгами и опасно накренившимся под моим весом шкафом, который едва не завалился, как кости домино вслед за собой опрокинув стоящие спереди и сзади без малого четыре подобные ему копии.

А когда вчера я проснулась и отправилась умываться, то обнаружила в зеркале незнакомого мне человека! Это была одновременно я и не я: девушка с острыми чертами лица, залегшими под глазами тенями и слегка волнистыми нерасчесанными волосами градиентой окраски. Если кончики были светло-русыми, то ближе к середине уже отливали приличным медным оттенком, а у корней вовсе стали благородного орехового цвета. Одним словом, раскраска. Несочетаемый кошмар парикмахера. А когда Дармир решил провести следственный эксперимент и попросил повторить вслед за ним пару тройку незнакомых мне слов, при этом представляя в голове что-то материальное, чего бы я желала в данный момент (а в тот самый злополучный момент я желала преспокойно почистить зубы), то в итоге получила измазанную зубной пастой спальню и хохочущего брата. Смешно.

И вот сейчас, представляя, что мне придется потратить полдня попусту вместо того, чтобы почитать наконец очередную главу почти родного мне талмуда, посвященную местному пантеону, приуныла. Я уже вызнала некоторые основы у Дара, которые с легкой руки поддатого эльфа из парка пошатнулись (он выбивался из общепринятого эльфийского канона красоты). А теперь мечтала углубить познания, чтобы было что по возвращении домой вспомнить, превратив однажды для собственных детей и племянников в сказку.

Как сообщалось в книге, боги этого мира — такие же пришельцы как и я. Только взяли и появились из ниоткуда, а точнее, из иного мира, в котором никто им был не рад. С Латусом все было ясно: балагур, хитрец, умелец по заговариванию зубов… Для меня этот бог отождествлялся с Гермесом, греческим богом торговли. Помимо этого он был проводником душ в загробный мир, что делало его схожим с Латусом — тот в свою очередь открывал врата в измерение, в котором в покое и уединении пребывали души до своего следующего вселения в чье-либо тело.

Подлунный мир, откуда пришел Латус и другие боги, занимающие менее значимое место в пантеоне, перестал существовать по неизвестным причинам некоторое время спустя после их пришествия на материк Кирталамгар. Даже сильно захотев, они больше никогда не смогли бы вернуться.

Пришельцы адаптировались не сразу. В отличии от привычной среды их существования, в этом мире ночь сменялась днем, а не царил как им было привычно вечный непроглядный мрак, сумрак или изредка звездная ночь. Первыми словами Латуса, повстречавшего случайного путника на дороге однажды ночью, впоследствии ставшего автором изучаемого мной трактата и первым жрецом нового бога, были слова удивления: ночное время суток показалось ему невозможно ярким, ослепляющим и таким многоцветным! Латус обратился зеркальной копией встречного ему крестьянина-человека и, как сообщалось в дальнейшем со слов составителя трактата, путешествовал по материку изучая и привнося необходимые на его взгляд корректировки.

Одним из первых деяний самопровозглашенного бога стало покровительство над угнетенными расами, которое вампиры, оборотни, гномы и некроманты получили в ходе кровопролитной войны, закончившейся свержением Инквизиции очень мерзкими и под частую грязными методами. Латус сунул нос и в эльфийские земли, где его мирный визит приняли за вторжение. Так начался второй виток войны. Лилиень, в отличие от Латуса, порождение природных сил этого мира, создательница Первоначальных — эльфов, противопоставила темному началу свое светлое. Но в абсолюте силы оказались равны: в поединке они столкнулись как разнонаправленные векторы и загасили друг друга. Лилиень и Латус заключили соглашение, согласно которому они сосуществуют независимо друг от друга. Их интересы никогда не пересекаются, а общим врагом остается Аркаатарус, заключенный Латусом в подземной темнице где-то в глубине искусственно созданных Рубрских гор на южной границе земель Думадара.

Пантеон Дня и Первоначального Света принадлежал этому миру, некогда названному миром Лучистой энергии, до тех пор, пока люди не подчинились Аркаатарусу и не начался хаос. Магия была под запретом, все непокорные инквизиторам жесткого кончали свои дни на кострах, уходящих кровавым пламенем в закоптелое небо, а племена оборотней и сбившиеся в группы нелюди ждали предсказанное «пришествие еще большего зла, которое избавит их от страданий и гнета». Хотя их бог и был повержен, но культ до сих