Мачо чужой мечты - Дарья Донцова

Но еще более странными оказались гости. На самых почетных местах сидели: бывшая жена Анчарова, две дочери Константина Львовича и женщина, которая вроде тоже являлась ребенком Анчарова, но родила ее не бывшая супруга, а какая-то другая тетка, и присутствующие считали ее воспитанницей. У всех на лицах играли самые искренние улыбки, все бабье называло Анчарова «папочка», и без конца кричали:

– Горько!

А еще сумасшедшая семья в едином порыве заявляла:

– Вот бы у Светочки родился мальчик, а то у нас сплошное женское царство.

Сначала Маша не разобралась, кто есть кто в развеселой компании, но когда наконец вычислила чужие родственные связи, поразилась до остолбенения. До Руфи домработница служила у генерала Никонова, вот там все шло, как у нормальных людей. Вторая жена ненавидела первую, а та регулярно звонила и требовала от прежней денег на содержание великовозрастного сына. Тетки постоянно закатывали военному истерики, доводили его до трясучки и запоя. Вот это было понятно, а тут странные отношения, любовь и дружба. Наверное, притворяются, все-таки все актрисы. При этой мысли Маша успокоилась, но потом ей в голову пришло иное соображение: а зачем Анчаров позвал «бывших» на пир? Мог и не приглашать родственниц! И Света довольна, целуется со всеми. Нет, эти люди искусства просто развратники, ясно же, что прежнюю жену надо бить поленом.

После свадьбы Света поселилась у Анчарова, к Руфи она прибегала каждый день, показывала быстро увеличивающийся живот и восклицала:

– Точно мальчик. Уже имя придумали, назовем Левушкой в честь отца Анчарова.

Если же актрисы не оказывалось дома, Света набрасывалась на Машу, теперь она самозабвенно рассказывала о генеалогическом древе Анчарова, и домработница узнала, что у Константина Львовича в анамнезе имелось три супруги. Одна давным-давно умерла, вторая тоже на кладбище, в этих браках детей не было, зато третья мадам Анчарова родила двух дочерей. Семья развалилась по обоюдному согласию, Константин Львович до сих пор содержит родственников, а еще он патронирует приемную дочь. Лето Света планирует провести на огромной подмосковной даче, в необъятном, старом, столетнем доме, половина которого принадлежит предыдущей супруге.

– Че, – не выдержала один раз Маша, – так усе вместе и жить будете?

– Конечно, – с жаром воскликнула Света, – большая семья – это счастье! Все так хотят мальчика! Скоро уж Левушка родится!

Маше оставалось лишь вздыхать украдкой, похоже, у внучатой племянницы Руфи крыша начисто съехала набок, разве это семейная жизнь? Позор! Света вроде как в гареме.

Кстати, Руфь, пообщавшись со Светочкой и выслушав очередные восторги воспитанницы по поводу еще не рожденного младенца, уходила в спальню и надолго оставалась там. Один раз Маша в щелочку увидела, как хозяйка достала из комода икону и усиленно молится. Ей-богу, все постепенно лишались ума. Руфь Соломоновна никогда до этого не была религиозной, и потом, если разобраться в сути вопроса, актрисе следовало ходить в синагогу.

Лева родился больным, когда Света поняла, что мальчик навряд ли сумеет самостоятельно передвигаться, она впала в истерику. Вся семья Анчаровых тоже принялась рыдать. Видя столь большое горе, Маша невольно подумала: «Откажутся от парня, сдадут в приют и забудут». Домработница считала такое поведение само собой разумеющимся. Света еще молодая, родит другого, здорового, никто не осудит ее, зачем заботиться об уроде? Маша была абсолютно уверена, что Светочка поступит именно так, и поэтому, когда Руфь через месяц после появления Левы на свет сказала Маше: «Изволь нормально накрыть на стол, у нас сегодня соберутся Анчаровы», – домработница с облегчением вздохнула.

Вот и славно, семья привыкла сообща решать проблемы, мальчика собрались отдать государству.

Но вышло не так, как предполагала Маша. Бледная Света решительно заявила собравшимся:

– Я бросаю учебу и все мысли об артистической карьере, посвящу себя Левушке.

Домработница ахнула, бывшая жена вскочила с кресла и бросилась обнимать Светочку.

– Конечно, я помогу тебе.

– Будем приходить каждый день, – закричали дочери Константина Львовича.

– У меня есть знакомая массажистка, – оживилась воспитанница режиссера.

Маша уползла на кухню, у прислуги кружилась голова. Нет, они все психи! Домработница очень хорошо относилась к Свете и понимала: лучше всего забыть про урода, строить свою жизнь без него, и родственники обязаны подсказать глупой бабе этот путь. Но они сейчас составляют планы спасения младенца, которому лучше бы не появляться на свет!

