Я всё ещё влюблён - Владимир Бушин

— Да, да, докажите ему, по крайней мере, что вы знаете французский язык лучше, чем Блинд, — насмешливо сказал Энгельс и увлек Маркса к выходу.

После долгого неподвижного сидения в закрытом зале им захотелось пройтись и подышать свежим весенним воздухом. Гуляя, они забрели в городской сад. Весна была здесь во всем зрелом блеске. Где-то в глуши им попалась уединенная скамья, и они блаженно опустились на нее, откинулись на спинку, вытянули ноги.

— Ах, красота! — Маркс потряс головой и закрыл глаза. — По-моему, этот сад не только неизмеримо прекраснее, но и гораздо умнее, чем правительство Брентано. Если бы я не истратил все свое красноречие там, я объяснил бы этим деревьям необходимость похода на Франкфурт, и они, я уверен, пошли бы.

— Вне всякого сомнения, — охотно согласился Энгельс. — Как Бирнамский лес.

Они помолчали, наслаждаясь прохладой тени, свежестью воздуха, буйством зелени.

— Знаешь, — вдруг встрепенулся Маркс, — я зверски проголодался. За этими словопрениями мне некогда было поесть. Надо бы куда-то пойти пообедать, но у меня нет сил…

— Я же тебе внушал: ешь, — нравоучительно сказал Энгельс. — Не хватает еще, чтобы из-за этих господ мы померли голодной смертью. — Он полез в кармам, достал оттуда что-то завернутое в салфетку и протянул другу: — А ну…

— Что это?

— Ветчина.

— Откуда?

— Да оттуда! — Энгельс весело засмеялся. — С того самого стола.

— Фридрих! Ты с ума сошел! Правительственный обед… А если бы кто заметил?

— Кажется, министр внутренних дел заметил. Но мне наплевать. Что дороже — твоя жизнь или чье-то мнение обо мне? Уж если от Брентано нельзя добиться ничего больше…

— Но когда ты успел?

— Это уж мое дело. Тайна мастера.

— Тут и хлеб!

— Кто же ветчину ест без хлеба?

Маркс тоже засмеялся и принялся за еду.

Глава девятая «ЕСЛИ МЫ БУДЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ, КАК КОШУТ…»

По последним сведениям, которыми располагали Маркс и Энгельс, временное правительство Пфальца должно было находиться в Шпейере — в городе, стоящем при впадении одноименной реки в Рейн, то есть на границе с Баденом, на самом восточном краю Пфальца. Туда на другой день утром друзья и отправились. Там они прежде всего надеялись повидаться со своим добрым приятелем Д’Эстером. Они хорошо знали его по Кёльну. Карлу Людвигу Д’Эстеру около сорока. Врач по профессии, он примкнул к революционному движению и вступил в кёльнскую общину Союза коммунистов, являясь одновременно членом Центрального комитета демократов Германии. До конца прошлого года, когда оно было разогнано кайзеров, Д’Эстер был депутатом прусского Национального собрания, принадлежа к наиболее решительным деятелям левого крыла. У этого человека за плечами довольно богатый и разнообразный опыт, как жизненный, так и политический. Поэтому, когда началось восстание в Пфальце и он явился туда, то без особых усилий с его стороны приобрел большое влияние на членов временного правительства и на правительство в целом.

Маркс и Энгельс, естественно, рассчитывали воспользоваться и влиянием своего друга, и его осведомленностью во всех делах восстания. Но, увы, в Шпейере их ждала досадная неожиданность: правительство переехало в Кайзерслаутерн, с ним отбыл и Д’Эстер. Новое местопребывание правительства имело то преимущество, что находилось в самом центре Пфальца, но теряло бесспорное достоинство Шпейера, который находился в непосредственном соседстве с Баденом, с товарищами по восстанию.

Досада друзей была в значительной мере скрашена неожиданной встречей с Августом Виллихом. В недавнем прошлом прусский офицер, он уволился из армии, стал членом Союза коммунистов, деятельным революционером. Когда началось восстание в Пфальце, Виллих вместе с некоторыми другими соотечественниками, главным образом рабочими — участниками революции, находился в изгнании во Франции, в городе Безансоне, всего в нескольких десятках километров от Германии. Там он сформировал отряд — безансонскую рабочую роту — и явился с ним на помощь восстанию. Здесь в Пфальце, отряд увеличился до нескольких сот, окреп и стал деятельной боевой силой.

— Я полагаю, вы сразу, как только прибыли в Шпейер, поняли, в чем сейчас главное отличие Пфальца от Бадена? — мрачновато улыбаясь, спросил Виллих.

— Да нет, еще не успели, — сказал Маркс.

— Ну, тогда пойдемте в ближайший трактир.

