Принцесса дачного поселка - Лана Балашина

Алла горько сказала:

— А ведь кое-кто утверждал, что акций ему никаких не надо. И вообще, настаивал на отсутствии родства с Тобольцевыми. Кровного родства, я имею в виду.

Я взял Леру за руку, притянул к себе.

— Вам придется иметь дело со мной, — твердо ответил я. — Валерия Николаевна о своем решении известит вас письменно.

Михаил Исаакович одобрительно посмотрел на нас, и кивнул:

— Оно и правильно. А вам, Алла, я посоветовал бы тоже поговорить с мужем, посоветоваться с отцом. Насколько я помню, он был компаньоном Володи и даже дружил с ним какое-то время.

Алла огрызнулась:

— Вы прекрасно знаете, что я не поддерживаю с отцом никаких отношений, после того, как он оставил маму ради своей любовницы.

Он вздохнул:

— Вот вам и прекрасный повод возобновить родственные связи. Впрочем, это я так, по-стариковски. А маму вашу я прекрасно помню, замечательной красоты женщина была. Передавайте ей привет от меня, когда-то мы знались довольно близко.

Мне показалось, Алла жалеет, что не сдержалась и наговорила лишнего. Только поэтому я допустил, чтобы она подошла к Лере:

— Я хочу просить у вас прощения, вы ведь здесь тоже в пострадавших числитесь, как я понимаю. Я тоже знаю, как неприятно узнать, что у твоей матери был любовник. Да и с вами все так неоднозначно. В этом мире так все сложно, что и детей, рожденных в законном браке, могут лишить всех прав, а ребенка, прижитого любовницей чуть ли не в детском возрасте, вознести до небес, только потому, что он — мальчик, и по капризу природы похож на своего отца. Но это все ненадолго, так что вы не привыкайте особенно, ладно?

Лера отшатнулась от нее:

— Алла, вы с ума сошли? Вы хоть сами понимаете, что говорите?

Кажется, вечер перестал быть томным!

Я решительно подхватил Леру под руку, на ходу повернулся к Алле и сказал, пожимая плечами:

— О Господи, и как вас только без намордника держат?

В ярости она сломала очки, которые вертела в руках, и зашвырнула их в угол.

На выходе из комнаты мы налетели на остолбеневших Андрея и Гошу. Лера выхватила Даньку, который вцепился в какой-то огромный фолиант, и буквально утащила его.

В открытые окна было слышно, как Андрей гневно спросил Аллу:

— Что ты ей наговорила? Что?

И холодный ответ Аллы:

— Я твоей принцессе ничего, кроме правды, не сказала.

— Ты еще большая дрянь, чем я думал!

— Нет, просто тебе правда не нравится!

В комнате явно назревал незамысловатый скандал.

Гоша выскочил следом за нами.

— Лера, да что случилось-то?!

Лера промчалась к себе в комнату, дверь за ней захлопнулась.

Мы остались на веранде. Сергей недобро посмотрел на Игоря и пошел наверх.

Спустился он расстроенный.

— Не пускает. Говорит, ей надо побыть одной. Что там у вас произошло?

Игорь потоптался и ушел:

— Алла очень удачно выбрала время для скандала. Пойду, а то он ее убьет, как раз Земцову на майорские погоны.

Сергей еще два раза поднимался к Лере, но она его не пускала. Притихшие дети уселись на садовую скамью в тени дерева.

Я побросал вещи в сумку, подошел к двери, тихо поскребся.

— Лера, я уезжаю. Давай простимся, что ли?

Дверь немедленно открылась, и появилась зареванная Лера. Она прижалась ко мне и сказала:

— Ты даже не знаешь, как я тебе благодарна! Я думала, что умру.

Она с тревогой на меня посмотрела:

— Подожди, ты же не обедал сегодня!

Я махнул рукой:

— По дороге перекушу где-нибудь. Не хочется тебя оставлять в этом гадюшнике, но надеюсь на Сергея. И, как начальник, приказываю: как только вам разрешат уехать, двигайте домой. Мне тут, на югах, что-то разонравилось отдыхать. И вам не советую.

Мы спустились к Сереге, и Лера немедленно перешла в его руки.

— Могли бы и не целоваться, пока я не уехал, — недовольно сказал я.

Сергей прижал голову Леры и сказал:

— В том-то и дело, что не можем. Видишь, не получается! — он наклонился к ней и поцеловал в висок.

Я протянул руку Сергею.

В этот момент рядом с нами возникла озабоченная мордаха Даньки.

— Мама, тут тебе письмо, кажется.

Лера взяла листок в руки и встревожено спросила:

— Где ты его взял?

— Он в книге был.

Мы склонились над листком.

Ровным, аккуратным почерком вверху было написано:

«Милая Лера! Я понимаю, как страшно виноват перед тобой и перед Андреем. За свои поступки я привык отвечать сам. И объяснить все должен сам. Я всегда был для Андрея непререкаемым авторитетом. Когда я понял, что он серьезно увлечен тобой, я рассказал ему о том, что ты — моя дочь. Андрей не отдалился от меня, но, я знаю, он никогда не был счастлив. И вот, спустя почти десять лет, я узнаю правду. Мало того, что я разрушил счастье сына, я еще и лишил себя радости общения с внуком. Я прошу тебя только об одном: не надо больше громоздить ложь. Пусть он знает, кто его отец. Так получилось, что я узнал правду, когда жить мне осталось всего ничего. И теперь я огорчен только тем, что у меня уже нет времени на то, чтобы стать ему достойным, любящим дедом. И еще одна просьба: я уйду спокойным, зная, что будущее моего внука обеспечено. Пусть деньги, которые я оставлю тебе, пойдут на его обучение, помогут ему определиться с жизненным выбором. В конце концов, так должно было быть, если бы я тогда не вмешался. В свое оправдание могу только сказать, что не знал, насколько глубоко зашли ваши с Андреем отношения. Я не хочу и не могу жить...»

Письмо обрывалось на этих словах. Видимо, кто-то прервал пишущего или помешал, сбил с мысли. Он отложил его, а дописать не успел.

Мы с Сергеем переглянулись:

— Надо звать Андрея. Как ты думаешь, что он имел в виду? Не могу и не хочу жить? Что же, это — самоубийство?

Сергей покрутил головой.

— Знаешь, он сильный мужик, у него оставались неоконченные, но очень важные для него дела — не мог он вот так запросто взять и застрелиться.

Лера вздохнула:

— А может, он хотел сказать: «Я не хочу и не могу жить во лжи» или что-то в этом роде?

Сергей сказал:

— Теперь мы никогда наверняка ничего не узнаем.

Лера поморщилась:

— Зато Земцов обрадуется. Может, не показывать его никому? Оно все-таки мне написано. И, замечу, очень личное.

Я покрутил головой.

— Знаешь, я согласен с Владимиром Георгиевичем, ложь редко бывает во благо. Кого сейчас удивишь историей супружеской измены тридцатилетней давности?

Лера оскорбленно сказала:

— Двадцатипятилетней, положим.

Я примирительно сказал:

— Ну, извини, ошибся.

Я кивнул Сергею:

— Отдайте письмо Земцову, только с Андреем предварительно все-таки посоветуйтесь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});