Анчаровы сообща взялись за Левушку. Света села дома и принялась заботиться о любимом сыне, вокруг инвалида роем вились врачи, медсестры, массажисты, психологи, воспитатели. Анчаровы покупали дорогие лекарства, развивающие игрушки, постоянно тормошили мальчика и, что особенно поражало Машу, считали его нормальным.

Приходя к Руфи вместе с сыном, Света, раздев его, спрашивала:

– Левушка, хочешь пить?

Ясное дело, тот молчал в ответ, но мать радостно продолжала:

– Левочка сейчас желает послушать музыку.

Иногда во время беседы с Руфью Света поворачивалась к безучастно лежавшему на диване тельцу и осведомлялась:

– Как думаешь, бабушка права?

Никаких видимых изменений с ребенком не происходило, однако мать удовлетворенно кивала и продолжала:

– Молодец, внук должен всегда поддерживать бабулю!

Чем чаще происходили подобные «беседы», тем сильнее Маша укреплялась в своем мнении: Анчаровы психи, более того, они заразили сумасшествием и Свету.

День, когда Лева наконец сел, в семье объявили государственным праздником, а потом мальчик неожиданно заинтересовался карандашами, и к нему незамедлительно приволокли преподавателя из Строгановского училища, тоже явно ненормального. Вместо того чтобы возмутиться при виде скособоченного двухлетнего малыша с явными признаками дебилизма, профессор начал сюсюкать и малевать для Левы картинки. Подобное липнет к подобному, Анчаровы притягивали безумных людей. Самой Маше Лева не нравился, она брезговала взять его на руки, слава богу, об этой услуге ее никто не просил. Вокруг Левы было в достатке людей, обожавших целовать, обнимать, тискать и тормошить жуткого мальчика.

В конце концов Маша смирилась со случившимся и поняла, что Света, как это ни странно звучит, совершенно счастлива.

Двенадцатого ноября, тот день домработница запомнила на всю жизнь, ровно в восемь утра в квартире Руфи раздался телефонный звонок. Искренне удивленная столь ранним вызовом, прислуга сняла трубку и услышала голос бывшей жены Анчарова:

– Позови Руфь!

Дама была чем-то до предела взволнована, обычно она вежливо здоровалась и даже справлялась о здоровье Маши.

Хозяйка побеседовала с экс-госпожой Анчаровой, побелела и приказала домработнице:

– Бегом к метро, купи газету «Треп».

Маша поразилась до глубины души, до сих пор актриса просматривала лишь «Культуру» и «Литературку», желтая пресса никогда не интересовала Руфь Соломоновну.

Не успела прислуга вернуться с улицы, как хозяйка схватила листок и заперлась в спальне, затем весьма неожиданно приехал Константин Львович, он вбежал в комнату к Руфи, и довольно долгое время оттуда не доносилось ни звука. Через два часа примчалась экс-мадам Анчарова, ее дочери и воспитанница. Машу спешно отправили на дачу за якобы забытой там телефонной книжкой. Но домработница уже успела еще раз сгонять к подземке, купить второй экземпляр «Трепа» и прочитать статью за подписью Рольф.

Дальше события понеслись, словно бешеная лошадь. Руфи начали звонить и ломиться в дверь журналисты. Актриса плакала и безостановочно говорила бывшей жене Анчарова, которая не покидала Гиллер ни на минуту:

– Наверное, я виновата. Но как мне следовало поступить? Лиза не сказала Свете правду про отца, я не знала о ее романе с Константином. Истина выплыла после их бракосочетания, беременность уже не прервать, пятый месяц шел. Я думала, все обойдется, никто не узнает. Лиза умерла, она никому, даже Косте не сообщила о рождении девочки, знали правду лишь я да она. Каким образом журналист дорылся до истины? Я боялась нанести травму Светочке, если бы она посоветовалась со мной до похода в загс, я мигом разубедила бы девочку. Но поздно! Ребенок уже шевелился! Я решила, пусть трава забвения вырастет на могиле тайны, не стану убивать Костю и Свету, никто, никогда, ни в коем разе не узнает семейной тайны. Господи, как это выплыло! Наверное, я виновата.

И далее по кругу. Маша ходила по квартире, прибитая ужасом, соседи во дворе шептались и, не стесняясь, тыкали в домработницу пальцем. А потом произошло самое страшное, Света покончила с собой, взяв на тот свет и обожаемого Левушку, следом ушел из жизни Анчаров…

Прислуга замолчала, я тяжело вздохнул. В принципе Маша не открыла мне ничего нового. О трагедии, случившейся в семье Анчаровых, рассказал Коэн, вот только я не знал о родственных нитях, связывающих Гиллер и несчастную Свету.