— Охотно, — ответил за себя и за друга Энгельс. — Трактир — далеко не самый худший наблюдательный пункт для изучения обстановки в стране.

И они пошли в трактир, потом во второй и в третий. Картина везде была одна и та же: многолюдство, шум, бесконечные тосты. Граждане свободного Пфальца веселились!

В последнем из трех трактиров друзья задержались подольше и не ограничились ролью наблюдателен: сели за единственный свободный столик и заказали по бутылке пфальцского вина.

— Чтобы непременно прошлогоднего сбора! — строго сказал Энгельс лакею.

— Конечно, конечно, сударь, — весело ответил тот.

Вино, приготовленное из винограда урожая 1848 года, было отменным, и оно долго еще будет славиться среди знатоков как едва ли не самое лучшее за весь девятнадцатый век.

Лакей очень скоро принес бутылки и хотел было сам разлить вино по стаканам. Энгельс остановил его:

— Только откройте, разольем мы сами.

Он взял открытую бутылку и не спеша стал разливать.

Ему доставляло явное удовольствие и видеть и слышать, как льется светлая мягкая струя. Когда стаканы были полны, он поднял свой и, любуясь, сказал:

— Ах, какой цвет, какая чистота! Вы только взгляните!

Вокруг слышался веселый говор, смех, мелькали оживленные лица, в одном углу провозглашали тост за революцию, в другом — за свободу, в третьем — за непобедимый пфальцский народ…

Поставив опорожненный стакан, Маркс невесело проговорил:

— Вино прекрасное, но какое разочарование принесет этим весельчакам прусская армия!

— О да! — подтвердил Виллих. — Пруссаки их отрезвят.

За соседним столиком полноватый, лет сорока господин в расстегнутом жилете и спущенном галстуке — сюртук он уже давно снял и повесил на спинку стула — услышал этот разговор и вмешался:

— Простите, сударь, в каком смысле пруссаки нас отрезвят?

— Да в самом прямом, — ответил Виллих. — Весь хмель выскочит у вас из головы.

— Но и в переносном тоже, — сказал Энгельс. — Пруссаки отучат вас ораторствовать о своей непобедимости.

Разгоряченное вином лицо полноватого господина запылало еще ярче.

— Во-первых, — возбужденно возгласил он, — пруссаки никогда не решатся вступить на землю свободного Пфальца, если мы будем едины и решительны. А во-вторых, если и решатся, то их ждет гибель, если мы будем действовать, как Кошут в Венгрии!

— Слишком много «если», сударь, — насмешливо сказал Маркс.

— Да уж вы не вражеские ли лазутчики? — Господин пробежал помутившимися глазками по лицам всех троих и повернулся к тем, кто сидел с ним за одним столом: — Господа, вы только послушайте, что они говорят. Это прусские агенты!

— Именно они и есть. — Энгельс звучно стукнул пустым стаканом о стол. — И присланы мы сюда его величеством королем Пруссии с единственной целью опустошить ваши винные запасы. Вот за один сегодняшний день допиваем девяносто вторую бутылку. — Он разлил остатки вина по стаканам.

— Нет, вы шутки-то уж оставьте! — Полноватый господин стал подтягивать галстук да застегивать жилет, словно готовясь идти куда-то. — Тут не глупее вас.

Допили вино, и Маркс сказал:

— Ну его к черту, Фридрих. Оставь. Не хватало, чтобы нас задержали как шпионов. Не надо давать им повод для веселья.

— Да, — согласился Энгельс, — это было бы глупо. Пошли отсюда.

На улице уже смеркалось. Они побродили по городу, наблюдая всюду картины безмятежного веселья и патриотического легкомыслия, и отправились на ночлег в расположение отряда Виллиха.

Наутро путь лежал в Кайзерслаутерн. Виллих не согласился отпустить Маркса и Энгельса одних и не только сам поехал с ними, но и взял трех волонтеров для охраны.

В столицу прибыли уже к вечеру, но, по счастью, удалось довольно быстро разыскать Д’Эстера. Остановились, конечно, у него. Как и ожидалось, Д’Эстер был в курсе всех дел и толково помог сориентироваться в обстановке. Тут же было решено, что Виллих завтра вернется к своему отряду в Шпейер, а Маркс и Энгельс не будут, как в Бадене, стремиться к встрече с членами временного правительства, а пока продолжат изучение ситуации путем наблюдений за обстановкой в городе. Условились, что Маркс возьмет на себя изучение государственно-административной стороны, Энгельс — военной.

Канцелярии Центрального управления временного правительства, на которые были возложены функции министерств и департаментов, располагались на главной площади города в так называемом Фрухтхалле — в большом крытом помещении для торговли фруктами и овощами, где с помощью перегородок создали множество комнат, приспособленных для кабинетов. Туда утром и направился Маркс.